Конец игры с продолжением

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не катастрофа, в которой Игнат погиб. Страшно признаваться самому себе, но Глеб Владимирович испытал что-то сродни облегчению. Словно давно и безнадежно больной человек наконец-то обрел покой, покинув этот мир и освободив их всех.
Инга об этом догадывалась и в первые месяцы почти с ним не разговаривала. Если бы не Шныров, они бы точно разъехались.
– Вам нельзя этого делать, дорогие мои, – увещевал он, сидя в их доме за чаем. – О тайне Игната не знает никто. Если вы станете вести себя неразумно, найдутся желающие эту правду достать. Вываляют его имя в грязи, а заодно и ваши…
Он помог им не сойти с ума: ей от горя, ему от отвращения к себе.
– Инга. – Глеб Владимирович потянулся к ее руке. – Давай все оставим как есть. Прошел год. Надо смириться. Все мы смертны. Все уйдем. Просто по-разному.
Она словно его не слышала, в упор глядя на блюдце с бутербродом. Потом осторожно поставила его на стол, разгладила на столе скатерть и глянула на мужа с загадочной улыбкой.
– Глебушка, а ты знаешь, за что я тебя особенно ненавижу? – неожиданно задала она вопрос, который он счел весьма странным.
Ее ненависть никогда не озвучивалась прежде и не обсуждалась. Она ненавидела его всей душой, но тихо, молча, про себя.
Впервые! Она заговорила об этом впервые.
– За что? – буркнул он, поняв, что без его вопроса она не продолжит.
– За то, что ты убил нашего Игната. Ты! Ни за что. Просто из-за дурацких подозрений. И это еще не все…
Инга Сергеевна медленно поднялась из-за стола и тяжелой походкой двинулась к буфету. Она выдвинула средний ящик, порылась, достала что-то и пошла обратно к столу.
Это была фотография. Она осторожно положила ее перед ним на стол. Он дотянулся до очков, которые всегда лежали слева от него. Надел их. Поднес фотографию ближе к глазам. И тут же уронил ее обратно. Произнес со стоном:
– Этого не может быть!
– Может, Глебушка, может. На этой фотографии наш сын со своей девушкой, которая до сих пор его оплакивает. Они собирались пожениться и нарожать нам внуков. Но ты… Ты, не разобравшись, избил его. Выгнал из дома…
– Он сам ушел. – Глеб Владимирович стащил очки с переносицы и впился щепотью пальцев в левый висок. – Я не выгонял его!
– Но страшно обрадовался, когда его не стало. Ты даже не скрывал этого. И за это я тебя особенно ненавижу, Глебушка. Что такого страшного произошло, раз ты так с ним обошелся? Ты думал, он спит с мужчинами? И что с того? Он был жив! А теперь… – Она закачалась на стуле, с каждой минутой все сильнее и сильнее, того и гляди свалится на пол. – А теперь его нет, и ты радуешься. Радуешься, что избавился от изгоя! За это я тебя тоже ненавижу. И за то, что ты сделал ошибочные выводы. И за то, что… Умри, Глебушка! Сделай милость, умри раньше меня!
– Тебя это сделает счастливее? – Он так глубоко оскорбился, что не нашел в себе сил дать ей пощечину. – Если я умру раньше тебя? Для чего тебе моя смерть?
– Хочу ходить на твою могилку, Глебушка. – Она с улыбкой прикрыла глаза и добавила: – Хочу плевать на нее…
Все время до обеда они тщательно избегали друг друга. Глеб Владимирович ушел в сад и провозился с малиной пару часов. Чем занималась его супруга, он не знал. Ему было неинтересно. Противно даже думать о ней.
Как же скверно…
Как же скверно она с ним поступила! Узнала что-то новое, хорошее об Игнате и не рассказала ему. Предпочла, чтобы он жил с мучительным ощущением в сердце, что он не отец, а мерзавец. Он неправильный, несовременный, закостеневший вояка. А он ведь так и жил весь минувший год – презирая себя.
А она…
Нет, такое спускать было нельзя. Ее следовало наказать. Прямо сейчас.
Глеб Владимирович убрал в сарай, пристроенный к гаражу, садовые инструменты. Вымыл руки под пластиковым старомодным рукомойником. Вытер их бумажным полотенцем. Обошел территорию их участка по периметру. Как часовой!
Никаких посторонних слушателей или зрителей. Соседи в отъезде. Значит, ори Инга, не ори, ее никто не услышит. А орать она непременно будет, потому что он ей хорошенько наподдаст. Зарвалась женщина! Смерти ему желает!
Он подошел к воротам, проверил – закрыты – и пошел к дому. В просторном холле снял обувь, причесался перед зеркалом. Счел себя решительным и мужественным. Это ему как раз требовалось. И осторожно, стараясь не скрипеть старыми половицами, двинулся в сторону гостиной. Оттуда доносился голос Инги. Та с кем-то разговаривала по телефону.
Глеб Владимирович услышал, как супруга тепло простилась с собеседником или собеседницей. Шагнув вперед, он снова услышал голос жены:
– Алло, Игнаша, это мама. Здравствуй, дорогой, здравствуй…
Глеб Владимирович онемел. От ледяного пота мгновенно взмокла рубашка на спине.
Его жена сошла с ума?! У нее деменция?! Или еще какая-то старческая болезнь, названия которой он не знает. Как он мог проглядеть! Старый дурак! Женщина рядом с ним погибает, страдает, а он акты возмездия планирует.
Что делать? Что делать? Выскочить из-за двери, застать ее врасплох? Заставить ее признать, что она больна? Обратиться к докторам, которых Инга всю жизнь ненавидела? Что делать?
Он вдруг почувствовал страшную слабость в ногах. Стараясь не производить шума, он добрел до маленькой банкетки в углу узкого коридора перед гостиной и осторожно присел на нее.
– Милый, милый мой мальчик, я очень люблю тебя. И все приму, понимаешь?.. Да, да, я с ней говорила. Но она не призналась мне… Да, хорошо. Хорошо, никому не скажу. Никогда! Игнаша, береги себя. Хорошо. Нет, ему я тоже ничего не скажу. Особенно ему. Я не считаю его больше твоим отцом. Хорошо, мой родной… Да, непременно… Ты только не пропадай. Сообщи мне, как будешь готов встретиться.
Через мгновение голос жены стих. Легкие шаги к двери. Она выглянула из гостиной.
– Глебушка… – сладко улыбнулась она ему и игриво погрозила пальцем. – Ты чего здесь? Подслушиваешь?
– Нет. Я только подошел. Сердце прихватило, – соврал он ей, не собираясь признаваться, что слышал ее безумный лепет. – Ты с кем-то говорила по телефону?
– Да, говорила. С Оленькой. Она позвонила мне и наговорила всего… – ожидаемо соврала жена.
– Чего – всего? – он с такой силой стиснул челюсти, что заныло за ушами.
– Что-то про новое назначение, которое ей устроил Иван Семенович. Про новый кабинет и новые задачи, – жена рассеянно посмотрела вокруг себя. – Где-то здесь я оставляла свой зонтик.
– Зонтик?
Он изумленно глянул в узкое окно. Небо голубое. Ни единого облака.
– Зачем тебе зонтик?
– Передавали дождь, – она жалко улыбнулась и развела руками. – Хотела дойти до магазина за продуктами.