Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века
Магический кристалл идеологииНа идеи есть своя мода. Популярнейшие разлетаются по свету. Каждый переиначивает их на свой лад. Но и они меняют людей, их представления о должном и сущем. На рубеже XIX–XX веков трудно было конкурировать с социалистическими идеалами. Только они, казалось, шли в ногу со временем. Технический прогресс, промышленный подъем, стремительная урбанизация, поразительные достижения научного знания — все это подводило к мысли: и человек скоро будет другой, и общество, и культура. Все привычные категории права отживали свой век. «Неужели вы воображаете, что через тридцать лет в Европе еще будет существовать частная собственность?» — недоумевал экономист марксистского (на тот момент) толка М. И. Туган-Барановский. Разумеется, он был убежден в обратном: «Пролетариат все это сметет. Исчезнет к тому времени и полицейское государство. Все будут свободны. Не забывайте, что люди учатся летать. При развитии авиации полицейское государство не может существовать. Воздух не знает ни границ, ни паспортов».
В кружках собирались вокруг книг и спорили о них. В этом была альтернатива политике. Малочисленные объединения, которые даже не могли мечтать о широкой социальной поддержке, компенсировали свою немощь уверенностью в том, что обладают монополией на истину. Именно они верно толкуют священные тексты, в то время как остальные безнадежно ошибаются. Очень важно уметь их правильно читать и не впадать в «ересь». В декабре 1903 года С. Г. Сватиков разъяснял П. Б. Струве, в чем значение В. И. Ленина при всей его резкости и нетерпимости:
Я в нем люблю ту страстность, с которой он всегда старался охранить марксизм теоретический и практический от всяких ошибочных выводов и действий. Как верный пес, лаял он на всех, пытавшихся замутить чистоту учения Маркса. И что же? Его страстная полемика принесла свои результаты. Мы, Dieu merci [3], теперь марксисты, а не «струвисты», как это было со многими еще не так давно. Да и в Вас самих, уважаемый Петр Бернгардович, открыл он зловредные семена зла, которое, возрастая, увело Вас, увы, далеко от нашего лагеря, открыл тогда, когда Вы были восходящим светилом русского марксизма, и на Вас, да на Михаил’Ваныча (имеется в виду М. И. Туган-Барановский. — К. С.) молились новообращенные питерские юные «марксята». Теперь-то многим видно, что Вы были не столько марксистом, сколько «струвистом».
Кружковая культура прививала особый стиль мышления. Он строился вокруг чтения «священных» текстов в надежде «поймать» верную интерпретацию. Это была интеллектуальная игра, исключавшая компромиссы. Выпадение из такого кружка влекло за собой и личные разрывы. В январе 1901 года Струве встретился с П. Б. Аксельродом. Они дружески беседовали. Струве жаловался на статьи В. И. Ульянова. Показалось, что Аксельрод «в душе» согласен со Струве. Правда, он этого не сказал. Несколько дней спустя Струве признался жене, что А. Н. Потресов ненавидел его, полагая предателем: «Он слишком партийный человек, и я думаю его восстановляет против меня глухое сознание, что моя деятельность может умалить значение их „партии“ в узком смысле, что я смогу известную часть общественного внимания и общественных симпатий отвлечь от них». По оценке Струве, Потресов шел «совершенно на буксире у узколобых и злобствующих Жоржа [Г. В. Плеханова] и Ильина [В. И. Ульянова], и, к сожалению, переход на другие пути для него невозможен». Струве жаловался, что марксизм не научил своих сторонников мыслить. «Необходимо освежение и общественных идей, и философского миросозерцания». 12 января 1901 года П. Б. Струве писал жене: «По-видимому, Вл. Ил. [В. И. Ульянов] поработил их всех так же, как Жорж [Г. В. Плеханов] поработил В. Ил. и Павла [П. Б. Аксельрода]. Говорят, Юлий Ц. [Ю. О. Цедербаум (Мартов)] тоже совершенно под влиянием Вл. Ил. Вот что [есть] „фанатизм“». В его понимании социализм — это не готовая модель, это клубок пока не разрешенных проблем. В то же самое время политическая свобода — очевидная задача, которая должна сплотить всю общественность.
М. О. Гершензон, многие годы сотрудничавший со Струве, предлагал взглянуть на проблему иначе: социализм — это нравственное начало, путеводная звезда. По словам публициста, философа, общественного деятеля Г. А. Ландау, русская интеллигенция лишь «околачивалась» около социализма, не будучи способной искренне принять его основные положения, равно как и отвергнуть его. Соответственно, программа наиболее амбициозного политического объединения не должна порывать с социализмом, но должна предложить то, что может объединить все общественное движение: а именно программу политического освобождения. Эту точку зрения разделяли и некоторые социалисты: например, Е. Е. Лазарев и В. К. Дебогорий-Мокриевич.
Споры шли вокруг социализма. Он был интеллектуальным вызовом конца XIX века. Эту повестку ощущали публицисты разных взглядов. Беспрестанно сражался с марксизмом Б. Н. Чичерин. Но он был практически одинок в своей борьбе. Народнические построения перенимали в правительственных кругах. Об отчуждении частновладельческой земли рассуждали многие сановники империи: А. С. Ермолов, А. Н. Куломзин, Н. Н. Кутлер. Ярчайший представитель русского консерватизма К. Н. Леонтьев с интересом слушал рассказы Л. А. Тихомирова о современных социалистических учениях. К удивлению последнего, Леонтьев с воодушевлением отнесся к перспективам социализма в России.
Для молодых людей идейный выбор чаще всего был проще. Как вспоминал Н. П. Анциферов, в 1905 году гимназисты Киева делились на две группы: на эсеров и социал-демократов. Такой вопрос обычно и задавали товарищу: «Ты эсер или социал-демократ?» Как будто третьего не было дано. Причем стороны спорили, кто из них левее.
Эсеры с Михайловским и Лавровым в руках говорили, что они левее. Жертвенный героизм «сознательной личности», «кровь мучеников — семя обращения». Герои поведут за собой толпу. Террор приблизит революцию. Это первый этап. Нам, русским, не нужно ждать роста производительных сил, мощных кадров промышленного пролетариата. У России особенная стать… Социал-демократов эти доводы не убеждали. Их тактика научно обоснована гением Маркса. Их войско — уже достаточно сильный пролетариат, в особенности таких промышленных центров, как Петербург и Москва. Революцию сделают не личности, а массы, вооруженные учением Маркса, и эта революция будет окончательна, так как она будет созданием масс передового пролетариата, который выдвинет своих вождей.
Либералы, социалисты, консерваторы — казалось бы, объединения, периодические издания, отдельных, общественных деятелей можно группировать по этим направлениям. Проблема в том, что в России рубежа XIX — начала XX века не было легальных партий; в большинстве случаев действовала предварительная цензура. И главное: было ограничено пространство публичной политики. У общества не было привычки открыто и определенно говорить о политической сфере, а следовательно, не было ясных программных установок, представлений о себе и других. Надо было выговориться, дабы понять хотя бы свое кредо. Идеологические построения в России XIX века были довольно туманны в своих очертаниях. По этой причине никогда не закончится спор о том, к кому ближе славянофилы — к либералам или консерваторам. Требует специальных пояснений вопрос об идеологических предпочтениях А. И. Герцена и Б. Н. Чичерина. Таких примеров можно провести много.