Полуночные признания
Это было правдой, но другая причина заставляла Зака стремиться в родной полк. Большинство солдат сочло бы большой удачей – и даже Божьей милостью – службу начальником военной полиции в Новом Орлеане. В этом спокойном городе можно было не опасаться кровавых стычек с противником и даже проводить вечера в театре или опере. Но Зак уже давно сроднился с солдатской судьбой и привык к опасности смерти или ранения – от сабельного удара, свистящих пуль или разрыва ядра. Боялся он совсем другого. И чем дольше Зак находился в Новом Орлеане, тем яснее ему становилось, что он должен вернуться в свой полк.
– Наши кавалеристы воюют все лучше, – произнес Батлер и улыбнулся, заметив на лице Зака недовольство.
– При соответствующем обучении они могут воевать отлично.
Батлер наклонил голову.
– Послушайте, майор. Я не сомневаюсь, что вы прекрасный кавалерийский офицер. Но вы также чертовски хороший начальник военной полиции. Вы мне нужны здесь – и чтобы держать этот город под контролем, и чтобы не выли эти гиены в Вашингтоне, которые хотят меня отсюда убрать. Как бы они ни критиковали ваши методы, вы все же офицер из Вест-Пойнта, несколько лет провоевавший на границе. Они это уважают. – Генерал подмигнул. «И они знают, что вы честный офицер», – сказали его странные, ничего не выражающие глаза, хотя Батлер никогда не произнес бы этих слов вслух.
Как и многие генералы армии унионистов, Батлер принадлежал к чисто политическим фигурам, назначенным на столь высокий пост Линкольном. Он был адвокатом и не воевал ни дня, когда Линкольн приколол на его мундир звезду и отправил командовать оторванными от мам парнями. Но вместо геройской гибели на полях сражений Батлер и его солдаты засели в Новом Орлеане, подальше от опасной Миссисипи, и начали дружно обогащаться – особенно командир.
– При всем уважении к вам, сэр, я считаю это только временным назначением, пока я находился на лечении после ранения.
Батлер снова улыбнулся, но на сей раз удивленно:
– Вы думаете, что уже восстановились?
– Да, сэр.
– Но ведь вы проводите по восемнадцать часов в день в седле.
– Для меня это обычное дело.
– А сегодня вы особенно много ездили. Даже моя жена заметила, как вы морщились от боли, когда пришли в столовую.
– Сэр…
Генерал быстро поднялся из кресла.
– Хватит, майор.
Зак с силой сжал челюсти.
– Есть, сэр.
Какое-то время они твердо смотрели друг на друга. Первым отвел глаза Батлер.
– Вот что, налейте себе еще бренди, – сказал он Заку.
– Спасибо, сэр, но я…
Его слова прервал стук в дверь. Генерал громко произнес:
– Кто это?
– Флетчер, сэр. Мне нужен майор Купер. – В дверном проеме показался высокий худощавый капитан с копной спутанных волос и пышными усами. На его полных розовых щеках блестели капельки дождя. С черных сапог на деревянный пол тут же натекли лужицы. Флетчер взглянул на Купера и улыбнулся. Капитан Хэмиш Флетчер знал, какой вопрос привел сюда Зака. И по лицу майора было нетрудно определить, что в переводе ему отказали. – Произошло убийство, – отрапортовал Флетчер.
Зак мгновенно сосредоточился. Он вспомнил прошлые доклады. «Это убийство, сэр…» «Еще одно убийство, сэр…» «Еще одно…» «Еще одно…» Он почувствовал, как сильно сжимается горло. Ему было трудно даже вдохнуть, но за него ответил Батлер. В голосе генерала звучало раздражение.
– Эта городская шушера убивает четыре-пять человек в месяц, – произнес он, поднимая бутыль с бренди. – На прошлой неделе это был ирландец, за неделю до этого – итальянец… или негр, или, может, немец или поляк. Ты прибегал к майору Куперу после каждого происшествия?
– Нет, сэр, – произнес Хэмиш. Его акцент был необычным. Родители Флетчера имели шотландское происхождение, но сам он вырос в Нью-Йорке. – Однако этот случай необычен. Убили креола. – Хэмиш посмотрел на Зака. – Доктора.
Батлер презрительно фыркнул и налил в бокал солидную порцию бренди.
– Креолы слишком высокого мнения о себе.
Хэмиш внимательно смотрел, как Зак допивает остатки бренди. Теперь майор снова держал себя в руках, не позволяя закрасться в сердце постыдному страху. Последнее время это чувство не покидало его, таясь где-то в глубине души. Нет, Батлер прав: в городе надо навести порядок. Но вряд ли в этих убийствах есть что-то особенное, зловещее. Не стоит думать, что все они имеют одну и ту же причину.
– Я пойду. – Зак приложил руку к шляпе. – Где тело?
– На кладбище Святого Людовика, – сказал Хэмиш и, когда Зак повернулся к нему, добавил: – Там, где этот человек был убит.
– Весьма удобно, – произнес Зак, цепляя саблю на пояс и отмечая про себя, что его руки, наконец, перестали дрожать.
Когда лошади несли всадников по сгнившим, поломанным тротуарам Бейсн-стрит, на улице все еще лил дождь.
– Я оставил на кладбище пару кавалеристов, – произнес капитан тоном полицейского – впрочем, перед войной он и работал в нью-йоркской полиции. Заку была не по душе такая профессия. Он никак не мог понять, зачем люди имеют дело с отбросами общества – каждый день, до конца жизни.
– Мы обыскали кладбище, – начал рассказывать Хэмиш, – но ничего не нашли. Надо сказать, это хорошее место, чтобы спрятаться и устроить засаду. Эти маленькие, похожие на храмы склепы буквально прижаты друг к другу.
Зак пристально вгляделся в высокие белые стены и покатые крыши гробниц, что как раз показались вдали, и внезапно выругался – пробежав по шее, струйка дождя проникла под его воротник. Надвинув широкополую шляпу на лоб, он заметил небольшое озерцо, что образовалось как раз под кладбищенскими воротами. Пришлось преодолеть эту водную преграду. Зак чувствовал острую, нестерпимую боль в ноге. Генерал был прав: в этот день он слишком много ездил. Однако раненая нога все же слушалась – и это можно было считать большой удачей, поскольку в бою пушечное ядро разорвалось совсем близко. Хирургам всегда проще отрезать ногу, руку или кисть, чем возиться с лечением. Большинство армейских докторов обычно выбирали легкий путь. Зак на протяжении нескольких лет мог наблюдать, как хирурги делали из сильных и здоровых мужчин жалких калек, и перестал уважать эту профессию.
– Что этот старый доктор делал здесь в такую ночь? – спросил Зак, пытаясь перекричать шум падающей воды.
Хэмиш рассмеялся:
– Он шел на могилу жены.
– Разве это забавно? – удивился Зак.
– Сегодня несколько эмигрантов из Ирландии погибли на Гэллатин-стрит, выполняя работу за мизерную оплату. Это, может, и печально, но к подобному я уже привык. – Флетчер потер руки. – Однако этот случай весьма загадочен, а для полицейского такие происшествия очень интересны.
– Не вижу ничего особенного, – сухо произнес Зак. Когда-то он любил подобные загадки и даже гордился своей способностью решать их. Но два года назад один человек дал понять, что Зак может не все. В результате погибла девушка по имени Рэйчел, которую майор любил. – Кроме того, – сухо добавил он, – я не полицейский, а кавалерийский офицер.
– Вот как? – Хэмиш хлопнул его по спине. – Посмотри в словаре, что значит «начальник военной полиции», парень.
Зак показал подбородком на то место, где, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, стоял кладбищенский смотритель. Его качающийся фонарь бросал отблески на окружающие гробницы.
– Может, он что-то видел?
– Кто знает? – пожал плечами Хэмиш. – Этот приятель, похоже, знает по-английски лишь несколько слов. Ты, случайно, не говоришь по-немецки?
– Нет, – усмехнулся Зак.
– Утром нам нужно разыскать кого-нибудь, кто может с ним объясниться.
Подойдя к иммигранту, Зак взял из его рук фонарь и показал на ворота:
– Данке шён.
Флетчер с удивлением посмотрел на майора.
– Я и не догадывался, что ты владеешь немецким.
Мраморные склепы словно выстроились друг за другом вдоль прямых пересекающихся дорожек с проходами из подстриженной зелени и булыжников. По наклонным скатам стекала вода, заливая едва заметные надписи. Кое-где могильные плиты были разбиты и вскрыты. Там буйно росла трава, валялись щепки и белели изъеденные непогодой кости.