Pulp
— Я помогу вам, рыцарь, в вашей священной миссии спасения моего неудачника мужа, — произнесла она, подойдя ещё ближе и кладя руку мне на грудь. Это уже было далеко за гранью приличий, но я не отстранился. — Если вы покажете мне весь любовный пыл, на какой способны солдаты. — Принцесса картинно глубоко вдохнула. — От вас пахнет порохом и кровью, значит, вы настоящий солдат, а не штабной офицерик со шпагой. Я хочу знать, правдивы ли легенды о том, что солдаты отдают всего себя в любовных утехах.
И не давая мне воспротивиться, принцесса повела меня в двери, ведущей во внутренние помещения особняка. Не стану кривить душой, я и не думал сопротивляться.
Не скажу, что я прямо-таки половой гигант — никогда не льстил себе такими мыслями. Просто прежде все мои любовные утехи ограничивались визитами к шлюхам разной степени чистоты и ценовой категории. Конечно, в благословенные времена до войны у меня бывали интрижки, а у кого их не было по молодости. Я и теперь недурён собой — и отдаю себе в этом отчёт, — в студенческие же годы, да и после слыл вовсе грозой женского пола. А потом пришла война, диктующая свои законы во всём, и секс исключением не стал.
Честно признаю, столь опытной партнёрши, какой оказалась принцесса Шарлотта Ригийская, у меня ещё не было. Или я просто позабыл те времена. Она заставила меня попотеть в постельной борьбе, мы катались по роскошному ложу под балдахином, сминая простыни и скидывая на пол подушки. Принцесса любила позу наездницы, то и дело пыталась оседлать меня форменным образом. Я же бросал её на перину спиной вперёд и нависал сверху. Это было игрой, и я быстро понял, что одержать в ней победу очень важно для Шарлотты. Я поддался ей, постаравшись, чтобы всё выглядело естественно. Она вытянулась в струнку, все мышцы её сжались, и я ощутил сладкую до непереносимости боль. Я не кричал во время допросов и пыток, но сейчас какой-то животный стон вырвался из моей груди. Принцесса скатилась с меня на постель и легла рядом.
— Ох, — почему-то вполголоса произнесла она, — легенды о солдатской ненасытности не лгут. Ты просто животное, вот что.
Я ничего не стал говорить с ответ, да и не нужны были принцессе мои слова.
— Я спала с офицериками, что до сих пор носят шпаги и гордятся своей родословной, — продолжала Шарлотта. — Они были какие угодно — утончённые, как салонные барышни, или, наоборот, нарочито грубые, но я слишком хорошо чувствую фальшь. Ни на йоту подлинного не было в их речах и поступках. А ты другой, ты — настоящий.
И снова я промолчал, глядя на тёмный бархат балдахина. В спальне, куда привела меня принцесса, на столике у кровати стояла бутылка вина «Пино-нуар» и небольшая тарелка с нарезанным сыром, фруктами и виноградом. Рядом с бутылкой примостились два бокала. Неужели принцесса сразу рассчитывала затащить меня в постель? Вряд ли, конечно, стоило так обольщаться на свой счёт, но я решил хотя бы мысленно немного польстить себе.
Я налил нам вина и вернулся в постель. Принцесса лишь слегка пригубила, но по глазам её я прочёл благодарность. Не знаю уж, за что именно. Я вернул почти полные бокалы на столик и растянулся на смятых простынях. Шарлотта легла рядом, принялась водить тонким пальчиком по шрамам на моей груди и на животе. Обычно очень неприятно, когда кто-то трогает почти нечувствительную соединительную ткань, однако её лёгкие касания щекотали кожу, заставляя угли страсти снова разгораться в пламя.
— Откуда они? — спросила Шарлотта, поочерёдно прикасаясь к трём шрамам от пуль на правом боку.
— Старые, — ответил я. — Они первые уложили меня в госпиталь надолго. Мы шли в атаку цепью, враги поливали нас пулемётным огнём, швыряли гранаты. Но мы добрались до них, вот тут вражеский офицер и успел всадить в меня полбарабана из своего «Вельдфера». Это револьвер такой, — пояснил я.
Он продолжила расспрашивать про мои ранения, и я рассказывал о них, по крайней мере, о тех, что мог вспомнить. Об осколках мин и гранат, о колотых ранах от штыков, о почти белой пересаженной коже на месте ожога. И лишь о самом большом шраме, начинавшемся под грудью и заканчивавшемся в опасной близости от паха, я промолчал. Это слишком личное, слишком моё, чтобы делиться этим с кем бы то ни было.
— Какой интересный шрам, — шепнула мне прямо в ухо принцесса, щекоча мне самый низ живота, отчего я, казалось бы, выжатый, как лимон, начал возбуждаться снова, — хорошо, что дальше не пошёл.
Пальцы её нежно, но крепко сжались на моём естестве.
— Будь со мной грубым, — шептала она, то сжимая, то разжимая хватку, отчего я почти перестал дышать. — Как будто я трофей в траншее.
И её интерес к шраму, а может, игры с моим естеством пробудили во мне не только страсть, но злость.
Ты хочешь грубости, голубка, получишь её полной мерой.
Я сжал ей запястье, заставив отпустить меня, завёл её руку за спину, принудив перевернуться на живот и ткнуться лицом в подушку. Хочешь по-солдатски, красотка, — получай солдатские ласки!
Она поняла, что сейчас будет, когда я отпустил её руку и сжал ладонями ягодицы. Когда я вошёл в неё сзади, она вцепилась зубами в подушку и зарычала от боли, но не сопротивлялась. Я резко толкался в ней, причиняя боль нам обоим. Принцесса стонала, кусая подушку, но не противилась солдатским ласкам. Когда же я кончил и мы снова лежали в постели, она только сказала:
— Ты воистину животное, но ты — настоящий. А теперь ступай.
— Когда вы будете готовы к перелёту? — как ни в чём не бывало спросил я, поднявшись с постели.
— Думаю, двух дней мне хватит, — ответила она деловым тоном, словно мы по-прежнему стояли в приёмной и ничего между нами не было.
— Тогда послезавтра в полдень будьте готовы.
Быстро одевшись и пристегнув шпагу, я удалился. Принцесса Шарлотта Ригийская так и осталась лежать в постели, даже не подумав прикрыть наготу.
Её величество королева Анна расщедрилась для принцессы Шарлотты на один из своих личных дирижаблей. Я смотрел на белоснежного красавца с золотым вензелем на боку баллона и гондоле. Он не был таким же большим, как боевые — по размерам и до небесного фрегата не дотягивал, — однако даже снаружи выглядел роскошным.
Её высочество на лётное поле привёз лимузин, откуда первым вышел знакомый мне пожилой господин, сменивший старомодный вицмундир на чёрный фрак. Он помог принцессе выбраться из авто и вежливо взял под руку. Со мной вместе на лётном поле были Соварон и Миллер. Оцелотти со своими «дикими котами» покинул Рейс на следующее утро после нашего разговора. Его бойцам добираться до Рагны куда дольше, чем мне, — дирижаблей им никто не выделит.
— Вручаю вам самое дорогое, что у нас есть, — произнёс отрепетировано-прочувствованным голосом пожилой господин во фраке.
— Заверяю вас, — в том же тоне ответил ему я, — что верну вам её высочество вместе с супругом.
Мы вместе прошли по лётному полю к лифту, ведущему в гондолу.
— Ваши товарищи поедут с нами? — спросила у меня принцесса равнодушным тоном, при этом оценивающе оглядев Миллера и Соварона.