Тридцать дней до развода (СИ)

А она мурлыкала и заявляла, что просто так сильно по мне соскучилась, а я так занят, что у нее не было никакого другого способа привлечь мое внимание, как только заявить моей секретарше, что та уволена.
Пара дней жаркого секса — секретарша на месте, у Аллы новая цацка или телефончик, она сыта и довольна, я возвращаюсь к работе.
Пора менять старые привычки.
Поэтому я развернулся и поехал туда, куда звало сердце, а не раздерганные нервы.
К Даше.
Меня не было часа полтора максимум, но уже на лестнице встретили аппетитные запахи, от которых заурчало в животе — я вспомнил, что последний раз нормально ел часа в два, а времени уже девять… И даже успел достать телефон, чтобы сразу же заказать пиццу, едва переступлю порог квартиры.
Но за дверью моего нового дома дожидается настоящий рай: тепло, уют, яркий свет, нежный объятия и горячий ужин.
— Ну зачем ты готовила! — притворно возмущался я, нетерпеливо сбрасывая ботинки и торопясь на кухню, где на столе ждала рыба в золотистом кляре, тоненькие, почти прозрачные ломтики картошки с маслом и укропом, салат из свежих огурцов и помидоров с тонкими колечками фиолетового лука и даже шарлотка с румяной корочкой, хотя я абсолютно уверен, что в доме нет миксера. — Я бы заказал что-нибудь!
— Просто я волновалась за тебя, — смеялась она, устраиваясь напротив с чашкой чая. — Надо было занять чем-нибудь руки. У тебя тут слишком мало вещей, чтобы я могла как следует покопаться и найти страшные секреты, пришлось искать что-нибудь интересное в холодильнике. А дальше оно само…
И улыбка у нее такая хитрая и нежная, что я даже на минуту забыл, как мне вкусно, чтобы полюбоваться ею. И отметить колечко на пальце, которое она не сняла.
Как мало человеку надо для счастья.
Как много.
  
Глава ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Крылья и камень
 
— В следующий раз моя очередь готовить, — заявляю я, переходя к шарлотке и чаю. — Хочу показать себя во всей красе. Не только ты пригодишься в хозяйстве, я тоже кое-что умею!
Хотя переплюнуть Дашу будет сложно, у меня есть парочка тузов в рукаве. К тридцати годам у каждого, даже самого нехозяйственного мужчины должно быть как минимум два коронных блюда. После второго жертва падает в глубокий продолжительный обморок от счастья и до третьего уже не доходит. Но у меня исключительный случай, так что научусь и третьему.
Нельзя же, чтобы она сорвалась с крючка!
— А когда у нас следующий раз? — задумчиво интересуется Даша. — Я постараюсь в этот день не обедать, чтобы не перебить аппетит.
— Завтра, — без тени сомнений заявляю я, потому что и так-то не готов отпускать ее, а идея провести хоть один вечер порознь кажется чудовищной.
— Каждый день ходить в гости? — хмурится она. — Кто так делает?
— Это не гости, — поясняю я. — Это ты со мной живешь, просто еще не поняла этого.
— Нет… — упрямо мотает головой. — Не живу. Богдан… ну пойми ты.
Не понимаю. Не хочу понимать. У меня старомодное воспитание, причем не благодаря родителям. Я сам себя воспитал. Подумал хорошенько и понял, что счастье не в том, чтобы сменить как можно больше женщин за минимальное время, а в том, чтобы найти одну, влюбиться до одури и видеть ее юной феей даже в старости, когда из нас обоих будет сыпаться песочек. Это пусть другие дураки мечутся, жалуясь на то, что ровесницы все более пожухлые и помятые с каждым годом. У меня всю жизнь будет самая прекрасная женщина, которую я запомню такой, какую увидел впервые.
И пусть первый раз я жестоко ошибся, со второго, уверен, все пойдет как надо.
Поэтому Дашино сопротивление такому прекрасному плану вызывает еле заметное раздражение.
— Не понимаю. Я серьезно. Даш, что я должен сделать, чтобы убедить тебя, что я не шучу?
— Не знаю… — она смотрит в глубину чашки, словно собирается гадать по чаинкам, и хмурится. Хочется отобрать чашку и самому посмотреть, что там нас такого плохого ждет. — Все слишком быстро. Так не принимают решения на всю жизнь.
 
— Если тебе нужны ухаживания и конфетно-букетный период, я готов устраивать свидания хоть каждый день.  Будем ходить в кино и зоопарк, гулять по парку, есть сахарную вату, кататься на велосипедах, я не знаю, что там делают на свиданиях сейчас, но я погуглю, — сообщаю я, стараясь перевести в шутку, напряжение, возникшее между нами. К тому же идея есть сахарную вату из одного облачка и целоваться липкими губами вызывает у меня неожиданный энтузиазм. — Столько, сколько захочешь. Но я хочу засыпать и просыпаться только с тобой. Я уже и так жил без тебя тридцать один год, согласись, это долго!
— Я же не против… — она вскидывает умоляющие глаза. Еще чуть-чуть — и расплачется. Пора брать себя в руки и вспоминать, кто тут мужчина. —  Просто нам надо потерпеть. Сколько там осталось? Неделя?
— Семь дней, два часа, пятнадцать минут, — чеканю я, кинув взгляд на часы. — Или, если считать до открытия загса: семь дней, одиннадцать часов и пятнадцать минут. Для тебя так принципиальна эта неделя?
Мне кажется, или это наша первая ссора?
Я встаю, пересаживаюсь поближе к ней и обнимаю за плечи, чтобы чувствовала — я рядом.
Но даже не ее успокаиваю, а себя. Она рядом. Не хочет никуда убегать, просто…
Просто — что?
— Да, — кивает Даша. — Принципиальна. Я хочу сохранить хотя бы видимость того, что я не серийная разбивательница семей. А то, знаешь, выглядит так, будто я не сумела увестит одного мужика из семьи, погрустила, собралась — и увела другого!
— Я ведь не он, Даш… — ловлю ее нервные пальцы, глажу их. Не так выглядят серийные разбивательницы семей. Не как пушистые маленькие блондиночки с оленьим взглядом карих глаз. — Даже если и женат. И влюблен в тебя. Разные истории могут выглядеть похожими, но на самом деле быть о разном.
Она поднимает на меня глаза, и я теряюсь в их бархатной темноте. Такое странное чувство — вроде бы она рядом, такая горячая и красивая женщина, которую я хочу так, что иногда днем на работе сводит судорогами мышцы. Но здесь и сейчас, в пяти метрах от огромной кровати, почему-то не тащу ее туда, раздевая по пути, хотя у нас осталось очень мало времени.
Вот эта кухонно-чайная близость кажется сейчас более ценной, чем влажное слияние тел.
Даша прислоняется ко мне виском, трется носом о плечо, а я целую ее в светлую макушку.
— Я ужасно злюсь на себя, — тихо говорит она. — Что не ушла от Валентина, когда поняла, что он будет таскать меня на коротком поводке еще очень долго. Надеялась… дура.
— И теперь пытаешься это исправить, убегая от меня раньше, чем я успею тебя предать?
— Не хочу, чтобы успел.
— Даш. — Я ловлю свой судорожный выдох, прячу его, контролирую то, как поднимается и опускается моя грудь, на которой пристроился мой пушистый испуганный комочек счастья. — Никогда. Слышишь? Даже если у нас… не сложится. Даже. Я все равно разведусь, я все равно буду стоять рядом с тобой и всегда скажу тебе правду. Я хочу, чтобы ты знала, что это ДРУГАЯ история. И бывают другие мужчины.
И хотя ее слезы режут меня тысячей ножей, я не прошу ее перестать плакать.
Ей нужно сейчас. Выплакать этот страх, поверить, что со мной безопасно.
— Он меня сломал… — бормочет она сквозь слезы, скорее себе, чем мне. — Я была такой сильной и смелой, Богдан, знаешь? В школе мы ходили ночами на кладбище и воровать кукурузу на поле, катались с горы, знаешь, где зимой трасса выходит прямо на реку? Я меняла работу за работой, если мне что-то не нравилось, самая ерунда. А потом уехала в Москву, потому что меня вообще не устраивало, как у нас тут ведут дела. Вечно по знакомству и за взятки. Я бы не решилась все бросить, если бы не была смелой! Я была дерзкой — и поэтому Валентин меня подцепил, зачем ему еще нищая девушка из провинции… А я доверяла людям. Доверяла, поэтому пустила его в свое сердце…
 
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я верю, верю… — поглаживаю ее по голове и снова думаю, где же я был, когда она решилась уехать? Почему не встретил эту безбашенную девчонку случайно на вокзале?