Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

Кэтрин, закутанная в одеяла для защиты от ноябрьского холода, сидела в конных носилках рядом с Изабель. Глубокая печаль охватила ее при виде машущего на прощание отца и тающего вдали Леди-Холла. Девочка высунулась из окна и неотрывно глядела назад, пока родимый дом окончательно не скрылся из виду. Тогда Изабель велела ей сесть нормально и опустила плотную шторку на окне.
– Очень холодно, дорогая, – сказала она.
Кэтрин пыталась вспомнить лицо матери. Как ужасно, что она никогда больше не увидит его! И вероятно, ей больше не придется играть со своими шумными братьями на поле между Леди-Холлом и церковью в Мортоне. Голова девочки полнилась воспоминаниями: рождественские праздники в Ламбете, на Новый год ей подарили сшитую матерью тряпичную куклу, потом она упросила братьев, чтобы те таскали ее на закорках, а отец отругал их, сказав, что они слишком грубо обращаются с сестрой, и няня ворчала: мол, нет денег на новую одежду. Но самыми дорогими были воспоминания о матери. Вот она шьет, сидя у камина, или готовит сердечные капли в винокурне, учит дочку плести венки из ромашек, целует на ночь, нежно гладя по голове. Слезы подступили к глазам.
– Ты еще не знакома со своими родственниками Калпеперами, да, милая? – спросила Изабель. – Они и мне тоже родня. Наша мать была Калпепер, прежде чем вышла замуж. Тетушка Маргарет – ее сестра. Тебе она понравится, я уверена.
Носилки тряско прокатили через Эппинг-Форест, миновали деревушки Чиппинг-Онгар и Келведон-Хэтч. Наконец Кэтрин задремала, а проснулась, только когда Изабель стала трепать ее за плечо в Тилбери. Здесь они должны были сесть на паром, чтобы пересечь Темзу и оказаться в Грейвзенде. На пристани какой-то мужчина продавал горячие пироги. Изабель купила три: по одному для себя и Кэтрин, а третий для грума – и еще горячего пряного эля.
Переправа на лодке на берег Кента оказалась короткой. Изабель укрыла Кэтрин своей накидкой, пока они стояли на палубе и смотрели на приближающийся Грейвзенд.
– Далеко отсюда до Оксон-Хоата? – спросила Кэтрин, когда судно подхватила приливная волна.
– Около шестнадцати миль. Мы прервем поездку и заночуем в Меофаме. Это примерно в пяти милях от Грейвзенда.
Однако в Меофаме подходящего места для ночлега не нашлось, и им пришлось проехать еще шесть миль до гостиницы «Бык» в Ротэме, которая показалась им довольно привлекательной с виду. Изабель заплатила за отдельную комнату и попросила, чтобы им принесли самой обычной еды, какую готовят для всех постояльцев: миску мясной похлебки и несколько кусков яблочного пирога. Потом Изабель уложила Кэтрин в постель и села к очагу с корзинкой для шитья. Все это казалось девочке таким странным после жизни дома, в привычном окружении, что бедняжка стала всхлипывать, уткнувшись носом в подушку. Изабель мигом подошла к ней и нежно обняла за плечи:
– Я знаю, знаю, дорогая. Она и мне была матерью, и я ужасно по ней скучаю.
Тесно прижавшись друг к дружке, они плакали, пока Кэтрин не заснула.

Тетушка Маргарет Коттон ждала их у дверей большого старого дома с неровными стенами из крепких бревен. Это была пышнотелая матрона лет сорока с небольшим, краснощекая и бойкая, но в ее глазах Кэтрин прочла теплоту и сочувствие.
– Ох, бедная малютка! – воскликнула тетушка Маргарет. – Как я рада, Изабель, что ты привезла ее ко мне.
– Я тоже рада, дорогая тетя, – ответила та, и женщины обнялись.
– Уильям! – позвала тетя Маргарет, и на ее зов из дому вышел очень добрый на вид мужчина.
Он приветствовал Изабель поцелуем и погладил Кэтрин по голове:
– Ты очень милая, малышка. Надеюсь, мы с тобой станем друзьями.
Кэтрин осмелилась робко улыбнуться.
– Заходи в тепло, дитя, – наставительным тоном проговорила тетя Маргарет. – Сейчас мы тебя хорошенько накормим. – В холле она повнимательнее пригляделась к Кэтрин. – Вижу, ты точно ребенок моей сестры Джойс. Так на нее похожа, кроме волос. Эта рыжина у тебя от Говардов. Джойс была белокурой, как я. – Она утерла глаза платком. – Не могу поверить, что ее нет. Надеюсь, он похоронил ее достойно!
Кэтрин заметила, что Изабель бросила на тетю Маргарет недовольный взгляд.
– Конечно, – сказала она. – Джойс теперь в Ламбете, в часовне Говардов.
Похоже, тетю Маргарет такой ответ удовлетворил.
– Ну, Кэтрин, познакомься со своими кузенами и кузинами. – С этими словами миссис Коттон отвела девочку в гостиную, где за столом сидели четверо детей, очень на нее похожих. Все они встали и, когда мать представляла их, по очереди кланялись или делали реверансы.
– Это Томас, ему восемь, и Джон – ему семь. Джоан у нас старшая, ей четырнадцать, а Анне двенадцать. Джоан и Анна обе скоро выйдут замуж. Мы будем скучать по ним, когда они уедут из дому.
Все дети казались дружелюбными. Томас поначалу немного робел, но Кэтрин подумала, что при более близком знакомстве он, вероятно, окажется добряком, с которым приятно водить компанию, а вот Джон, напротив, имел вид довольно озорной и, к неудовольствию родителей, никак не мог спокойно усидеть на месте. Девочки тоже повели себя очень мило и внимательно отнеслись к Кэтрин, которая не утерпела и сразу сообщила им, что у нее тоже есть братья и она любит играть с ними в разные игры.
– А ты играешь в кегли? – спросил Джон.
– Я умею играть во все! – похвасталась Кэтрин.
– И я тоже! – не желал уступать он.
Взрослые оставили детей, а сами пошли распаковывать вещи Кэтрин. Анна предложила сыграть в прятки и потянула за собой новую кузину показывать ей самые лучшие укромные уголки старого дома.
– Он очень древний, – сказала Анна. – Ему двести лет!
Тут действительно имелась масса закутков и прочих потайных местечек под бессчетными лестницами и в комнатах, а также огромное количество шкафов, каморок и чуланов. Вскоре Кэтрин уже с визгом носилась по дому вместе с остальными детьми. Когда их позвали обедать в гостиную, она чувствовала себя гораздо более счастливой.
Не прошло и недели, как Кэтрин уже начала чувствовать себя в Оксон-Хоате, где все были добры к ней, как дома. В тетушке Маргарет она находила утешительное сходство с матерью, а дядюшка Уильям оказался очень веселым человеком с неисчерпаемым запасом шуток. В амбаре жил выводок котят, по двору носилась свора собак. Но больше всего Кэтрин поразило, как роскошно живут Коттоны, какую хорошую пищу едят и как богато одеваются. Она не знала такого изобилия ни в Леди-Холле, ни в городском доме своего отца в Ламбете и чувствовала себя согретой теплом в семействе Коттон, которое обращалось с ней как с родной. Только по ночам девочка иногда плакала, тоскуя по матери.
Юные Коттоны наслаждались большой свободой, могли бегать по дому и вокруг него. Усадьба стояла посреди обширного оленьего парка и принадлежала не одному поколению семьи Калпепер. По соседству, в местечках под названиями Беджбери, Уэйкхерст и Престон-Холл, жило немало их родных, и многие приезжали погостить в Оксон-Хоат. Позже Кэтрин узнала, что ее дед был последним в этой линии большой семьи и его владения разделили между двумя дочерьми: Джойс, матерью Кэтрин, и ее сестрой, тетей Маргарет. Жизнь, вероятно, сложилась бы совсем иначе, если бы мать унаследовала Оксон-Хоат!