Пальмы в снегу
Родословным в этих краях можно было доверять. Тут каждый знал, откуда произрастают корни. Ствол соединял по прямой самого первого Килиана с последними его потомками. В определенном месте девушка обнаружила свою дату рождения, фамилию, имя и дом, где появилась на свет. Многие из вошедших в их семью были родом из соседних деревень, названия которых также вписывались. В семье было принято давать одни и те же имена из поколения в поколение, воскрешая времена благородных сеньоров и сеньор. Древние имена только распаляли воображение. Мариано и Марианна, Хакобо и Джакоба, пара Килианов, Хуан и Хуана, Хосе, Хосефа, несколько Каталин, Антонио и Антония…
Изучение родословных было одной из ее страстей. Кларенс представляла, как жизнь протекала практически без изменений: люди рождались, росли, заводили детей и умирали на той же земле под тем же небом. Однако последние имена на семейном древе – Даниэла и Кларенс – прерывали связь с прошлым, нарушали его монотонность. Как будто с самого момента их рождения что-то изменилось, как будто родители отметили их особое предназначение. Уже взрослыми они с кузиной выяснили, что Килиан избрал имя Даниэла, не посоветовавшись со своей женой Пилар, чтобы та не смогла помешать ему. Это имя всегда ему нравилось. А вот для Кларенс имя выбрала мать, большая любительница любовных новелл. Она рыскала в прошлых странствиях отца, пока не натолкнулась на имя, достаточно звучное, чтобы ей понравиться, – Кларенс Рабалтуэ. Хакобо не возражал, возможно, потому что имя из африканского городка напомнило ему об идиллическом прошлом, которое они с Килианом часто вспоминали.
Стоя напротив семейного древа, Кларенс мысленно заполнила еще несколько ячеек над именем кузины и своим собственным. Какие имена будет носить следующее поколение, если оно появится? Девушка улыбнулась. При ее темпе жизни годы пройдут раньше, чем заполнится следующий ряд. Жаль, поскольку она представляла жизнь как цепочку имен и фамилий, которые формируют прочное и обширное целое. Она не понимала, как кто-то может не знать своих предков старше третьего поколения. Конечно, не всем повезло вырасти в давно обжитых семьей краях. В ее случае понятная и даже немного преувеличенная привязанность к дому, долине и горам была не просто следствием генетики. Это было нечто более глубокое и мистическое, умаляющее ее экзистенциальный страх собственной ничтожности. Возможно, именно желание стать связующим звеном между прошлым и будущим помогло Кларенс в ее лингвистических исследованиях диалекта Пасолобино. Ее недавняя защита докторской, после которой она утомилась и пресытилась научными кругами, сделала ее единственным серьезным экспертом в почти исчезнувшем наречии, а также хранителем культурного наследия. И девушка очень этим гордилась.
Тем не менее она не могла не признать, что порой жалела о том, что образование отняло значительную часть ее жизни, особенно личной. В любви ей не везло. Так или иначе, ни один из парней, с которыми она заводила отношения, не задерживался дольше, чем на год. Та же проблема была и у Даниэлы, но кузину это так не беспокоило; может быть, потому что она была на шесть лет младше или гораздо терпеливее. Кларенс снова улыбнулась. Как им повезло, что они – единственные дети, взрослевшие вместе. Что бы она делала, не будь рядом малышки, которая заменила ей всех ее кукол? Они с Даниэлой совсем не похожи, но были близки и делили тысячи приключений и авантюр. Она помнила кодекс чести, который они вдвоем создали, когда кузина стала достаточно взрослой, чтобы ходить с ней на вечеринки: если им нравился один и тот же парень, право на него имела та, что встретилась с ним раньше. К счастью, у них были разные характеры: Даниэла обладала более робкой, практичной и менее страстной натурой, – и разные вкусы: Кларенс нравились таинственные мускулистые одиночки, а ее кузине – самые обычные. Поэтому их верность друг другу никогда не подвергалась сомнению.
Кларенс отправила воображение в полет на несколько секунд, придумывая имена невидимых потомков.
Внезапно по телу пробежала дрожь, будто кто-то подул ей в затылок или пощекотал перышком. Она быстро обернулась, испугавшись, и тут же поняла, что выглядит глупо. Знала же, что нескольких дней тут никого не будет и все двери хорошо заперты, – не такая уж она легкомысленная, хотя, может, и больше, чем ей хотелось бы.
Девушка покачала головой и сосредоточилась на том, что собиралась сделать: позвонить Хулии. Она прошла через одну из дверей с панелями алмазной грани в комнату под широкой деревянной лестницей, там был ее кабинет. Самое видное место в кабинете занимал большой стол из американского дуба, на котором лежал сотовый. Хулия – женщина весьма организованная, и как раз сейчас должна вернуться домой из церкви. Она с подругой ходила к пятичасовой мессе, гуляла по городку и, прежде чем ехать домой, выпивала чашечку горячего шоколада.
Странно, но домашний Хулии не отвечал. Кларенс позвонила на сотовый и узнала, что сейчас Хулия играет в карты с другой подругой. Она была так сосредоточена на игре, что они и парой фраз не обменялись. Но договорились встретиться завтра. Кларенс была разочарована. Ей оставалось только ждать.
Один день.
Она решила сложить разбросанные бумаги. Вернула на место письма, а записку сунула в сумочку. После оживления последних часов ей вдруг стало нечем заняться. Устроилась на софе перед камином, зажгла еще одну сигарету и подумала – как много изменилось с тех пор, как Антон, Килиан и Хакобо отправились на остров, особенно со времени, когда у Кларенс появился компьютер, e-mail и телефон, чтобы моментально связываться с теми, кого любишь. Эти изобретения сделали ее поколение нетерпеливым; молодежь не выносила неопределенности, и малейшая задержка казалась медленной пыткой.
Сейчас единственное, что занимало Кларенс, сможет ли Хулия объяснить смысл нескольких строк. В ее понимании, это значило только одно: отец постоянно посылал деньги неизвестной женщине.
Все остальное в ее жизни вдруг стало вторичным.
На следующий день, ровно в полшестого, Кларенс стояла у входа в церковь, поджидая Хулию. Она всего пару минут любовалась величавой романской колокольней, когда двери распахнулись, и оттуда, вежливо здороваясь с девушкой, вышла группка прихожан, постоянно бывающих на мессе. Она тут же заметила Хулию – невысокую, со вкусом одетую, с короткой, недавно уложенной каштановой стрижкой и красивым шарфом на шее.
Женщина одарила ее сияющей улыбкой.
– Кларенс! Давно не виделись! – Она дважды звонко поцеловала девушку и, подхватив ее под руку, повела прочь от церкви, мимо каменной, увенчанной металлической оградой стены. – Прости, что вчера не уделила тебе внимания, но ты позвонила, как раз когда мне пошла карта. Что тебя сюда привело? Работа?
– У меня немного занятий в этом семестре, – ответила Кларенс, – так что есть время кое-что выяснить. А ты? В этот раз задержишься тут надолго?
Семья матери Хулии была родом из долины Пасолобино. Они все еще владели одним из многочисленных домов, разбросанных по полям вокруг поселка. Ее мать вышла замуж за человека из соседней долины. Они отправились в Африку, когда Хулия была очень маленькой. Девочка оставалась под присмотром бабушки и деда, пока родительский магазин скобяных товаров не начал приносить доход, после чего они забрали ее к себе. Там Хулия вышла замуж и родила двоих детей. Когда в конце концов они обустроились в Мадриде, Хулия с детьми полюбила ненадолго наезжать в Пасолобино; иногда с ними приезжал и ее муж. После того как два года назад он умер, пребывание Хулии в родных местах длились все дольше и дольше.