День 21. Книга первая

— Ладно, опустим то, что такое в принципе невозможно, — он снисходительно хмыкнул. — Скажите мне, а как вы поймёте, кто здесь посторонний, а кто нет?
— Кто-нибудь мог подойти к океану? Чисто теоретически? — я проигнорировала идиотский вопрос. Допрашивать сюда приехала я, несмотря на то, что на особое содействия с их стороны я могла не рассчитывать.
— Вы с ума сошли.
Утвердил Эшер с каменным, абсолютно уверенным лицом. Я видела, он пытался играть на моих эмоциях, вывести меня и, наверное, довести до слёз, чтобы после с гордым видом победителя и ядовитым «баба» на языке, удалиться, но… Не думала, что когда-нибудь подумаю такое, но спасибо Патрику за моё хладнокровие, я теперь сама себе завидую.
— А что насчёт Шарлотты Браунинг? Как удалось ей?
— Она жила здесь, — помедлив, ответил майор, и развёл руками, словно это должно было быть очевидно. — Как видите, этот недочёт мы устранили. Здесь больше нет лишних людей.
Его последняя фраза звучала столь многозначительно, что я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Самообладание и профессионализм. Профессионализм и самообладание. Я повторяла эти два слова про себя, чтобы заглушить нарастающую, как раскат сирены, злость. Майор Эшер видел во мне лишь глупую девчонку, которая занимает не своё место, и, к сожалению, так думал не он один. Когда мне было двадцать, я с жаром отстаивала себя и готова была бросаться в бой, но со временем мой пыл утих. Я не могу изменить мир, но я могу хорошо делать свою работу. Я должна делать её настолько хорошо, чтобы к результатам моего труда невозможно было придраться.
— Я не вижу никакой пользы от вашего Отдела, — майор вальяжно прошёлся вдоль моего стола. — Вы мните себя подушкой безопасности, которая находится между нами и гражданскими, только я не вижу смысла защищать их от нас. Мы все в одной лодке.
— Дай вам волю, вы бы налепили всем штрихкоды на лоб и лишили бы население последних гражданских свобод.
— Да, потому что граждане, как вы их называете, в основном тупое стадо, которое верит в иллюзию нормальной жизни, и это после всего, — он многозначительно повёл бровью и кивнул в сторону выхода, намекая на то, что происходило за пределами стерильной чистоты военной базы. — И это стадо кричит на своих сборищах о правах и свободах, о том что океан безопасен, о вреде вакцин, без которых они подыхали бы пачками. И вы этот скот пасёте, потакаете им, изображаете бурную деятельность. Чем вы от них отличаетесь?
— Почему вы говорите это мне, а не Максвеллу? Потому что я женщина? Думаете, я не смогу вам ответить?
— Я думаю, ваше место в спальне, мисс.
— А где же ваше? Для того, кто работает в Мёртвой зоне вы слишком безмятежны, майор. Может, стоит начать, наконец, работать? Или Отдел должен работать за вас?
Я не заметила, как встала и стояла теперь, уперевшись руками в стол, у меня дёргалась губа. Этот стол стоял между нами баррикадой и, чёрт возьми, мне хотелось съездить ему по роже. Но не хотелось после болтаться дома со сломанной рукой и записью об отстранении от службы. В игру, которую Эшер затеял на моих нервах, я проиграла — он самодовольно улыбался, глядя на моё наверняка перекошенное от ярости лицо.
— Не распаляйтесь, мисс. У вас мало времени, завтра вечером ваша командировка заканчивается.
Мне больше нечего было сказать, да и не хотелось говорить. Хотелось выстрелить. Я захлопнула рот, клацнув челюстью. Я мечтала, чтобы Эшер свалил и не мешал мне думать. Хотя думать я уже не смогу, слишком взбудоражена.
— Моя жена была такой же языкастой до брака, — Эшер остановился в дверях. — Но после свадьбы стала весьма покладистой. Может, вам стоит выйти замуж?
Ухмыльнувшись, он закрыл за собой дверь. Мне хотелось кричать.
Я не стала говорить Максвеллу о нашей с майором беседе, ведь это было ожидаемо. Раздражало лишь то, что я не могла как следует ответить — здесь была не наша земля, а обвинить майора по факту было не в чем, кроме идиотизма. С Иеном мы встретились только на ужине — он контролировал работу Подразделения удалённо и проводил беседы с бойцами. На базе была шикарная кухня. Мы с Максвеллом добрались до неё только к девяти вечера — после ночной дороги и сна урывками мы питались одним кофе. Жареный картофель, отбивная и салат, три вида десерта и фрукты — это было шикарно даже для инспекции.
За дальним столом поздно ужинал или наблюдал исподтишка за нами сержант Ньюман. Он переписывался с кем-то по коммуникатору и мечтательно улыбался. Наверное, с девушкой. Сержант явно пользовался популярностью у женщин: мулат, с тонкими, нехарактерными чертами лица и светло-голубыми глазами — необычное сочетание, я и сама засмотрелась. Конечно, с чисто эстетической точки зрения, ведь мужчины, выбравшие профессию, связанную с физической силой, вызывали у меня теперь отторжение на клеточном уровне. Смогу ли я когда-нибудь снова увлечься мужчиной? Этот вопрос всплыл в моей голове не к месту и не вовремя, хотя, казалось бы, вокруг больше сотни различных экземпляров — смотри да сравнивай, но мысли мои уносились отсюда обратно, в Чистую зону, а память выдавала мне порциями мягкую улыбку, длинные пальцы, лежащие на руле, синие глаза и деликатность, идущую вразрез с тем, что я наблюдала по отношению к себе здесь. Там, в Подразделении, был свой мирок, где инспектор Белл была не бесполезной девчонкой, а кем-то действительно важным, тем, кто вызывает уважение и даже интерес, как личность. Странно, но я скучала по этому интересу на почтительном расстоянии, по невесомой поддержке и готовности всегда прийти на помощь.
Наверное, поэтому я, поднявшись после заката на наблюдательную вышку, сделала фотографию и отправила её Браунингу в личные сообщения.
Отсюда океан был виден по-настоящему. И это по-настоящему было захватывающе: он был огромным и чёрным, он был живым — волны после шторма двигались лениво и неспешно, разбивались пеной о прибрежные, такие же чёрные камни. Океан был словно себе на уме, зная, что победил нас, что взял нас в плен, и теперь наблюдал за нами, как мы за ним. Меня распирало, чувства переполняли настолько, что я безумно хотела разделить их с кем-то. И никто, кроме Дэмиана, не смог бы меня понять…
«Я тебе даже немного завидую», — пришло мне в ответ.
А ведь когда-то он был к океану ближе, чем кто-либо. От океана его отделяла лишь тонкая перегородка кожи, мышц и плаценты. Интересно, он хоть раз думал об этом?
Я сделала ещё одну фотографию на личный коммуникатор прямо в окне отправки сообщения, но не успела посмотреть её.
— Здесь нельзя снимать, мисс.
Меня окликнул строгий голос. Позади, словно призрак, вырос сержант Ньюман. Его однозначно подрядили следить за нами.
— Я не получала никаких инструкций по поводу фото- и видеосъёмки…
Ньюман приблизился ко мне, его светлые глаза блеснули в темноте стеклянного купола, почти аквариума, смотровой вышки. Блеснули угрожающе. Внешность обманчива — вся его мягкая симпатичность обратилась в острые лезвия перекошенного злобой лица. Он был способен отобрать у меня коммуникатор и размозжить его о мою же голову.