Дыши со мной

Родблок располагался этажом ниже. Здесь тоже жили приметы, по одной из которых среди четырнадцати родильных боксов отсутствовал тринадцатый номер. Слава знала это отделение, как свои пять пальцев, потому что проходила в нём практику во времена студенчества, но не сильно жаловала. Для неё всегда было подвигом найти контакт с женщиной, собиравшейся родить здесь и сейчас. Да и вообще момент рождения больше не представлялся таинством и чем-то прекрасным. Ребёнок появлялся на свет в муках – вот всё, что имело значение. И хорошо если сам находил выход. Случалось всякое. Однажды Славе довелось увидеть применение акушерских щипцов, больше напоминавших орудие пытки. Это стало отправной точкой в выборе специализации: спасать детей, облегчать им боль и помогать свыкнуться с жизнью в мире греха.
Воспоминания промелькнули, как страницы книг, пока Слава бежала по ступенькам из послеродового отделения в родблок. Здесь находилась палата реанимации для новорожденных: большое светлое помещение с кучей приборов, способных поддержать жизнь в малыше. Сквозь стеклянные двери Слава увидела Татьяну Петровну, коршуном раскинувшуюся над неонатальным столом.
«Вот оно, дождались», – мелькнуло в голове у Славы, когда она ворвалась в бокс, на ходу натягивая перчатки. Времени на рассуждения давно не осталось.
– Карма, ты тут? – не отрываясь от ребёнка, спросила Татьяна Петровна.
– Так точно…
На подогреваемом столе лежал мальчик с подключённой к системе ИВЛ трубкой. Слава вздохнула, укоряя себя в нерасторопности. Татьяне Петровне пришлось интубировать, ставить пупочный катетер, подключать инфузор, подсоединять датчики и настраивать аппаратуру без помощника. Каждая секунда была на счету.
«Боже мой, как он похож на Егора. У нас был бы такой же малыш», – в шоке подумала Слава, разглядев ребёнка вблизи. Сердце затрепетало, заскреблось. На глаза накатили слёзы. Откуда взялась такая мысль? Сколько детей прошло через её руки после смерти мужа, не сосчитать, а этот, похожий на мышонка с тоненькими чёрными волосиками, ухватился за душу и сжал в своих крохотных кулачках. Мозг слушал назначения врача, руки механически выполняли задачу, а сама Слава подвисла где-то в междумирье.
– Какой срок? – спросила она, набирая раствор в шприц для инфузора, механизм которого работал с удивительной точностью, давя на поршень, чтобы капельница подавала лекарства с определённой скоростью. Конечно, она знала, что этот ребёнок не имел никакого отношения к Егору, но всё равно зачем-то спросила.
– Тридцать недель…
«О чём я думаю? Совсем с ума сошла. Люди – не жирафы, чтобы больше девяти месяцев детей носить. У меня сносит крышу. Кроха, дыши. Не смей умирать. Ты сильный. Ты сможешь», – лихорадочно думала Слава. Пальцы дрожали как в первый год работы. Она мельком глянула на монитор. Всё так зыбко. Показатели нестабильны и могут измениться в любую минуту.
– Пока здесь полежит. Понаблюдаем, – вынесла вердикт Татьяна Петровна, прикладывая к щупленькой груди кружок фонендоскопа. Она не доверяла технике так, как своему уху. – Как он вообще живой родился… Зачем родился…
Слава не хотела слышать историю его рождения. Странное противоречивое чувство зарождалось в груди, очень похожее на злость непонятно к кому, но скорее всего к себе. И всё из-за бессилия что-либо изменить. За годы работы она так и не поняла, почему одни дети выживали, хотя у них на лбу было написано «Не жилец», а другие умирали, имея все шансы выкарабкаться. Как будто в книге жизни уже всё давно распланировано, кому и сколько дышать.
– Гордеева, не спать, – тряхнула её за плечо Татьяна Петровна. – Останешься здесь на пару часов. При малейших колебаниях звони. Я тебе всё расписала, что когда вводить.
– Хорошо. Татьяна Петровна, что с его матерью? – вдруг спросила Слава.
– Сильная кровопотеря… Чёрт, да обдолбанную её привезли. Вся такая от-кутюр и в полном дерьме. Её так и не привели в сознание. Передоз, – выругалась обычно сдержанная и спокойная женщина. Её мозг отказывался принимать ситуацию. – Даже если он выживет, вряд ли будет нормальным. Не смотри на меня. Другие всю жизнь о детях мечтают и не могут, а эта себя не жалела и ему жизнь испоганила…
В сердцах махнув рукой, Татьяна Петровна вышла за дверь. О её боли знали все. Надежду родить она потеряла давно. Ни наличие связей, ни деньги, ни принадлежность к медицине не помогли ей стать матерью. Многие советовали взять ребёнка-отказника. Такие бывали во все времена в роддоме. Но она хотела своего, превратив мечту в идею фикс. Некоторые коллеги её недолюбливали, шептались за спиной несчастной женщины, а Слава сочувствовала. Разве можно взять ребёнка, если не ощущаешь к нему ничего, кроме ответственности за жизнь? Должно быть что-то ещё: притяжение, желание окружить любовью и заботой. Если этого не чувствовать, как жить? Любовь должна из чего-то рождаться.
– Обдолбанная… Наркоманка-от-кутюр. Наверное, одна из богатеньких заблудших овец, пасущихся на лугу родительского достатка, – грустно усмехнулась Слава, глядя на невинную жертву материнского беспредела. Маленькое тельце, покрытое тонкой полупрозрачной кожей, под которой сосуды сплелись в «мраморный» рисунок, выглядело брошенным на произвол судьбы. Девушка погладила пальчики. – Если бы в срок родился, был бы богатырём. Дыши, малыш.
Ей так хотелось, чтобы ребёнок закричал и задышал сам. Приборы издавали мерные звуки, от которых хотелось спать. Слава сменила шприц в инфузоре и присела на стул. Рабочие сутки подходили к концу. Ещё час и снова закипит работа: перепеленать, накормить. Плечи ссутулились, голова поникла, и тут в голове сработал тумблер. Что-то не так. Слава вскочила, цепкий взгляд охватил сразу всё пространство.
– Кислород! – воскликнула она. Давление кислорода упало максимально. Она схватила кислородный мешок, приложила маску и начала качать. – Эй, на посту, звоните в «кислородную». По нулям. Дыши, малыш. Дыши со мной. Егорка, дыши.
Она не заметила, как дала ребёнку имя. Имя, которое существовало в ней, будило по ночам, звучало в ушах днём. Всё, чего она хотела сейчас, чтобы маленький человечек, появившись на свет, дышал, чтобы Егор дышал. Славе казалось, что она поставила на карту собственную жизнь. От её крика в родблоке началось движение. В палату реанимации вбежала Татьяна Петровна, материализовавшись из воздуха, перехватила мешок и продолжила сжимать его.
– Я мигом, – крикнула Слава, радуясь, что этому доктору лишние слова не нужны. Она всё и так понимает. Можно бежать по коридору мимо родильных боксов под стоны и крики мучающихся в схватках женщин, мимо поста. – Продолжайте звонить…
На ходу крикнув акушеркам, Слава рванула на лестницу, чтобы скатываться по ступеням и перескакивать через перила, как истинный любитель паркура. Ветер в её душе гнал тело вперёд. Преодолев все пролёты, она оказалась в цоколе и помчалась по мрачному коридору на звук телефонного звонка. Вскоре к нему прибавился богатырский храп. Тяжёлая дверь в «кислородную» была приоткрыта. В сумрачном помещении на кушетке спал хлюпкий мужичок в мятом комбинезоне и выдавал рулады.