Выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть

Вышла из магазина и опять потащилась к подъезду. Понимаю, что лучше всего бы повернуться и уехать в общагу. Но ноги сами несут в сторону его дома. Я стояла слегка в стороне от подъезда, наблюдая, как суетится народ перед праздником. Вот мужик тащит небольшую сосенку. Мимо меня проходит оживленная компания молодых парней с авоськой, в которой звенит целая батарея бутылок. Похоже кто-то сегодня упьётся.
Замерзла. И снаружи, и внутри. ЗАМЕРЗЛА. Бросив прощальный взгляд на двери в подъезд пошла на остановку.
В общежитии, взяв заранее приготовленную сумку и переложив в неё пакет с апельсинами, поехала на вокзал.
Я старалась не думать о Сергее, отвлекала себя всякой разной ерундой, мысленно читала стихи. Напевала  про себя песни, лишь бы только не думать. Не думать о нём. А не получалось, даже песни вспоминались и приходили на ум, те что напоминали о Сергее снова и снова.
«Всё напоминает о тебе, а ты — нигде
Остался мир, который вместе видел нас
В последний раз.
Комната с балконом и окном светла сейчас,
Чиста как день, который вместе видел нас
В последний раз.
Время пройдёт, и ты забудешь всё, что было
С тобой у нас, с тобой у нас.
Нет, я не жду тебя, но знай, что я любила
В последний раз, в последний раз…»
Я вспоминала, как мы танцевали под эту песню на дискотеке в доме пионеров. Я тогда еще не была влюблена в него, и всячески отбивалась от его внимания, меня  оно раздражало. И я пыталась переключить Сергея на кого-нибудь другого. Чуть в стороне от нашей компании, танцевала девчонка с великолепной фигуркой и явно положившая на него глаз. Я сказала тогда Сережке, - Смотри, какая красотка с тебя глаз не сводит.
Он тогда вспылил, - Анька, у тебя какие-то проблемы? Что ты меня вечно подсовываешь всем. То Светке, то вот этой. Мне, наверное, лучше знать, кто мне нужен и с кем я хочу быть.
Ну почему, почему так получилось? Влюбил в себя, получил, что хотел и бросил. Зачем тебе это надо было Сережка?
Добравшись до санатория я нашла сестренку и взяв у неё ключи, осталась одна в комнате. Девчата, готовили зал к Новогоднему банкету. Достала тетрадку и на лист вперемежку со слезинками полились слова.
«Вот и опять вечер, а тебя все нет и нет. И я знаю ты не приедешь.
Больно то как, господи…."
Хлопнула дверь. В комнату смеясь вошли сестренка и её соседка по комнате.
– Ну, что по чаю и будем накрывать на стол? – спросила Аля.
- Давай, - в один голос согласились мы с Татьяной.
Алка ничего не спрашивала, глядя на мой мрачный вид, сестрёнка все понимала без слов.
Мы пили чай с пироженками, девчонки смеялись, что-то рассказывали. Тормошили меня, говорили, что после встречи Нового года, пойдем на танцы.
А мне было холодно. Я словно замерзла, обледенела изнутри вся. Вяло соглашалась на всё, что-то делала, говорила и замирала на середине слова.
Я не помню, как мы встретили Новый год. На танцы я идти отказалась, сказала, что хочу спать. Нет я больше не плакала. Слезы в моих глазах застыли, так же как и моя душа. 
А утром я сказала сестре – Аль прости, что испортила вам праздник. Поеду я, пожалуй, в Челябинск. Толку и веселья от меня все равно нет, а четвертого уже на работу надо. Поеду я.
- Ты, как, в порядке? – она внимательно посмотрела мне в глаза.
- Да, все нормально. Переживу. Не бойся за меня. Глупостей не наделаю.
- Увижу его, убью, -  сказала сестренка.
- Если увидишь, - произнесла я.
Она наложила мне целую сумку всяких вкусностей и посадила на автобус.
Приехав в общежитие и выложив из сумки продукты в холодильник, я поехала к Сергею домой. Мне необходимо было услышать от него самого, что между нам все кончено.
И вот я стою, перед дверью в его квартиру, и не решаюсь позвонить. Мне страшно. Мне очень страшно. Наконец собираюсь с духом и поднимаю руку, чтобы нажать на звонок. Но дверь внезапно открывается и передо мною Сережкин старший брат Никита.
- Привет. С Новым годом! – говорю я, дрожащим голосом – А Сергей дома?
- Привет,- отвечает он. - Нет, его дома нет. А разве, он не с тобой? Вы, что не вместе, встречали Новый год?
- Нет, я только, что приехала.
- Странно, я был уверен, что это ты с ним была. Я ночью, когда приходил, видел женские бурки в коридоре, правда в комнату не заглядывал. Кстати, стол на двоих  накрыт.
- Можно я посмотрю, - зачем-то прошу я.
Никита, отступает, и я захожу в квартиру. Мне не надо даже дальше проходить, я и от порога вижу в зале на журнальном столике два бокала и две тарелки, а под столом бутылку из-под шампанского.
- Ты как? – встревожено спрашивает меня Никита.
- Я в порядке – отвечаю - Все нормально. С Новым годом вас. И до свидания.
Мы вместе  выходим из квартиры, Никита убегает вниз по лестнице, а я стою у лифта. Я ему солгала, у меня не всё нормально. У меня всё хуже некуда. Отчаяние и боль накрывают меня с головой, в глазах мелькают белые мушки, перехватывает дыхание и кружится голова. Мне хочется орать, выть, что - нибудь сломать, сделать что -то совершенно дикое. Но я беру себя в руки и ухожу к соседнему подъезду, где сажусь на скамеечку. Достаю из сумки блокнот и ручку.
Немного подумав, пишу «Кисляков, мне нужно с тобой поговорить. Да не дрефь ты, слышишь. Аня»
Бросаю записку в почтовый ящик и уезжаю обратно в общежитие.
Мне было плохо, очень плохо. Я-то рыдала, кусая себя за руки, то в бессильной злобе била кулаками подушку, то лежала на кровати безучастно уставившись в потолок. Перед глазами стоял накрытый на двоих стол и звучал в голове голос Никиты, «В коридоре стояли женские бурочки» Я не хотела есть, не хотела пить, никуда не выходила из комнаты. Мои безудержные рыдания останавливала только тянушая боль появлявшеяся время от времени внизу живота и страх за ребенка. И тогда я обхватив живот руками ходила по комнате или лежала в кровати, повторяя. как мантру. "У меня все хорошо, все хорошо, я спокойна, спокойна."
А третьего вечером приехала из дома Галка. И я заставила себя подняться и даже улыбалась, слушая её рассказ, как они чудили и веселились в клубе.
А четвертого января мы вышли на работу. Праздники закончились. К тому же у меня началась сессия в техникуме и вечером после работы, я сразу ехала на занятия.
Я выходила на остановке на пересечении проспекта Ленина и улицы Энгельса, заходила в диетическую столовую, ужинала и топала дальше. К моему угнетенному моральному состоянию, добавилось еще и плохое самочувствие. Усилился токсикоз, меня начинало тошнить уже на подступах к столовой.  У этой столовки был какой то специфичиский запах. А на работе болела голова и рвало от запаха краски и расплавленного гудрона. И я все время хотела спать.