Пленница страсти. Беркут и ласточка
Глава 3Беркут
Он и сам не мог понять – на что рассчитывал. О чем думал, когда предлагал Але остаться, поплавать в бассейне и погулять в лесу. Женщина его совершенно не знает. Не понимает – чего он хочет от нее, чего добивается. А одно желание буквально выпирает из его штанов. И это после того как те ублюдки едва не изнасиловали ЕГО ласточку.
С чего Беркут вдруг подумал, что она согласится?
Он не знал.
Правда, не знал.
Но почему-то ждал ее полного согласия. Даже не так – жаждал ее согласия. Так, как давно не жаждал выгодных контрактов или безоговорочной победы над конкурентами. Так, как, наверное, жаждал лишь одного – выжить в той жуткой аварии на трассе…
Когда кнут высоковольтного провода хлестал по всем, кто попадался у него на пути.
Однако Аля охладила пыл Беркута. Вернула ему понимание реальности. И четко дала понять – как выглядят его действия.
Как действия извращенца, который запер у себя женщину, чтобы иметь, иметь и еще раз иметь.
Нет. Не так он хотел с ней общаться. Совсем не так.
И от одного этого предположения, да нет – обвинения – высказанного так, словно Аля уже ничего не боится – все ставит на карту, чтобы спасти себя от ужасного насильника, у Беркута совсем поехала крыша. Отказали тормоза. Слетел к чертям собачьим весь самоконтроль.
Какие-то минуты он боролся с собой. А это выходило гораздо хуже, чем бороться с теми ублюдками, что пытались поиметь ласточку.
Кровь ударила в голову, аж перед глазами все на минуту поплыло и черные мушки заплясали уродливый танец. В ушах загрохотал пульс. Почище какого-нибудь барабанщика из группы, что играет тяжелый рок или металл.
Беркут так весь напрягся, что некоторые мышцы свело спазмами.
При этом ласточка крайне удачно опрокинулась на диван. В складках простыни мелькнуло то самое место… Красивый, яркий цветок: нежный, манящий.
И вся кровь Беркута, только что хлынувшая в голову, тотчас ухнула совершенно в другое место. Под ложечкой мгновенно растекся жар, ударил в пах горячей волной.
Глаза ласточки расширились. Она обняла себя руками, кажется, даже не осознавая. Инстинктивно сгруппировалась.
Беркут не собирался на нее нападать. Он даже сам не знал – что собирается сделать.
Просто эмоции вдруг так накрыли…
Казалось, воздух наполнился иголками, колол кожу и грудь, как во время мороза. И одновременно обжигал.
А взгляд ласточки, действительно, вымораживал. Или это Беркут вымораживал Алю?
Все перепуталось, потому что мир Беркута вдруг схлопнулся до масштабов одной комнаты, где находилась сейчас эта женщина. Даже не так – его мир схлопнулся вокруг ласточки. И одновременно она наполнила его новыми красками, ощущениями, впечатлениями. Правда, сейчас они были не самыми приятными и уж совсем не обнадеживали. Рождали какие-то дикие мысли, порывы.
Тело само просилось к ласточке. В голове крутились безумные фантазии. Схватить ее, встряхнуть, заставить успокоиться. Прижать к стене, чтобы прекратила ежиться, будто он планирует что-то ужасное.
Заставить, вынудить, наконец-то, понять его. Понять, что ему просто сложно ее отпустить. Не потому, что у него какие-то извращенные планы. А потому, что в ней заключен сегодняшний его день…
Беркут вдруг ощутил, что еще минута – и инстинкты возьмут свое.
Поэтому он и сбежал.
Чтобы не думать о том, как же отчаянно-сложно принять, что она все-таки уезжает. Не пытаться найти новые аргументы. Которых решительно не хватало. Потому, что они ничего не стоили в глазах ласточки, а значит – и в глазах Беркута.
Сбежал.
Чтобы не видеть ее тела: белого, соблазнительного до одури, прямо до эротических снов наяву.
Он неотрывно следил за тем, как удаляется машина и вместе с ней Аля.
И думал о том, что теперь делать.
Потому, что, если бы усиленно не размышлял на эту тему, наверное, уже вырвал бы подоконник с корнем. Кулаки Беркута дубасили по пуленепробиваемому стеклу окна, подоконнику, а он почти не замечал этого. Даже когда по стеклу поползли бордовые полосы, и то не особо обратил внимание…
Все его мысли, порывы были заняты совсем другим.
Он не мог отпустить ласточку насовсем.
Почему? Осмыслить пока не получалось. Просто Беркут отчетливо, до глухого биения сердца в груди и шума в висках понимал – нужно ее вернуть.
Именно поэтому Борислав, скрепя сердце, стиснув зубы отправил с Алей своего водителя. Он чувствовал, что сам, своими же руками не сможет увезти ласточку отсюда.
По факту – отказаться от нее. Хотя бы на время, пусть и ненадолго.
У него не хватало сил.
Мать твою! Он рисковал жизнью сотни раз! Когда только начал становиться на ноги, открыл свое охранное агентство, Беркут миллионы раз сам участвовал в операциях. Даже когда точно не знал – пострадает ли. Даже когда не был уверен, что шальная пуля или шальной взрыв не поставят точку в его карьере и жизни. Он шел на эти дела спокойно. Без особенного панического надрыва и без ощущения «боже, что будет».
А вот теперь спасовал. Впервые в жизни! Впервые!
Спасовал, испугался, не смог заставить себя сделать то, что считал правильным.
Нет! Нужно ее вернуть! И как можно быстрее…
Потому, что ну как… как он без нее?
Вот только тут потребуется план получше, чем тупо затащить женщину к себе домой и не выпускать ни под каким предлогом. Не тот случай и совсем не та женщина. Да и не те времена уже, чтобы мужик тащил женщину к себе в пещеру. А там – стерпится слюбится.
Да и сам Беркут вроде бы не такой. Хотя уверенность в этом здорово пошатнулась.
В последние часы, да нет – с прошлого вечера Борислав сам себя перестал узнавать.
Он всегда предпочитал свободолюбивых и диких калибри. А не домашних курочек, готовых высиживать птенцов и ласково щебетать на ухо – какой же он замечательный. Хотя о птенцах он пока даже и не думал.