Пленница страсти. Беркут и ласточка

Беркут наблюдал за ней весь вечер.
Как она поднималась из-за столика и словно не шла – плыла. Как смеялась вместе с вороной. Пока та хрипловато каркала, а под конец и вовсе – пьяно похрюкивала. Смех ласточки доносился до Беркута симфонией.
Как она оправляла короткое свободное платье с пышными рукавами, чтобы то закрывало шикарные, круглые, словно налитые яблочки, ягодицы. Хотя и была в кожаных лосинах. Задирай «верх» – не хочу. Ничего неприличного. Почти все в заведении уже знали, что у вороны под черным платьем красные трусы.
Беркуту нравилось наблюдать за ласточкой. Он забывал о пережитом на трассе, хотя оно еще бродило в крови хмельным коктейлем и взвинчивало эмоции на дыбы. А заодно и желания тоже.
Заводило пусковым механизмом. И бомба Беркута уже тикала. Тик-так… тик-так… В такт быстрого, слегка ошалелого пульса.
Время от времени напоминая о том, что он – молодой мужчина и сейчас неудовлетворен настолько, что и пищу-то переваривать нечем – вся кровь скопилась в другом месте.
Курок буквально уже взведен. Нужно лишь чуть поднажать – и выстрел.
Спустя некоторое время к Беркуту подошла официантка. Одна из тех, что обслуживали вип-клиентов.
– Вам еще что-нибудь нужно?
Беркут откинулся на спинку кресла.
– Вот те две женщины. Что они заказывали и что смотрели, но не заказали?
Официантка бодро отчеканила:
– Крашеная блондинка заказывала пасту, много-много коктейлей и еще пасту. А потом тирамису и еще много коктейлей. Шатенка заказала пиццу и, по-моему, хотела чизкейк.
– Принеси ей. Я оплачу.
– Какой?
– А какой у вас самый свежий?
– Фисташковый.
– Значит, его.
И уж никак не ожидал Беркутов, который ехал за шатенкой, сам не понимая зачем, что на пути возникнут те ушлепки.
Не один Беркут залип на эту куколку.
Стоило ему увидеть, что тот ублюдок почти…
У Беркута сорвало крышу.
Он неплохо дрался. Любил побоксировать, немного побаловаться вольной борьбой с теми, кто разбирается. Но сейчас это был не бокс и не спаринг – настоящий, насыщенный гормонами и эмоциями мордобой.
Беркут вбивал удары в лица и тела пьяных противников, как гвозди в крышки их гробов.
Четко… Один за другим… Не жалея силы.
Подробно, на пальцах, а, вернее, на пинках и кулаках объяснял тем ублюдкам, что эта женщина –не их поля ягода. Такая не для них. Совершенно.
Им и стоять-то с ней рядом – уже преступление.
А потом… потом он сам едва не слетел с катушек.
Второй раз за день у Беркута отказали тормоза.
Когда они с ласточкой стояли на трассе, вдвоем, и Беркут держал ее в плену своих рук. Испуганную, взвинченную и от этого еще более красивую. Дразнящую… Притягательную…
Она походила на птицу, что заперта в клетке, но в любую минуту готова выстрелить в небо, представилась бы только возможность.
Близость ласточки щекотала нервы почище недавнего шелеста шин по трассе. Также остро, также невыносимо бодряще, как прыжки высоковольтного провода неподалеку… Совершенно выбивала из колеи. Вызывала приятные и одновременно болезненные спазмы в животе, которые спускались в пах. И там все наливалось тяжестью, жаром…
Беркут вполне понимал тех ублюдков. Надо же куда-то сбросить пар, насмотревшись на эту женщину.
А не глазеть на нее, не пялиться было просто невозможно. Взгляд прилипал намертво. Захочешь – не отведешь. Сам себя одернешь – и все равно ласточка станет центром внимания.
Сидя с ней рядом, Беркут ощущал себя так, будто разъяренная змея высоковольтного провода все же добралась до него. И шандарахнула. Еще как шандарахнула!
Аж искрило. Аж темнело в глазах.
И вместо того, чтобы найти женщинам такси, отправить их по домам, Беркут зачем-то заделался их личным извозчиком. А точнее, службой доставки недвижимого имущества ласточки – ее подружки-готовальни.
Даже обманул Алю, что те мрази были не одни. Что в любой момент к ним может подоспеть помощь. Чтобы ласточка не трепыхалась и поехала с ним.
Потому что Аля, кажется, почувствовала, что Беркут не просто так расщедрился на длинные круги по городу. У него тоже был свой интерес…
Ложь вылетела из горла сама. Беркут даже не напрягался.
 
* * *
Аля
 
Какое-то время мы ехали молча. Я заметила, что Беркут опять заблокировал дверцы машины. Но предпочитала об этом не думать. Куда мне деваться посреди трассы? Да еще и с «мешком мяса», как метко выразился спутник.
Ирина заразительно храпела на заднем сидении. Становилось ясно – хоть немного привести ее в чувство, заставить хотя бы инстинктивно передвигать ногами, мне уже вряд ли удастся. В такси «таких» не часто сажают. Боятся, что их вытошнит на сиденье или еще чего похуже… Например, случится недержание… Да и какой водитель согласится нести Ирину до самой квартиры? Такси обычно все же заказывают хотя бы до подъезда…
А на себе я подругу уж точно не дотащу. Весим мы почти одинаково. На штангистку я не тренировалась. А тут еще одно чудесное обстоятельство – пятый этаж хрущевки, куда мы везли Ирину. И в доме нет лифта!
Миссия невыполнима!
Оставалось надеяться только на Беркута. Этот мужчина одновременно пугал, но и вызывал доверие. Казался ну просто оплотом надежности.
Я опасливо косилась на Беркута. Скользила взглядом по его рукам, обтянутым тугими канатами мускулов, и задерживаясь на кистях. Огромных, как лопаты и одновременно достаточно красивых. Благодаря длинным пальцам, которые скрадывали широту ладоней.
– Ну и что? Нравлюсь? – внезапно спросил Беркут, когда я в очередной раз мазнула взглядом по его волевому профилю и мощной груди. Которая сейчас, казалось, по-прежнему вздымается чаще, чем того требовала ситуация.
– Эм… Странный вопрос, – совершенно растерялась я.
– Ни разу не странный. Ты меня уже битых полчаса изучаешь и так, и сяк. Вот я и спрашиваю. Нравлюсь?
– Нне знаю… А это имеет значение?
– Раз спрашиваю, значит, имеет.
И он вновь замолчал. Чуть поджал губы и какое-то время непрерывно хмурился. Как будто его задел наш разговор. Или что-то другое задело.
Но я предпочитала не спрашивать. Доедем, поблагодарю от души и разойдемся с миром. Нет смысла лезть в спутника глубже. Мы больше никогда не увидимся.
Я тогда еще не знала, что Беркут не просто так получил свое прозвище.
Он хищник и он умеет охотиться. А если и отпускает добычу, то лишь затем, чтобы снова вцепиться в нее мертвой хваткой.