Заря Амбера

Мы выглядели, словно братья.
И хотя до сих пор я гнал от себя эту мысль, с женщинами у нас тоже было много общего.
Я едва не захлебнулся виски и поспешил поставить бокал. «Но мой отец мертв. Он был морским офицером».
Так мне говорили всю мою жизнь. Но теперь, когда перед глазами у меня оказались столь сокрушительные доказательства, на свет выплыла совершенно иная истина. Я – сын Дворкина.
Теперь все стало на свои места. И интерес, который Дворкин постоянно проявлял ко мне и моей матери. И уроки, которые он мне преподал в детстве. И его неожиданное возвращение, когда он явился, чтобы спасти меня от адских тварей – точно так же, как он спас Фреду и прочих своих детей.
Я был частью его семьи. А все эти незнакомцы – частью моей семьи.
И Фреда, и Эйбер это знали. Ведь они называли меня братом. Должно быть, Пелле и Блэйзе это тоже известно. Очевидно, один лишь я оказался настолько слеп, глуп или наивен, что не догадался об истинном своем происхождении.
Но почему ни Дворкин, ни мать не сказали мне ни единого слова? Почему я вынужден был все эти годы считать себя сиротой? Так нечестно! В детстве я так мечтал об отце, о братьях и сестрах, о настоящей, большой семье! И вот теперь выясняется, что все это время у меня были братья и сестры, и отец мой был жив – только я об этом не знал.
Почему мать скрыла от меня правду?
Почему мне пришлось расти в одиночестве?
Пожалуй, у меня будет к моему новообретенному отцу несколько весьма неприятных вопросов. Ну, а пока что, пожалуй, стоит попытаться скрыть, что я лишь сейчас осознал истинное положение дел. Мои братья и сестры вели себя так, будто мне полагалось знать всю правду. Ладно, пускай пока так и считают. Если окружающие предполагают, что тебе и без того много известно, из них легче что-то вытянуть, как, скажем, из Фреды тогда, в экипаже.
Внезапно я понял, что упустил какой-то важный поворот беседы. Я сосредоточился на том, что говорил Эйбер.
Мой новоявленный брат как раз произнес:
– ...по крайней мере, так заявил Локе. Впрочем, я бы не поручился, что он прав.
– Время покажет, – заметила Блэйзе. Пелла рассмеялась.
– Ты всегда так говоришь, дорогая. Но до сих пор оно ничего еще не показало.
Блэйзе ощетинилась, словно загнанная в угол кошка. Я понял, что сейчас она скажет что-нибудь такое, о чем впоследствии пожалеет, и поспешил вмешаться.
– Я очень рад, что наконец-то повстречался с вами. А сколько нас сейчас всего в Джунипере? Фреда говорила что-то насчет сбора семьи.
– Недурно проделано, братец, – с усмешкой произнес Эйбер. – Так вот, если не присоединяться к перебранке, – он многозначительно посмотрел на Блэйзе и Пеллу, – а ответить вместо этого на твой вопрос, в настоящий момент в замке пребывает четырнадцать членов семьи – включая тех, кто находится в данной комнате.
– Четырнадцать?! – невольно вырвалось у меня.
– Я понимаю, что на первый взгляд этого многовато, – сказала Фреда, – но я уверена, что ты с легкостью запомнишь, кого как зовут.
– А когда я их увижу?
– Думаю, вечером, за ужином, – сообщил Эйбер. – Ради свежей крови они выползут из своих щелей.
– Эйбер! – Фреда демонстративно посмотрела на брата.
– А как надо? Выползут из-под ковриков? – предложил тот другой вариант.
Фреда вздохнула:
– Анари.
Она повелительно взмахнула рукой – лишь сверкнули драгоценные камни в перстнях, – и к ней поспешил пожилой мужчина в красно-белой ливрее.
– Слушаю вас, леди, – произнес он.
– Отведи лорда Оберона наверх и подыщи для него подобающие покои, – распорядилась Фреда, потом одарила меня ослепительной улыбкой. – Я уверена, что ему захочется до ужина отдохнуть и привести себя в порядок.
– Да, неплохо бы, – откликнулся я. Хоть мне и жаль было покидать тележку со спиртным, помыться и вздремнуть сейчас было актуальнее. Такое впечатление, что сегодня вечером мне нужно быть в хорошей форме, ибо четырнадцать новоявленных родственников будут прислушиваться к каждому моему слову и присматриваться к каждому движению.
А еще я отметил про себя, что Фреда назвала меня «лорд Оберон». Пожалуй, к этому титулу я могу привыкнуть.
– Пожалуйста, сюда, лорд, – сказал Анари, направляясь к двери.
– Значит, до ужина.
И, вежливо помахав рукой родственникам, я двинулся следом за Анари.
И услышал, как Блэйзе прыснула и почти беззвучно выдохнула:
– Ну разве он не прелесть?
Я почувствовал, что у меня горят щеки. Меня еще никогда не называли «прелестью». Я бы, пожалуй, не обрадовался, даже услышав такое от женщины, с которой я делю постель. И мне уж точно не хочется, чтобы меня так именовала собственная сестра – пусть даже матери у нас и были разные.
Ну ладно, прелесть я или не прелесть, но я сделал все, что мог. В конце концов, я – солдат и не привык к тонкостям высшего света и придворной жизни, даже если и принадлежу к этому самому высшему свету по праву крови. Ну что ж, значит, действуем, как обычно. Я сделаю все, что смогу, а они либо примут меня вместе со всей моей неотесанностью, либо нет. В любом случае, мы останемся родственниками.
– Пожалуйста, лорд, следуйте за мной, – сказал Анари, свернул влево и принялся медленно, осторожно подниматься по широкой лестнице.
– Какова твоя должность? – поинтересовался я.
– Я здешний дворецкий, лорд. Я руковожу слугами и веду дом.
Я кивнул.
– И как давно ты служишь моему отцу?
– Всю свою жизнь, лорд.
– Нет, не моей семье. Именно моему отцу, Дворкину.
– Я имел честь служить лорду Дворкину все мои семьдесят шесть лет, а до меня ему служил мой отец и отец моего отца.
– Тогда получается, что ему... – я нахмурился, пытаясь прикинуть, что же именно у меня получается, – ...что ему больше ста пятидесяти лет!
– Да, лорд.
Я поежился. Мне вдруг отчего-то сделалось не по себе. Наверное, я ослышался. Столько не живут. Но Анари произнес это столь будничным тоном, что было ясно: сам он в это верит и, более того, воспринимает как нечто само собой разумеющееся.
Когда Дворкин возник у дверей дома Хельды, ему на вид нельзя было дать больше пятидесяти. Но теперь, задумавшись, я вспомнил, что во время схватки с адскими тварями он выглядел заметно моложе.
Опять магия. Да когда ж это кончится?
Мы поднялись на два пролета, и Анари провел меня в крыло, отведенное, как он сказал, под личные покои моей родни. Вся обстановка здесь дышала богатством и мощью. Картин и гобеленов хватало и в других местах; здесь же полы покрывала замысловатая мозаика, ниши заполняли великолепные статуи нагих женщин, люстры и настенные канделябры сверкали хрусталем, а мебель украшали искусная резьба и позолота. За десятилетия – или столетия – своей жизни Дворкин собрал здесь столько сокровищ, что их хватило бы на добрую дюжину королевств.
– Вот это будут ваши покои, лорд, – сказал Анари, остановившись перед большой двустворчатой дверью. – Надеюсь, они вас устроят.
Он распахнул двери – и я обнаружил, что стою на пороге небольшого собственного дворца.
Полы устилали роскошные, толстые красно-золотые ковры. Стены были увешаны прекрасными картинами и гобеленами на разнообразные сказочные сюжеты. К потолку уходили позолоченные колонны, изукрашенные лепниной. Потолок был нежно-голубым, словно небо, и по нему плыли облака, а в одном углу даже виднелся парящий ястреб. По правую руку стоял столик, окруженный тремя изящными креслами. По левую – небольшой письменный стол со всем необходимым: перья, чернильница, бумага, пресс-папье, воск и печати.
– А вот ваша опочивальня.
С этими словами Анари вошел в комнату и открыл другие двери, со сводчатым дверным проемом. Я увидел кровать с балдахином, зеркало в человеческий рост и умывальник с тазом и кувшином.
– Здесь также имеются две гардеробные и комната для переодевания.
– Спасибо.
– Не за что, лорд. У вас есть багаж?
– Только меч и то, что на мне.
Анари отступил на шаг и окинул меня критическим взором.