Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

Прибыв в январе 1928 г. в Хиджаз, К. Хакимов короля Ибн Са’уда в Мекке не застал. Он находился в поездке по стране. Обсуждение с ним порученных К. Хакимову вопросов было отложено на некоторое время. Король вернулся в Мекку только в начале мая 1928 г., и 15 мая принял К. Хакимова. На встрече с ним советский представитель уведомил Ибн Са’уда о «желании советского правительства закрепить существующие отношения заключением договора о дружбе и торговле и преобразованием советского агентства и генконсульства в полпредство».
Король, занятый в то время решением вопросов, связанных с консолидацией власти, наведением порядка в стране и оживлением торговли, равно как и упрочением положения своего государства на международной арене, не мог. не принимать во внимание резко негативное отношение Англии к его связям с Советским Союзом.
Москва находилась далеко, а англичане – буквально под боком. Заключение им договора о дружбе с СССР означало бы не что иное, как нанесение осознанной и звонкой политико-дипломатической пощечины Великобритании. Негативные для него последствия такого шага просчитывались довольно точно. У британцев имелся тогда богатый потенциал возможностей для создания Ибн Са’уду совсем ненужных ему в то время дополнительных проблем и трудностей, в том числе путем дестабилизации обстановки внутри его королевства.
Информируя НКИД о результатах встречи и беседы с Ибн Са’удом, К. Хакимов сообщал: «Сейчас он находится в положении фактической войны с Англией, и хотя война эта и не объявлена официально, но она все же имеет место быть… Англичане являются соседями Ибн Сауда по всем границам его владений – и на суше, и на море. Он не может не считаться с тем, что англичане очень сильны и бороться с ними очень тяжело. СССР является страшилищем всего империалистического мира. Начать переговоры [о заключении договора о мире и торговле] в этот момент с СССР означало бы бросить прямой вызов англичанам. В связи с этим они пошли бы на самые крутые меры, последствия которых трудно предвидеть». Именно поэтому, резюмировал К. Хакимов, Ибн Са’уд просил передать в Москву, что «он считает свои отношения с нами самыми дружественными», и что «в договоре они не нуждаются». Высказывался в том плане, что договор этот «ничего не изменил бы в существующих дружественных отношениях» между ним и Москвой, но вот усугубить «и без того сложное его положение», и еще больше обострить и так крайне натянутые отношения с Англией мог бы. И потому просил «не торопиться с этим делом» (174).
От подписания договора о дружбе Ибн Са’уд воздержался, а с предложением Москвы об изменении статуса советского представительства в Джидде согласился.
В контексте рассматриваемого нами вопроса уместным представляется упомянуть и о том, что «повысить заинтересованность Ибн Са’уда в развитии связей с СССР» советское правительство пыталось и путем «оказания содействия в урегулировании его отношений с Йеменом», неоднократно доходивших до «вооруженных столкновений». Так, одной из задач, стоявших перед представителем советского правительства Астаховым, направленным в Йемен с целью проработки вопроса о заключении договора о дружбе и торговле, было сделать максимум возможного, чтобы «повлиять на имама Яхью [Йахйю] в смысле скорейшего и дружественного урегулирования его отношений с Ибн Саудом» (175).
В целях упрочения связей с Ибн Са’удом Москва демонстрировала готовность к выстраиванию с ним отношений и в области военного сотрудничества – предлагала заключить сделку на продажу аэропланов и амуниции. Довела это до сведения Ибн Са’уда после того, как получила из Лондона информацию о приостановке поставок ему английского оружия. На основании очередного обращения Ибн Са’уда по данному вопросу к английскому правительству, говорилось в донесениии советской дипломатичиской миссии, Палата общин Великобритании направила запрос в казначейство. В ответе финансового секретаря казначейства сообщалось, что «разрешение на ввоз оружия» уже давалось Ибн Са’уду трижды: «09.11.1927 г. – на 2 млн. патронов; 22.11.1927 г. – на 400 тыс. обойм; и 01.03.1928 г. – на 2 млн. патронов» (176). И что с рассмотрением нового его обращения следовало бы повременить. Правительство Англии полагало возможным использовать нужду Ибн Са’уда в оружии для оказания на него давления в целях заставить Ибн Са’уда свернуть отношения с Москвой.
Мекканский конгресс и все последующие действия Ибн Са’уда, направленные на упрочение международного авторитета созданного им государства, на наведение «тишины и порядка» в объединенных им землях в Северной Аравии и на оживление торговли, оказали заметное воздействие на умонастроения шейхов племен Неджда и Хиджаза. Подтверждением тому – состоявшаяся в Эр-Рияде, 5 ноября 1928 г., конференция племен. Количество собравшихся на ней участников превысило 15 тыс. человек. Восемьсот избранных из их числа членов специального совещательного совета (шура), представленных именитыми уламами (авторитетными знатоками ислама), шейхами крупнейших племен и главами прославленных семейно-родовых кланов, всецело поддержали проводимую Ибн Са’удом политику «национальной независимости» и экономического развития (177).
Пора, думается, познакомить читателя с «командой К. Хакимова», с сотрудниками советской дипмиссии в Джидде. Штат ее был небольшим, но хорошо заточенным, выражаясь современным языком, на реализацию поставленных перед генконсульством целей и задач. Результативная деятельность К. Хакимова в Аравии, как рассказывает в своих исследованиях его жизни российский востоковед П. Густерин, объяснялась и личными качествами самого Хакимова, и профессионализмом его команды. На это, пишет он, указывал в своих очерках «Работа Коминтерна и ГПУ в Турции» и бывший заместитель торгового представителя СССР в Турции И. М. Ибрагимов (1888–1931), бежавший в 1928 г. в Европу. Ведя речь о Хакимове, он подчеркивал, что тот «получил в свое распоряжение лучших работников, со знанием арабского языка», что способствовало, и в немалой степени, успеху его работы. Облегчало его деятельность в Аравии и то, замечает он, что К. Хакимов был мусульманином. «Исполнял даже, с согласия Москвы, все магометанские обряды», дабы завоевать доверие арабов, и чего, надо признать, «достиг вполне». Пользуясь правом свободного передвижения по стране, К. Хакимов, по словам И. Ибрагимова, стал личностью в Хиджазе широко известной.
В состав советской «аравийской команды», наряду с К. Хакимовым, входили: первый секретарь Юсуф Галяутдинович Туйметов (1893–1938); делопроизводитель, затем первый секретарь Моисей Маркович Аксельрод (1898–1939); делопроизводитель, второй а потом первый секретарь Наум Маркович Белкин (1893–1942); переводчик Ибрагим Амирханов; Нафиссе Амирханова и технический секретарь Вера Венедиктова.
О страничках из биографии К. Хакимова до его командировки в Джидду мы уже поведали читателю в самом начале этой части книги.
Туйметов Юсуф Галяутдинович (татарин), как явствует из собранного о нем материала, родился в г. Орск. Дед его (татарин) был деревенским муллой; отец – ремесленником и мелким торговцем; а мать (башкирка из крестьян) – домохозяйкой.
Образование имел среднее. Два с половинй года проучился в 4-классном Орском городском училище; перейдя в третий класс (1910), оставил училище и дальше, служа приказчиком в лавке отца (1910–1915), занимался самообразованием.