Безумно холодный

Отвернувшись от полок, где были аккуратно расставлены промаркированные бутылочки с препаратами, док взглянул на него сквозь стекла бифокальных очков. Хокинс знал, что лекарства ему достает пара врачей из Центральной больницы Денвера, решивших, что любая помощь дока Блейка все же лучше, чем смерть какого-то глупого мальчишки на улице от передозировки или инфекции.
— Может, если ты перестанешь так хмуро смотреть на нее, она прекратит нервничать.
Хмуро смотреть? Он не смотрел на нее хмуро, а если и смотрел, то только из соображений самозащиты.
— Она… — Что за черт? Он немного наклонился, чтобы увидеть, что происходит в смотровой. Док оставил дверь приоткрытой, и Хокинс видел, как Кэт стоит около каталки и… что она делает? Его взгляд скользнул по ее телу вниз, потом дернулся вверх вместе со скоростью пульса. Четырехдюймовые каблуки творили с ее ногами удивительные вещи, особенно в такой странной позе с чуть согнутым коленом, которую она приняла, пытаясь осторожно соединить булавкой порванную ткань платья на бедре.
Господи Иисусе.
Он заставил себя вновь взглянуть на дока.
— Она… хм… — Его мозг отключился. Он мог думать лишь о том, что даже одетой, она выглядела полуголой.
— Я знаю, кто она, — пришел на помощь док, недовольно подняв одну из густых белых бровей. — Но, возможно, тебе нужно напоминание.
Его взгляд снова скользнул к смотровой. Да, может и нужно.
— Некоторые пытались добиться смертной казни за убийства, схожие со смертью парнишки Трейнора, — напомнил ему док.
Да. Это было мерзко. Действительно мерзко.
А Неудача Деккер была прекрасна — если парню нравились светловолосые и зеленоглазые красотки.
Точно.
Она наконец заколола булавку и теперь разглаживала платье. Полный абсурд. Чтобы привести себя в порядок, ей потребовалась бы сотня булавок.
— В то лето многие протянули ноги, — продолжал док. — Парнишка Трейнор, Потерянный Гарольд и тот утопленник, которого выловили в реке Саут-Платт.
У Потерянного Гарольда, пьянчуги, околачивавшегося около транспортного терминала Юнион-стейшн, прихватило сердце. Он жил отшельником, поэтому прошло три дня прежде, чем его тело обнаружили в груде картонных коробок, которые он называл своим домом. Утопленником, насколько Хокинс помнил, оказалась женщина — молодая девушка, — пролежавшая в воде долгое время до того, как какой-то неудачливый парень, совершавший утреннюю пробежку по берегу, не разглядел ее за деревьями.
— Мои записи чисты, док, — сказал он, снова сосредоточившись на дородном старике. — Я не убивал сына Трейнора.
— Но кто-то же убил, — резко ответил док. — И многие решили, что признание Мэнни Уайта — это уж слишком для алкоголика, который прожил на улице двадцать лет и уже в десять утра не мог связать ни слова.
Хокинс понимал это. Несмотря на благодарность за признание Мэнни Попрошайки, он с трудом мог представить, что старикан набрался ума до такой степени, чтобы кого-то убить. По словам Мэнни, он действовал не один — что делало историю еще менее правдоподобной, но наркодилера, которого Мэнни назвал соучастником, так и не нашли. Учитывая, что вскоре после этого Мэнни умер от рака, второй убийца, скорее всего, скрылся навсегда.
Через пару лет после освобождения Хокинса, когда они с Диланом накопили приличное количество связей — благодаря правительственной работе, они навели кое-какие справки, пытаясь взять расследование под свой контроль, но к тому времени дело было засекречено сильнее, чем деятельность уличных парней с Колфакс-Авеню…
Ну, оно действительно было чертовски засекречено.
— Она купила галерею Сьюзи Тусси на Семнадцатой, — сказал док. — Около месяца назад об этом писали все газеты: дочка сенатора Деккер возвращается в Денвер.
«Ну и ну, — подумал Хокинс. — Просто праздник».
Он знал Сьюзи Тусси. За последние пару лет он купил у «Тусси» пару произведений искусства: картины и скульптуру. Галерея находилась всего в нескольких кварталах от Стил-Стрит в ЛоДо, и именно там новоиспеченная свояченица Куина Йонгера устраивала завтра вечером свою первую большую выставку. Дилан тоже купил у «Тусси» несколько картин.
 
Но Дилан на свидания со Сьюзи не ходил.
А вот Хокинс ходил — до того, как они случайно наткнулись на Крида в баре «Лэраймер-Свер». Как только Сьюзи взглянула на «мальчика их джунглей», Хокинс стал историей. Сьюзи была милой, они приятно проводили время, но он не мог бы сказать, что скучал, или что Крид не оказал ему услугу, перехватив Тусси.
Катя Деккер никак не попадала в ту же категорию «легко нажито — легко прожито». Ее украли из его жизни, и каждый день, проведенный в тюрьме, он тяжело ощущал эту потерю. И чувство это не отпускало его слишком долгое время после освобождения.
— В последнее время я не часто бывал в городе, — сказал Хокинс, запоминая полученную информацию, хотя был уверен, что Дилан уже проверил все связи Тусси. Видимо Катя пожертвовала на аукцион картину, вероятно, именно Олега Генри, которого помогала выносить на сцену.
— Галерея всего в двух кварталах от места, где нашли тело Трейнора.
Иногда тон дока вынуждал Хокинса прищуриться.
— Ты намекаешь, что это сделала она?
— Ну, кто-то же сделал, — повторил старик. — Кто-то, кроме Мэнни Попрошайки и наркодилера, которого никто в ЛоДо никогда в глаза не видел.
Может быть, мысленно согласился Хокинс. Он сам думал об этом тысячи раз, но кто бы ни был убийцей, королеву выпускного бала точно можно было исключить из списка подозреваемых.
Он снова скользнул взглядом в смотровую. Когда он оставил ее той ночью, она спала и казалась совершенно измотанной. Любовь, вспыхнувшая между ними, была безумной, такой адски горячей. Воспоминания о ней преследовали его — ведь в его распоряжении было целых два года, проведенных за решеткой, чтобы припомнить даже мельчайшие детали.
Хокинс выругался. Вскоре при воспоминании о произнесенном слове рот его скривился в усмешке: да, этим самым они тоже часто занимались. В их последнюю ночь он показал ей разницу между сладкой любовью, которую они делили между собой, и той гранью, к которой он действительно мог ее подвести.
В конце концов, они оказались на полу душевой кабинки. Она в изнеможении, постанывая, прижималась к нему, а он молился, чтобы не схватить чертов сердечный приступ в девятнадцать лет. Она была так прекрасна: лежала обнаженной в его объятьях, мокрые заостренные ресницы опустились на щеки, быстрое и тихое дыхание касалось его груди, кожа покраснела. Прижимая ее к себе, он знал: дойди он хоть до края вселенной — все равно не найдет зрелища красивее. И он отдал ей свое сердце.
Неудачная, неудачная Неудача Деккер. Она положила конец его жизни, но Джонатана Трейнора не убивала, ни в одиночку, ни в сговоре с Мэнни Попрошайкой.
— Это не она, док, — сказал он, веря в ее невиновность с той же силой, что и в свою. Кто бы ни всадил пулю в мозги Трейнора, он вдобавок вкатил ему в кровь такую дозу наркотиков, что одно это уже остановило бы сердце. Пистолет так и не нашли, но игла валялась в переулке рядом с телом парня — отпечатков пальцев на ней не обнаружили.
Хокинс понимал, что при определенных обстоятельствах на убийство способен каждый, но Катя Деккер не могла приставить пушку к виску своего бывшего бойфренда и не могла засунуть иглу ему в вену, заранее обдумав необходимость стереть со шприца отпечатки. Что касается Мэнни Попрошайки, то он не мог заранее обдумать даже вечерний поход в туалет, ни говоря уж об убийстве.
— Будь осторожнее. Вот тебе мой совет.
 
Справедливо.
— Сколько еще? — спросил он, кивком указывая на смотровую.
Док заглянул в комнату, стоя посреди которой, Катя колдовала над платьем с помощью очередной булавки, и широкая ухмылка растянула его губы.
— Двадцать минут, — сказал он, направляясь в смотровую. — Может, тридцать.
Хокинс остановил мужчину, с силой опустив руку тому на плечо. Вот теперь он, несомненно, хмурился.