Паранойя. Почему я? (СИ)

– Так понятней, Настюш? – шепчет хрипло. На его виске напряжённой змейкой пульсирует вена.
– Продолжай, – произношу тихо, одними губами.
Наши взгляды встречаются. Теряюсь в растекающемся по радужке чёрном, как ночь, зрачке и прикусываю губу, когда Долгов начинает двигаться во мне.
С каждым толчком ощущения понятней отнюдь не становятся. Я захлебываюсь ими. Мне не комфортно. Серёжа входит, точнее проталкивается в меня, и от каждого его проникновения дух вышибает. Кажется, будто на куски разорвёт.
Не знаю, то ли он такой большой, то ли я тугая, но я настолько заполнена, растянута им, что хочется вытолкнуть. И в то же время от одной мысли, что он во мне и ему хорошо, испытываю удовольствие.
Да что там?
Чуть ли не кончаю в своей ненормальной голове, слыша, как он загнанно дышит от кайфа. Мне так нравится тяжесть его мощного тела, его резкий запах, сбитое, горячее дыхание…
Боже, это у всех так или только я такая повернутая на мужике фанатичка?
Впиваюсь лихорадочным поцелуем в его губы, втягиваю язык в свой рот и сосу в такт движения скользящего во мне члена.
Серёжа максимально разводит мои ноги и наращивает темп, но все равно видно, что сдерживается.
– Сильнее, – выдыхаю сдавленно, прикусывая колючий подбородок, и сама начинаю подмахивать. Снова сплетаемся языками, а Долгов, будто срываясь, входит в меня так сильно и глубоко, что я протяжно стону ему в рот. От боли перед глазами темнеет, и в то же время все тело, как кипятком ошпаривает. И так снова, и снова, пока Серёжа до упора накачивает меня собой, высекая где – то внутри сладкие искры.
Всхлипываю, выгибаюсь ему навстречу, шире раздвигая ноги, чтобы ещё глубже, сильнее. Пусть больно, но я хочу распробовать это новое ощущение, эти далёкие вспышки удовольствия. И Долгов, словно чувствуя, что мне надо, вколачивает меня в матрас с каждой секундой все быстрее и жёстче. Он трахает меня так сильно, что спинка кровати истерично бьётся об стену. И это возбуждает до одури.
Забыв про всякий стыд, начинаю громко стонать. Не от удовольствия, конечно, но от чего-то такого дикого, разрывающего изнутри, что держать в себе не получается. Мне так хорошо, и вместе с тем плохо, что я начинаю лихорадочно о чем-то просить.
Серёжа впивается жадным поцелуем, закрывая мне рот и, ускорившись, делает пару сильных толчков. Замирает и со стоном кончает в меня, уткнувшись мне в шею. Я же, несмотря на то, что у меня неприятно тянет низ живота и саднит промежность, чувствую удовлетворение и счастье.
Касаюсь губами влажного виска, и вдохнув запах моего разгоряченного мужчины, прикрываю глаза. Мне хочется прошептать ему, как сильно я его люблю, но слова колючим комом застревают где-то в горле, и я не могу выдавить ни звука.
Потом…  Я скажу ему потом, когда между нами все будет иначе. Если, конечно, будет…
Реальность, оставленная нами вместе с одеждой за пределами кровати, начинает неотвратимо надвигаться. Горчить на языке неопределённостью.
– Ты как, Настюш? – приподнявшись на локтях, заглядывает Серёжа мне в лицо и осторожно выходит из меня. Я же едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться. Более неприятного ощущения быть не могло.
– Всё прекрасно… потрясающе просто, – выдавливаю на автомате улыбку, вспомнив мамины наставления о том, что нужно всегда поддерживать в мужчине мысль, что он с тобой на высоте.
Я, конечно, не особо разделяю такую позицию. Но исходя из рассказов моих подружек об их первом разе, у меня все прошло действительно прекрасно. Так что пусть чуть-чуть и преувеличила, но не сказать, что соврала. Однако Серёжа начинает смеяться.
– Ой, Настька, – качает он головой, перекатываясь на другую половину кровати. – И чего тебе там потрясающего-то было?
Я краснею под его смеющимся взглядом, и натянув на себя покрывало, включаю стерву. Как говорится, лучшая защита – нападение.
– Вообще-то, Сергей Эльдарович, я о вашем мужском эго пекусь: вдруг не переживете новость, что я ни хренушечки прикола не поняла.
Долгов хмыкает.
– Какая вы заботливая, Анастасия Андреевна, – насмешничает он. – Не волнуйтесь, моё мужское эго как-нибудь сдюжит, что вы разок не кончили.
 
– Ох, ну, прямо камень с души.
– А вот язва с тобой мне точно обеспечена, – притягивает он меня к себе и, навалившись, начинает щекотать.
Я визжу и, заливаясь смехом, пытаюсь вырваться.
Но куда там, из-под такой-то груды мышц?
Мы бесимся, пока нам не начинают долбить по батареи.
– *б вашу мать! Когда же вы угомонитесь, сукины дети, всю ночь спать не даёте! – кричит какая-то бабка снизу.
Переглянувшись с Серёжей, мы утыкаемся в подушку и начинаем ржать.
– Сукины дети, – заикаясь, повторяю я, утирая слезы.
– Молчи, иначе бабка Клава начнет мне названивать, – в притворном ужасе шикает на меня Долгов.
Пока принимаем душ, продолжаем смеяться. И это немного скрашивает неловкость, и неприятные ощущения между ног. Там все так щипет и саднит, что я едва сдерживаю слезы, осторожно смывая следы нашей близости.
– Может, давай в аптеку съезжу? – предлагает Серёжа, глядя на то, как я корчусь.
Смутившись, качаю головой, стараясь не смотреть на него. Мне все ещё неловко стоять перед ним полностью обнажённой, не говоря уже о том, чтобы на его глазах заниматься интимной гигиеной.
– Настюш, ты стесняешься что ли? – повязав полотенце на бёдрах, подходит он ко мне.
– Немного, – покраснев ещё сильнее, признаюсь едва слышно. Серёжа с улыбкой качает головой и забирает душевую лейку из моих ослабевших рук. Настраивает напор воды и, осторожно направив его на меня, другой рукой аккуратно касается меня между ног. Поначалу мне страшно от невозможности контролировать его движения. Я застываю в ожидании боли, готовая в любую секунду перехватить настойчивую руку. Но он моет меня так нежно, так аккуратно, что я постепенно расслабляюсь. А вскоре и вовсе забываю о боли, задыхаясь от нахлынувшего острой волной желания. Серёжа тоже возбуждается, лаская меня. Под полотенцем отчётливо прорисовывается абрис его эрекции.
– Серёжа, – выдыхаю со стоном, когда он заставляет меня поставить ногу на бортик и опускается передо мной на колени.
Смотрю на него сверху и голову теряю. Он же, глядя мне в глаза, начинает вылизывать меня.
– Моя вкусная девочка, – мурчит, словно сытый кот, играя языком с клитором. Всхлипываю от прошивающего насквозь удовольствия. Кусаю губы, чтобы не за стонать в голос, но Долгов тут же сводит на нет мои старания. – Покричи для меня. Покажи, как тебе хорошо.
Мне хочется пошутить насчет бабы Клавы, но слишком хорошо, не могу сопротивляться его чувственному шепоту и, несмотря на смущение, начинаю тихонечко постанывать. С каждым движением его языка все громче и протяжней, пока не содрогаюсь в сладких спазмах оргазма.
У меня подкашиваются ноги от разлившейся по телу истомы, но Серёжа не позволяет мне осесть. Удерживает крепко на месте и со вкусом слизывает мой оргазм, а после поднимает лейку и снова продолжает мыть, как ни в чем не бывало.
– Тебе полотенце не жмёт? – подкалываю его, кивнув на внушительный бугор под полотенцем.
– А что, не терпится помочь? – выключив воду, помогает он мне вылезти из душа.
– При всем желании вряд ли чем-то сейчас смогу.
– Ты себя недооцениваешь, Настюш. У тебя еще есть очень горячий ротик и не менее горячая попка, так что при желании сможешь, – подмигнув, снова вгоняет он меня в краску. Но прежде, чем успеваю подыскать остроумный ответ, Сережа коротко целует меня и шепчет. – Прекращай загоняться, Настюш, в сексе никакого стыда и стеснения быть не может. Он сам по себе стыдный, некрасивый, потный. Картинная херь, которую показывают в порнухе и близко не стоит с тем, что нормальные люди без загонов в башке делают друг с другом в постели. Не надо думать, что я что-то не то подумаю, если ты вдруг сделаешь то, что тебе хочется. Единственная моя мысль, когда я трахаю тебя, чтобы тебе было хорошо и ты кончила. Поэтому никаких больше киношных «это было потрясающе», страхов и стесняшек. Твоя главная задача во время секса – от души кайфануть подо мной и, если для этого тебе надо превратиться в похотливую сучку, требующую, чтобы её вы*бали. Ради бога – никаких проблем.