Александровскiе кадеты. Том 2
– Вот где мундиры-то наши, боюсь, нас и выдадут, – сказал Федя. – Одно дело, если фильма снимается, и другое совсем – когда мы тут все словно в карнавальных костюмах сидим…
Телефон грянул вновь. Игорёк схватил трубку, словно спасательный круг:
– Алё! Да, Юлька, прости – что? Сюда идёт? Дядя Серёжа? Уже? Алё! Алё!.. Трубку повесила, – сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Сюда идёт, – сердито проговорила Мария Владимировна, возникая в дверях. – Ну, пусть идёт. В дверь поколотится да и…
– Нет, мы его пустим, – возразил профессор. – Скорее, скорее, выходите!
Федя едва успел подумать, что испуг хозяина странен – разве кто-то может врываться в его квартиру, кроме полиции, – но спорить не стал.
Они вновь оказались на улице, в тихом зелёном дворе, Игорёк поспешно повёл их прочь от парадного.
– Я тут такие места знаю, ни в жисть никто не сыщет!
Они почти бежали наискосок через сквер, и тут им наперерез бросилась фигурка с косичками. Федя узнал – та самая Маслакова, русая и курносая.
– Ой!
Девчонка тяжело дышала. На ней было короткое, до колен, платье, явно домашнее.
– Ты откуда? – беспомощно вопросил Игорёк.
– Забыл, что я рядом живу? – удивилась Юлька. – Совсем заболел, Онуфриев!
– И-извини, – пробормотал Игорь. – Спасибо тебе, что п-предупредила…
– Пожалуйста, – вежливо сказала девчонка, пристально оглядывая всю шестёрку. – Я… мне… в общем, не нравится, как дядь Серёжа про вас расспрашивал. Он хороший и всё такое, а вот расспрашивал как раз… нехорошо.
– Спасибо вам, милая Юлия, – негромко сказала Ирина Ивановна. – Вы рисковали. Но, прошу вас, скажите, почему именно «расспрашивал нехорошо»?
Маслакова переступила с ноги на ногу, наморщила курносый нос:
– Да так. Взгляд прищуренный. Головой качал, губы кривил укоризненно этак. Я его знаю, дядя Серёжа так делает, когда злится. Я и подумала – чего ж ему на вас злиться? Вы ему ничего плохого не сделали, ведь верно?
– Верно, мадемуазель, – кивнул Две Мишени. – Мы его никогда и в глаза не видели, вашего дядю.
– В общем, расспросил он меня и сразу ушёл, хотя никогда так не делал раньше. Уж если приходил, то приходил. А тут подхватился и бежать!.. Маме сказал, мол, не жди. Срочное дело. Вот я и подумала… что-то здесь не так…
– А он кому-то ещё звонил, твой дядя? – напряжённо спросил Игорёк.
– Звонил. Но так, чтобы мы с мамой не слышали. Мама даже обиделась. Чего от нас прячешься, сказала, звони своей Татьяне, я не вмешиваюсь… а он: я по делу, какие сейчас Татьяны? Вот не бывало такого!.. А вы вправду артисты? – Она аж привстала на цыпочки, обводя их взглядом. Дольше всего взгляд этот задержался на Фёдоре, и тот немедля ощутил, что краснеет.
– Нет, милая Юлия, – негромко и ровно сказала Ирина Ивановна. – Мы не артисты. Я вот – учитель. Русская словесность. А Константин Сергеевич преподаёт военное дело.
– Пойдёмте сядем, – вздохнул Игорёк.
Скамейка оказалась кривая, скверно покрашенная и вдобавок вся покрытая различными словами, вырезанными с особым тщанием.
– Ну и ну, – вздохнула госпожа Шульц. – Даже и тут…
– А… а вы откуда? – с отчаянным любопытством спросила Маслакова. – Вы ж не из Ленинграда?
– Не из Ленинграда, – покачала головой Ирина Ивановна. – Мы очень, очень издалека, дорогая.
– И говорите странно. У нас так не говорят. – В глазах у Юли вспыхнул страх.
– Маслакова! Не придумывай. Никакие это не шпионы, если ты про это!.. Поменьше надо было про майора Пронина читать! – Игорёк сделал движение, словно собираясь схватить Юлю за руку, но вовремя опомнился.
– Поистине, мы были б удивительными шпионами – отправившимися на охоту за чужими секретами в компании трёх молодых людей приятной наружности, – улыбнулась госпожа Шульц. – Да и приметные мы, всякий запомнит. – Она кивнула на татуировки Двух Мишеней.
– Д-да, – выдохнула Маслакова. – П-простите…
– А почему вы считаете, что ваш дядя может доставить нам неприятности, мадемуазель? – вежливо осведомился подполковник.
– Может, – мрачно сказала Юлька. – Дядя Серёжа, он такой… сердится всё время. Даже на маму прикрикнуть может. Хотя она не родная его сестра, а двоюродная…
– А… ваш почтенный батюшка? – осторожно спросил Две Мишени, и курносый нос враз опустился к земле.
– Папа от нас ушёл. Давно, я тогда совсем маленькая была. Я его и не помню.
– От нас тоже ушёл, – вдруг сказал Петя Ниткин. – У меня тоже дядя есть и тоже Серёжа! Представляете?
– Какое совпадение, – улыбнулась Ирина Ивановна. – Ну прямо как у Салиаса [11] в романе!
– Что же он может сделать такого плохого, ваш уважаемый дядя? – с прежней вежливостью продолжал Две Мишени.
– Не знаю. Но я испугалась. Он сердился очень, дядя Серёжа. А когда он сердится… всякое может случиться.
– А кто он?
– Секретный физик, вот кто!
Петя Ниткин немедля воспылал интересом, однако Ирина Ивановна подняла руку.
– Петя, погодите. Видите ли, мадемуазель Юлия, мы…
– А вы откуда? – бесхитростно перебила её та. – И одеты так странно, и впрямь как для кино. Только для какого кино? Как называется? Кто режиссёр? Я кино люблю, я про «Ленфильм» всё знаю!
– Отвянь, Юлька, – Игорёк закрыл их собой, но сказал беззлобно. Так, словно в шутку, но Феде стало неприятно. «Отвянь» – разве так с барышнями говорят? – Ну, чего пристала? Видишь, люди сказать не могут. А так бы давно уже сказали. Не сечёшь, что ль?
– Секу, – уныло призналась Юлька. – Эх… Ну… я пойду тогда?
– А мы обратно вернёмся, – решительно сказал Две Мишени. – Хватит уже тут прохаживаться. Променад закончен, господа кадеты.
– Не. – Юлька вдруг решительно топнула. – Я с вами, можно? Что-то я как-то… не должна я вас тут оставлять.
– Маслакова, не придумывай!
– А что ты как Егор Маркелыч?!
– Егор Маркелыч учитель, ему положено!
– А тебе нет! Короче, я с вами!
Две Мишени пожал плечами, Ирина Ивановна развела руками, и все вместе они заторопились к подъезду.
Там, у самых дверей, в сгустившихся лёгких сумерках, вспыхивал и угасал алый огонёк – тёмная фигура застыла, привалившись к стене.
И подполковник, и Ирина Ивановна разом остановились. Госпожа Шульц сунула руку в ридикюль, Константин Сергеевич – в боковой карман френча.