Александровскiе кадеты. Том 2
– А как потом до самого Новороссийска драпали, забыл? – Рот Никанорова презрительно дёрнулся. – Думаешь, где надо, об этом не знают?
– Сейчас не тридцать седьмой. – Двустволка дрогнула, стволы недвусмысленно поднялись. – Прошло ваше время, заразы, срока давать!
– Это мы ещё посмотрим!.. Незаменимых у нас нет, запомни, Онуфриев!
– Помню-помню. Ступай, Серёженька. И ни в какой комитет ты не пойдешь, и в милицию не позвонишь. Тебе твоя машина так же драгоценна, как и мне. Никому ты её не отдашь; рукой правой пожертвуешь, а машиной – нет.
– Ошибаешься, Николай Михайлович. Если подумать, что всё вокруг нас вдруг исчезнет… – Никаноров вдруг ухмыльнулся. – Ну, бывай, дорогой. Только уж, чур, не обижаться, если что.
– И без глупостей. – Стволы вновь качнулись. – А то я вашу братию знаю. И детей положите, и девушку. Чтобы некого бы мне отправить назад было. Пистолет твой наградной мне не нужен, иди себе, Серёжа, иди с Богом.
– Да, пойду, пожалуй, – сказал Никаноров. Нехорошо сказал, плохо. Нет, голоса не повышал и даже плечи опустил, словно в унынии, а только Феде Солонову было яснее ясного, что так просто это дело не кончится. – А ты, – обвиняющий перст его указал на Юльку, – марш домой! Мать небось с ума сходит!.. Я с тобой ещё разберусь, дрянь ты этакая!
Сергей Сергеевич и впрямь повернулся, пошёл прочь. Николай Михайлович ждал, покуда тот не скрылся за углом, вздохнул, кивнул на дверь – давайте заходите.
И Юлька с ними.
Ничего девчонка из будущего, смелая. Интересно, подружились бы они с Лизой?
– Юлечка, – только теперь заметил её профессор, – какими судьбами?
Та принялась рассказывать; Николай Михайлович слушал, кивал.
– Матери позвони. И беги, Мария Владимировна тебя проводит, а то уже поздно. Да и Сергей Сергеевич твой…
– А про что он такое говорил? – Глаза у Юльки были на пол-лица.
– Рано тебе это ещё знать, – сердито сказал профессор. – А потому не приставай, дорогая моя, ничего не скажу.
– Ну вот, – огорчилась девчонка. – Всегда так…
– Юленька, – возникла с кухни Мария Владимировна. – Давай позвоним и…
– А я знаю, – вдруг сказала та. – Вы – из прошлого, да?
Все так и обмерли.
– Из прошлого, – второй раз вышло куда увереннее. – Я догадалась. Теперь ясно, про что дядя Серёжа толковал…
Никто не проронил ни слова.
– Я не выдам! Честное пионерское! Не выдам!
– Конечно, не выдашь, Юленька, – вздохнула Мария Владимировна. – Сообразительная ты наша…
И тут Юля Маслакова ухитрилась удивить всех ещё один раз.
– Дядя Серёжа в милицию побежит, – сказала она без тени сомнения. – У вас же оружие, пистолет, да? Вот он и сообщит.
Профессор с Марией Владимировной переглянулись.
– Поехали. Сейчас. Немедленно!..
Глава XII
7 (20) мая 1972 года, Ленинград – декабрь 1908 года, ГатчиноФедя Солонов ехал на автомоторе. Автомотор назывался «Волга». ГАЗ-21, уточнил неугомонный Петя Ниткин, хотя зачем ему эти сведения, он и сам сказать не мог. Внутрь они набились прямо как дрова в телегу – сидели друг на друге.
– Все правила нарушаем, – вздыхал Николай Михайлович. И то верно – на переднем сиденье оказались Ирина Ивановна с донельзя мрачным и надутым Костей Нифонтовым, а позади – Две Мишени и они с Петей. Мария Владимировна осталась дома – отправить обратно Юлю.
А та, прощаясь, вдруг заплакала. Игорёк, которого тоже не взяли, отвернулся.
Да и у Феди, он сам не знал отчего, на сердце кошки скребли.
Слишком мало побыли в этом удивительном новом мире. Мире без нищих и богатеев, в справедливом мире. Где по гладким асфальтам катились зализанные, обтекаемые автомоторы, так непохожие на те, что бегали по его родному Гатчино, не говоря уж о тихом Елисаветинске, где подобных чудес и вовсе никто никогда не видывал.
Петя Ниткин, конечно, не отрывался от книжки. Его блокнот стремительно распухал от быстрых карандашных записей.
– Николай Михайлович… – вдруг сказал Две Мишени. – Я понимаю, вы сражались против взявших власть эсдеков-большевиков. Я понимаю, вы хотите исправить неправильное, с вашей точки зрения, прошлое. Нет-нет, я не спорю – на всё воля Божия, и, если Он, в величайшей любви Своей, попустил подобному случиться, значит, в этом кроется некий божественный промысел. Но – насколько прав ваш оппонент? Что, если это и впрямь угрожает вашей действительности? Не проще ли было вам с супругой уйти к нам, в наш временной поток, как вы говорите? Вы блестяще образованны, детство и юность ваши прошли в Империи, вам не потребовалось бы даже приспосабливаться. С документами, – подполковник чуть усмехнулся, – в нашем 1908-м должно быть куда проще, чем у вас. Да и то сказать, я бы смог оказать вам известную протекцию. Профессоров теоретической физики вашего масштаба у нас не в переизбытке. Вы могли бы открыть своё дело. Разбогатеть. Трудиться на благо России. Тем более что ваши посланцы не без успеха обосновывались у нас.
Николай Михайлович ответил не сразу. Автомотор выбрался за пределы города, темный лес надвинулся с обеих сторон узкого шоссе.
– Константин Сергеевич, – странно сухим голосом наконец заговорил профессор, – а разве вы покинули бы своих солдат? Разве вы согласились бы уйти, бросив дело всей своей жизни? Отказавшись от возможности исправить величайшую несправедливость целого века? Да, мы с Мурой в 1919-м почти дошагали до Москвы – с так называемым Дроздовским полком, в составе Вооружённых Сил Юга России, тех, кто сражался с большевиками. Но не хватило сил. Кто-то говорит, что наше дело – белое дело – было обречено с самого начала; кто-то с этим не согласен. Но сбежать с поля боя?.. Дезертировать?.. Забиться в уютную норку и позабыть обо всём, что оставил позади?.. Да, конечно, мы спокойно могли бы отправиться к вам. Пришлось бы слегка повозиться с, как у нас говорят, легализацией, но, вы правы, это не составило бы непреодолимых трудностей. Однако, увы, не могу. Нет, если не останется другого выхода… Но это именно последнее средство. Если нас загонят в ловушку здешние власти предержащие – тогда да. К этому мы тоже готовы. Однако мы не оставляем надежды…
– А вы точно уверены, что вашим согражданам… – начала Ирина Ивановна, но профессор отмахнулся с досадой.
– Ну только вы не начинайте, милочка! Не сравнивайте меня с большевиками. Они строили свою злую утопию, а мы хотим вернуть всё к нормальности.
– Вы даже приблизительно не знаете, к чему это приведёт, – покачала головой Ирина Ивановна.