Сердце Ведьмы

И если это действительно Всеотец, то она не собиралась сдаваться без борьбы. В особенности потому, что боялась, что ничего хорошего не выйдет, если он завладеет тем опасным знанием, которое хотел заполучить с её помощью. Была ли она единственной, кто мог дотянуться до искомого, или единственной, кого он не боялся подвергнуть опасности? Почему он до сих пор не смог добраться туда самостоятельно, используя искусство сейда? Неужто Фрейя и норны отказались помочь ему – или ему просто не хотелось подвергать их риску?
Я отказываюсь делать за него грязную работу. Тем более после того, как боги поступили со мной.
И её трижды сожжённое сердце было тому подтверждением.

Однажды бессонной ночью в начале лета, когда Хель было четыре года, а Фенриру – два с половиной, Ангербода забыла принять противозачаточное зелье, и через несколько дней у неё появилось дурное предчувствие, что одного раза было достаточно. Она без сна лежала в темноте, а Локи дремал рядом, и когда в её памяти всплыли слова Скади, сказанные много лет назад, о том, чтобы не позволять ему использовать её, женщина чуть не разрыдалась.
Вместо этого она бросила взгляд на кровать, где спала Хель. Фенрир свернулся калачиком на земле – малышка отказывалась спать в постели с братом, если рядом не было матери. Колдунья почувствовала желание оттолкнуть Локи и забраться в постель к детям, чтобы одному из них не приходилось спать на полу, но ей не хотелось никого будить, поэтому она осталась на месте.
Ведьма провела рукой по волосам мужа. Он пошевелился, но продолжил спать, дыша ей в шею и прижавшись лбом к щеке. Её ладонь спустилась к животу и задержалась там, ощущая дряблую кожу и растяжки – результат первых двух беременностей.
Она задалась вопросом, какого ребёнка произведёт на свет в этот раз. И, к её огорчению, вопрос этот был исполнен не трепета, а страха.
Вскоре Локи отбыл, и Ангербода не видела его ещё много лун. Он впервые отлучился так надолго с тех пор, как родилась Хель. Колдунья видела, что с каждым днем дочь становилась всё более подавленной, а Фенрир капризничал и предпочитал не выходить из пещеры. Из-за этого женщина всё больше злилась на Локи. Ей приходилось в одиночку бороться со звериными инстинктами сына и с отчаянием дочери. И она даже не могла выспаться, потому что во сне противостояла таинственному голосу.
И, кроме того, она сражалась и со своим телом тоже – отсутствие отдыха изводило её, и казалось, что, как и тогда, когда она носила Фенрира, новый ребёнок внутри неё не хотел расти нормальным образом. Даже на четвёртом и пятом месяцах беременности её по-прежнему тошнило от любой съеденной пищи. Сын-волк не задавал вопросов по этому поводу, но Хель пугала болезнь матери, так что Ангербода изо всех сил старалась скрыть недомогание.
И вновь у неё не получилось скрыть своего положения от Скади, которая, конечно, по-прежнему приходила и приносила товары на обмен, а последнее время и просто пообщаться. Подруга призналась, что не очень-то любит детей, но малыши Ангербоды были исключением. Кроме того, что она позволяла Фенриру сопровождать её на охоте, великанша несколько раз брала Хель в лес и показывала ей, как расставлять силки.
– Готова идти, кроха? – всегда спрашивала Скади перед вылазкой, и девочка лишь кивала с едва заметной улыбкой, закидывая на плечи детскую походную сумку, которую ётунша принесла ей для их первой прогулки.
Скади стала для неё чем-то вроде второй матери во время долгих отлучек Локи и была единственной, кому позволялось называть её «крохой». Будучи действительно маленькой даже для своего возраста, Хель решительно не любила, когда ей напоминали об этом, и вскипала всякий раз, когда Ангербода пытался назвать её каким-нибудь уменьшительным прозвищем.
Походы в лес со Скади позволяли Хель почувствовать себя более взрослой, хотя Ангербода сомневалась, что дочери на самом деле нравится ставить ловушки на зверьков.
– Отец учил меня точно так же, – сказала Охотница однажды вечером, когда они с малышкой вернулись с тушками двух кроликов и белки, к которым Хель отказалась даже прикоснуться. – Но она просто отказывается принимать необходимость убивать животных…
– Она ещё ребёнок, – сказал Ангербода. – Животные – её лучшие друзья. Она не противится есть мясо, но предпочитает не задумываться о том, откуда оно взялось.
Девочка с отвращением отворачивалась каждый раз, когда матери приходилось свежевать кролика на ужин.
– Это понятно, но нельзя забывать, что они ещё и еда, – ответила Скади.
– Будь её воля, Хель питалась бы исключительно овсяными лепёшками, что приносит её отец, – пробормотала Ангербода, прежде чем смогла прикусить язык.
Она понимала, что лучше не упоминать о муже в присутствии Скади. Фенрир и Хель, возможно, и не обращались к Локи иначе, чем «папа», но она нервничала, предчувствуя тот день, когда один из них проболтается, назвав отца по имени во время одного из визитов Охотницы. Ангербода знала, что, предупреди она их, лишь приблизит этот момент. Они могли намеренно её ослушаться – с детей Локи станется. До сих пор её настойчивое требование, чтобы они всегда оставались в пределах защитного заклинания, казалось, было единственным предупреждением, которое они восприняли всерьёз. Возможно, в этом была и заслуга Скади: она тоже очень строго относилась к соблюдению этого правила, когда брала их в лес.
Ангербода передёрнула плечами, жалея, что упомянула Локи, хотя и не по имени. К счастью, ётунша только закатила глаза и на этот раз не стала настаивать на обсуждении мужа подруги.
– Как бы то ни было, – продолжила Охотница, – реальность такова, что умение расставлять силки – полезный навык, если человек не хочет охотиться. Кроме того, при этом способе ни одна часть тушки не пропадает даром. Зверь приносит в дар свою жизнь, и это нужно ценить. Хель пока слишком мала, чтобы осознать это, но когда-нибудь и она поймёт.
Ангербода согласилась с этим.
– Тебя ещё что-то тяготит, – заметила Скади несколько мгновений спустя.
– Неужели это так очевидно?
– Как долго его нет на этот раз?
– С начала лета, – вздохнула Ангербода. Очевидно, им всё-таки придётся поговорить об этом сегодня.
– И чем он где-то там занимается?
Ведьма посмотрела на свою чашку с козьим молоком и задумалась, сколько ещё она сможет выпить, прежде чем её стошнит.
– Всем, чем ему заблагорассудится.
– Я по-прежнему не отказалась от желания убить этого мерзавца, – с горячностью заявила Скади, сжимая чашку в кулаке. – И однажды я так и поступлю.
– Ты этого не сделаешь.
– Обещать не буду, – сказала охотница и, допив эль, твёрдо посмотрела на подругу. Вскоре она немногословно попрощалась и ушла.

И вот однажды дождливой ночью в середине осени, когда дети спали, а Ангербода присела в кресло перед очагом, чтобы распутать и расчесать волосы после долгого дня, она услышала, как открылась и закрылась дверь. Она стиснула зубы, плотнее закуталась в меховую накидку и наклонилась вперёд, чтобы подбросить в огонь ещё одно полено, решив не удостаивать мужа тёплым приветствием.