Сердце Ведьмы
В результате ведьма лишь немного погрузилась в видение, прежде чем смогла отстраниться. Она не нырнула в самую бездну, не узнала всех подробностей, не увидела трагической развязки. И ей хотелось бы, чтобы так всё и оставалось.
Иногда, когда Локи и Ангербода были уверены, что дети крепко спят, они выскальзывали из кровати и перебирались к очагу. Большую часть времени они просто ленились и нежились в объятьях друг друга, молчали по несколько часов, прислушиваясь к снегопаду и завываниям ветра снаружи, блаженствовали от потрескивания огня, чувствуя его тепло на руках и лицах.
В таких ночах не было ничего особенного, но колдунья всё равно дорожила ими. Время мало что значило для Ангербоды до появления детей и Локи, но эти четверо дали ей возможность по-особенному ценить те быстротечные тайные мгновения, которые могли показаться обычными для других, но становились важнее для неё всякий раз, когда она их замечала.
Большую часть зимы Ёрмунганд провёл у матери на шее или свернувшись у неё на груди, впитывая её тепло и не занимаясь ничем другим. Когда он не был с ней или перед очагом, то впадал в глубокий сон. Змей почти ничего не ел, но с наступлением весны оживился и начал бурно расти. Он теперь сам добывал себе пищу в лесу, который в этом году был зеленее, чем когда-либо прежде.
К началу лета их младший сын в длину сравнялся с ростом отца, то есть вырос довольно длинным, а в толщину был примерно с шею Ангербоды. Она подозревала, что он мог бы проглотить человека целиком, если бы всерьёз попытался, хотя, к её облегчению, он этого не делал. Тем не менее она не спускала с него глаз – Хель стала бы для него лёгкой добычей.
Дочери исполнилось пять, но она по-прежнему была совсем малышкой. Её волнистые чёрные волосы спадали до талии, а зелёные глаза казались огромными на крошечном бледном лице. Она регулярно помогала матери в саду, но чаще расхаживала взад и вперёд по поляне, очевидно скучая, снова и снова вертя в руках своего игрушечного волка.
Ёрмунганд ещё не начал говорить, но ему было всего шесть месяцев от роду, так что Ангербоду это не особо тревожило. Иногда его голос звучал в её голове, но только слогами, они не складывались в слова – даже в «маму», первое слово волчонка Фенрира. Они с Фенриром, чья лобастая щенячья голова теперь была на уровне локтя женщины, часто огрызались, шипели и рычали друг на друга, но шутливо, по-братски.
Локи, конечно, только раззадоривал их. С окончания зимы он не отлучался больше чем на месяц, и ведьму это радовало.
Заклинатель из снов по-прежнему почти не проявлял себя. Она изо всех сил старалась забыть ужасы, что явились ей в видении той ночью, но обнаружила, что не может запереть это знание так глубоко в подсознании, как хотелось бы. Воспоминания о сходстве её сыновей с чудовищами, которых она узрела, и о кошмарном наказании Локи всегда находили лазейку и всплывали на поверхность. Впрочем, эти мысли исчезали, стоило мужу появиться, ухмыляясь, у входа в пещеру с новой историей наготове. Дети всегда бросались к нему, и, видя наконец его лицо, видя их всех счастливыми, Ангербода чувствовала умиротворение.
Однажды, когда Локи и Хель загорали в траве на поляне, она уловила обрывок их разговора, пока готовила ужин. Ёрмунганд обвился у неё вокруг талии и положил голову на плечо. Он становился слишком тяжёлым, чтобы носить его на себе, но она не возражала.
– Я не знаю, Хель, – услышала она голос мужа. – По-моему, у Фригг самая длинная борода.
– Нет, папа. Она – коза-девочка. У неё не может быть самой длинной бороды, – ответила дочь с непоколебимой уверенностью пятилетнего ребёнка. – Самая длинная – у Одина, видишь? Ты говорил, что он мудрее всех коз, значит, и борода у него самая-самая.
– А мне всё-таки кажется, что у Фригг длиннее. У коз-девочек ведь тоже есть бороды и рога, как и у коз-мальчиков.
– Ах, ну в таком случае это у Тора самая длинная борода.
– Я по-прежнему считаю, что у Фригг.
– Нет, ты ошибаешься. А почему вообще у коз-девочек растут бороды и рога?
– Точно не знаю, но именно из-за этого я и назвал их вперемешку. Помнишь?
– А мама сказала, что это просто очередная твоя выходка.
– Правда? Так и сказала?
– Да. Она сказала, что ты сделал это нарочно, потому что ты дурачок.
– Зачем ты отравляешь разум моей дочери своей гнусной ложью? – крикнул Локи в направлении пещеры.
– Разве это не ты заявил ей на днях, что шрамы у тебя на губах появились от драки с белкой, которая взбирается на Иггдрасиль? – крикнула в ответ Ангербода, и Ёрмунганд ткнулся головой ей в подбородок. Обычно она понимала это как знак того, что ему весело.
– Сначала это была словесная баталия, – подтвердил Локи Хель, потому что та бросила на него подозрительный взгляд, как Ангербода заметила с того места, где стояла. – А потом она захотела, чтобы я замолчал, и вцепилась мне в лицо своими беличьими коготками.
Мужчина изобразил пальцами когти и пощекотал девочку, а та захихикала и с воплями откатилась от него. Ёрмунганд отцепился от матери и скользнул на поляну, Фенрир последовал за ним, спрыгнув со своего места у входа в пещеру и набросившись на отца, – и вскоре все четверо превратились в один визжащий клубок из тел. Как ни очарована была Ангербода подобным зрелищем, ей всё же пришлось позвать их ужинать. Впрочем, никто не обратил на неё внимания, хоть она и попробовала окликнуть их ещё дважды. Так что, подхватив полное ведро, она вышла из пешеры и окатила их водой.
– Ужин готов, – спокойно произнесла женщина и опустила ведро. – С тобой всё в порядке, Хель?
Дочь, пытаясь отдышаться, кивнула. На мгновение Ангербода уловила намёк на синеву в губах и кончиках пальцев девочки, но всё прошло, когда та успокоилась. Сама Хель, казалось, почти не беспокоилась о своём состоянии, но колдунья не могла не переживать. Наверное, это был материнский инстинкт.
– Фенрир, отряхнись, прежде чем войти. И ты, Локи, тоже, – напомнила она обоим.
Но муж, конечно, подошёл поближе, чтобы тряхнуть мокрыми волосами прямо ей в лицо, и за это она шлёпнула его ложкой.
– Иногда мне кажется, что я воспитываю четверых детей, а не троих.
– Можем и четвёртого. – Локи обнял её за бёдра и прижал к себе.
За столом Хель хихикнула и отправила в рот ложку тушёного мяса. Фенрир и Ёрмунганд сидели по обе стороны от сестры, но так как они уже наелись до отвала, то рагу им не полагалось. Впрочем, они и не ели ничего из того, что готовила мать, поэтому Ангербода поставила перед ними по тарелке, доверху наполненной кусками сырого мяса.
Её сыновья решительно не умели вести себя за столом прилично. Честно говоря, есть без них было бы даже приятней, но ей не хотелось, чтобы они чувствовали себя отчуждённо.
– Только если на этот раз рожать будешь ты, – легко согласилась Ангербода. – Вдруг тогда это будет не дрожащая клякса с глазками.