Хочу с тобой

Родион потирает руки.
У Ивана Ильича лицо каменное, но осанка идеальная. Он снова как-то странно крякает, но кивает. Судя по всему, с корабля наш капитан не уйдет, будет тонуть вместе с ним. Блть.
— Предварительный договор купли-продажи составили? — спрашиваю я.
Шубин лезет в портфель, достает кипу бумаг, протягивает мне.
— Вы подумаете или сразу ответите? — улыбается он. — Деньги придут в течение пары часов.
— Дайте нам сутки, Алексей Игоревич, — говорит Родион. — Мы с братом должны тщательно изучить бумаги.
Мой язвительный смешок заставляет всех улыбнуться, а Родиона покраснеть. Пары секунд хватает для того, чтобы понять всё. Я поднимаю глаза на Шубина и говорю спокойно:
— Ага, понятно. Ждать причин нет. Наш ответ готов, и он будет: идите на х*й.
В кабинете воцаряется тишина. Ее прорезает только пение петухов и ржание лошадей где-то вдали. Родион громко чихает три раза подряд.
— Что? — переспрашивает Шубин.
— За двадцать миллионов бизнес не отдам. За сто двадцать — подумаю, решение будет через пять месяцев, после вступления в наследство. Тогда и продолжим разговор. А сейчас мне некогда, прошу прощения. Сбор урожая — пора горячая.
— Сто двадцать? — низко хохочет Шубин. Глаза сверкают недобро.
Я в ответ улыбаюсь.
Через мгновение после ухода покупателя Родион соскакивает с места и принимается мерить кабинет шагами.
— Продавать надо, Данила, а не мозг иметь! Бабло пилить и расходиться. Ты спятил?!
— Продавать — это да, но не за ту сумму, что предлагают.
Иван Ильич прочищает горло, будто хочет что-то сказать важное, дать ценный совет подрастающему поколению. Мы с братом, оба на взводе, поворачиваемся к нему — управляющий вздрагивает и отводит глаза к окну, будто там что-то интересное.
Мы с Родионом снова сцепляемся.
— Данила, блть! Шубин отлично знает рынок. Дела отца идут не так шикарно, как ты себе нафантазировал. Иван Ильич докажет.
— Закатать самую плодородную землю в стране под асфальт? Охренеть какая шикарная идея! — не выдерживаю уже я.
— Не всю, а только часть.
— За двадцать миллионов не продам, Родион, — повышаю голос, тоже подходя к окну.
Смотрю на открывающийся пейзаж. А управляющий прав: красиво. Отец знал, какую комнату оборудовать под кабинет. Из моей детской вид был на сарай. Мысли в голове роятся.
— Зато быстро и без хлопот. Двадцать миллионов, плюс дом этот старый сбагрим, технику... нормально выйдет.
— Я похлопочу лучше. Родион, сумма смешная. — Я облокачиваюсь спиной на подоконник. — На лоха рассчитанная. Я понимаю, что тебе не терпится избавиться.
— А ты теперь знаток? — всплескивает он руками.
— Кое-какой опыт работы с разными компаниями имеется, — обрубаю сразу.
— И о чём тебе говорит этот опыт? Ты потенциального, нашего главного покупателя сейчас на х*й послал! — психует Родион. — Так в Москве дела делаются? Он покраснел весь!
Иван Ильич кашляет, пряча губы за ладонью. Но уже кажется, что он скрывает не астму, а смех.
Мне вдруг тоже становится смешно.
— Давай, смейся! Ты даже не представляешь, с кем связался! — продолжает Родион. — Шубин на днях заявил: если не продадим за эти деньги, отберет так.
— А ты поменьше с ним общайся. И обещай.
— Пздц! — орет Родион и вновь падает в кресло, которое подозрительно опасно скрипит.
Кулак был тем еще скрягой — не удивлюсь, если кресло было выпущено в год рождения хулиганки Марины.
Брат закрывает лицо руками, будто вот-вот расплачется.
— Думал, отец помрет — счастье наступит. Но нет, на его место второй такой же приперся. Тьфу ты! — плюет он на пол, встает и уходит, распахнув дверь настежь и не потрудившись закрыть.
— Мальчишка, может быть, и прав, — неуверенно нарушает молчание управляющий. — Шубин — та еще крыса. Связываться опасно.
Я качаю головой.
Иван Ильич тоже встает, неожиданно хлопает меня по плечу и уходит.
Оставшись в одиночестве, я задумываюсь. Опыт работы подсказывает, что легко не будет. Но одно дело — сомневаться, продавать ли бизнес, другое — отдать его за бесценок. С другой стороны, если компанию люди влиятельные мысленно присвоили и распилили, то удержать на плаву ее будет непросто. «Пятьдесят на пятьдесят», — сразу говорю клиентам, когда к работе приступаю. Рискуем.
Нужны ли эти риски в отношении наследства, которое свалилось на голову просто так? Нужен ли этот гемор? Или сделать, как говорит Родион, продать всё на хер, получить хоть сколько-то и свалить. Чтобы никогда больше не возвращаться в это место. Забыть о его существовании.
Стены кабинета на меня давят. В детстве я боялся этого места до усрачки. Если отец велел идти к нему и ждать, значит, пздц полный. Страшнее этого ничего не было в жизни. Когда отец говорил: «Я тебя, падла, убью сейчас», — я понимал, что убьет и не дрогнет. Каждый раз.
Какой там продать! Я сжечь мечтал это место и сплясать на пепелище. Бросаю взгляд на тяжелый резной стол, огромный шкаф с полками до потолка, уставленными книгами и статуэтками.
Так какого хрена я, спрашивается, делаю сейчас?
Пульс начинает опасно частить, я достаю телефон, чтобы переключиться, и набираю номер Марины. Павел не так давно скинул. Сегодня в храме я услышал о ее семье неприятно странные слухи, надо бы переговорить с девчонкой.
Усмехаюсь собственным мыслям. Какое, блть, благородство! Разумеется, я не ее хочу до внезапной одури, а помочь по-человечески. Ну-ну. Меценат хренов.
На встречу с Мариной опаздываю. Бросаю взгляд на часы, потом на дорогу. Дождь вот-вот зарядит снова, молнии вдалеке, гром. Ливни на юге беспощадные.
График битком с утра, несмотря на воскресенье. Проблема в том, что завтра он свободнее не станет. Поэтому увидеться лучше сейчас. Расскажу ей, кто я и что помочь не против. Она человек светлый, я от таких обычно держусь подальше. Но они меня иногда умиляют.
Когда до въезда в станицу остается примерно полкилометра, я останавливаюсь на перекрестке, пропуская машину. Но она, машина, почему-то не едет дальше, а путь мне перегораживает. Из нее народ высыпает. Следом еще одна подъезжает.
Один из подошедших мужиков стучит по окну:
— Выйди, поговорить надо.
 
Глава 12
Редкий дождь барабанит по лобовому, а я — пальцами по рулю.
Что ж. Быстро они среагировали.
Думал, что хотя бы один вечер у меня есть. Вечер в компании хорошенькой блондинки с большими голубыми глазами и перцовым баллончиком в сумке. Откуда ни возьмись берется тоска по сорванным планам.