Рождество на побережье (сборник) (ЛП)

  
Автор: Джессика Гаджиала
 
Книга: Рождество на побережье Навесинк
 
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска полсе прочтения. Спасибо.
Переводчик: Вера Васюнина
Редактор: Екатерина Камченкова
Вычитка: Екатерина Камченкова
Обложка: Светлана Романова
Перевод группы:  https://vk.com/passion.oflove
Изображение обложки: Shutterstock .com/VVSV
  
ПОСВЯЩЕНИЕ
 
Все рождественские книги достаются моей матери,
которая научила меня любви к нему.
Из-за нее мой дом выглядел так, будто на Рождество на него стошнило.
И мне это нравится.
<3
  
Дорогой Читатель,
 
Раньше у меня никогда не было желания возвращаться к своим старым историям. Как только это было сделано, они чувствовались для меня, ну, как закрытая книга. Но многие из вас мягко призывали (или прямо умоляли!) заглянуть в жизнь ваших любимцев, и в этом сезоне, когда я пыталась придумать, какую новеллу выпустить на Рождество, поскольку мой первоначальный план рождественского трио не мог состояться из-за слишком плотного графика, ваши добрые слова и ободрение нахлынули на меня.
А потом, вот так просто, я тоже захотела вернуться! Я хотела увидеть, как Рейн и Саммер отпразднуют свое первое Рождество. Я хотела увидеть, как некая пара порвет юбку под деревом. Я хотела посмотреть, какие подарки получили наши герои, наши героини.
Я хотела увидеть сезон их глазами.
Итак, в конце октября, в леггинсах с ведьмами, с гирляндами на деревьях перед домом и тыквами на крыльце, я мечтала о заснеженных подъездных дорожках, и о том, как я украдкой целуюсь под омелой, и о старых, успокаивающих гимнах, звучащих из уст близких.
Затем я свернулась калачиком, чтобы начать работу над тем, что вы сейчас держите в руках.
Оказавшись в прошлом, я нахожу себя более ностальгирующей, чем когда-либо за долгое-долгое время. Это пары, в которые мы влюбились много лет назад, которые до сих пор занимают это место в наших сердцах. Я написала их под слова «Старой дружбы» (прим.перев.:"Auld Lang Syne" — Шотландская песня на стихи Роберта Бёрнса, написанная в 1788 году. Известна во многих странах, особенно англоязычных, и чаще всего поётся при встрече Нового года, сразу после полуночи. Была переведена на русский Самуилом Маршаком под названием «Старая дружба») в моей голове. 
Я надеюсь, что вы еще поднимете чашу доброты со мной за эти прошедшие времена, но никогда, никогда не забудете.
И я желаю всем вам счастливых каникул и благословенного Нового года.
— Джессика
  
Рейн и Саммер
 
«Пой в ликовании»
Рейн
— O, придите, все верующие, радостные и торжествующие…
Голос Саммер разнесся по дому, вытаскивая меня из постели после того, как я почувствовал прохладу рядом. Мы легли спать вместе, но пространство рядом со мной говорило о том, что ее уже давно не было рядом.
Я сел, проверяя будильник.
Пять утра.
Так вот, я был ранней пташкой.
Саммер? Точно нет.
Вообще-то, совсем нахрен нет.
Однажды она ударила меня по лицу одной из своих модных подушек, которые она настояла, чтобы мы оставляли на кровати, когда я разбудил ее до семи.
Мои ноги коснулись прохладного пола, когда я поднялся, отсутствие холода в остальной части дома наводил на мысль, что у нее был включен камин или духовка. Или, зная ее, и то, и другое.
Что я мог сказать?
Саммер с головой окунулась в Рождество, как ребенок с маркером, просматривающий гребаный каталог игрушек.
 
Это было серьезное дело.
Я перестал спрашивать, зачем ей понадобилось так много гирлянд, где-то после шестой поездки в магазин, чтобы купить еще. Я, по-видимому, просто не понял концепции слепых зон. И как некоторые огни должны были быть сплошными, в то время как несколько других мигали. Но только медленно. Примерно, как усталые глаза. В противном случае это не расслабляло, а возбуждало.
У Саммер были всевозможные теории на этот счет.
Что касается меня, ну, у меня не было настоящего Рождества с тех пор, как моя мать умерла, когда я был ребенком.
Что я знал об этом?
Поэтому я просто откинулся на спинку стула и наблюдал, как она три часа нанизывала гирлянды на дерево, о котором договорилась, чтобы мы пошли и срубили.
— Звезда или ангел? — спросила она, когда закончила, поворачиваясь ко мне с ними в руках.
И я не знаю, что, черт возьми, на меня нашло, потому что никто из тех, кто когда-либо встречал меня, никогда не мог обвинить меня в том, что я слащавый, или сентиментальный, или, черт возьми, даже милый.
Но стоя там, мерцающие огни позади нее, еще больше разжигая ее блестящие рыжие волосы, щеки раскраснелись от огня, который она настояла разжечь, маленькие серьги-колокольчики, свисающие с ее ушей, да, я думаю, это просто вывело меня из себя.
— У меня уже есть ангел, детка.
Тогда ее глаза тоже растаяли, заставляя меня задуматься, может быть, желание быть сентиментальным должно быть тем, с чем мне не следует так сильно бороться.
Тающая Саммер уступала только возбужденной Саммер.
— О, пой, хор ангелов. Пой в ликовании…
— Детка, какого хрена ты делаешь? — спросил я, выходя в конец коридора и видя ее на кухне.
Или то, что раньше было кухней.
Теперь, ну, это выглядело так, как будто около пяти дюжин пекарен взорвались по всему пространству.
Я был почти уверен, что у меня нет противня для печенья.
И все же их было по меньшей мере десять вокруг нее, некоторые беспорядочно лежали везде, на микроволновке, а один ненадежно примостился на крышке кофеварки.
С другого конца комнаты я не мог разглядеть, что это за печенье, но весь дом пах сахаром, шоколадом, арахисовым маслом и пряниками.
— Ой! Я тебя разбудила? — спросила она, поворачиваясь с извиняющимся видом, с длинной полосой муки на щеке и чем-то красным на кончике носа.
Чертовски симпатичная штучка, которую я, кажется, когда-либо видел.
Симпатичная?
Какого хрена?
Я терял самообладание.
Но, наблюдая за Саммер тут, на моей кухне, в пижаме с леденцами и рубашке, на которой было написано, что Непослушание — неприемлемо, я был почти уверен, что, если она потеряет его, я никогда не хотел его найти.
— Ты спала? — спросил я, подходя ближе и видя остатки муки, сахара, масла и яйца, разбросанные по всем поверхностям.
Саммер была кем угодно. Только не поваром.
— У меня было несколько часов, — сказала она мне, поворачиваясь, чтобы открыть духовку, наклоняясь, чтобы заглянуть внутрь, давая мне слишком хороший вид на ее круглую, идеальную задницу.
Даже в принте из леденцовой трости была чертовски сексуально найти эту штучку у себя на кухне в пять утра.
— А потом у тебя возникла внезапная, настоятельная необходимость испечь восемь дюжин печенья?
Она повернула голову через плечо ко мне, ухмылка растянула ее идеальные губы. — Ты помнишь, что случилось, когда я испекла те сахарные печенья в форме индейки на День благодарения?
 
Она имела в виду, когда она сделала две дюжины, и мужчины набросились на них, как будто они не ели неделями, заставив двух взрослых гребаных мужиков ввязаться в драку из-за последнего.
— Точно, — согласился я, когда она потянулась за прихватками для духовки, вытащила из духовки еще два противня с чем-то похожим на мятное печенье с шоколадной крошкой, положила их сверху, затем перешла к другому набору, осторожно сняла сахарное печенье в форме шляпы Санты и положила их в гигантский пакет на молнии.