Ментор черного паука
— Миночка! — ещё громче завопила работница.
Мое мнение тут определённо игнорировали. Со всех сторон на меня уставились недовольные взгляды, как будто это я была нарушительницей тишины.
— А-а? — раздалось откуда-то из глубины здания.
Видимо, там обитала Миночка. Сейчас она казалась мне спасительницей.
— Тут к тебе потеряшка! — выкрикнула женщина.
— Пропускай, — разрешил далёкий глухой голос.
— Первая дверь по коридору, — уже спокойно объяснила любительница покричать.
Я буквально отлетела от стола информации и двинулась по направлению к первой двери. Нашлась она сразу, в одном из нешироких светлокаменных коридоров, похожих на тот, который встретил меня при входе. Надпись гласила: «Архив».
Дверь в архив была приоткрыта, и я протиснулась внутрь. Прямо у входа стоял стол, за которым сидела работница консульства в неизменной бордовой мантии. Рядом с ней возвышалась уже изрядно потёкшая свечка — единственный источник освещения, которого явно было недостаточно.
Когда глаза немного привыкли к темноте, я смогла рассмотреть обладательницу глухого голоса, весьма упитанную и довольную жизнью женщину. Блики света играли на золочёной брошке и половинках очков, сквозь которые меня рассматривали крохотные глазки. За спиной у Миночки находились два длинных ряда стеллажей со свитками. В самом конце этого коридора, у дальней стены на подставке стояла громадная книга жутковатого вида.
— Процедуру поиска истинного фамильного пергамента уже проходили когда-нибудь? — как и все остальные работники, без приветствия начала разговор Миночка.
— Не проходила, — призналась я.
— Встаёте за моей спиной и проходите между рядами до стены и обратно, — заученно пояснила женщина. — Увидите свечение — поздравляю, вы нашли свой пергамент.
— А если не увижу? — я привстала на носочки, чтобы лучше разглядеть тугие свёртки.
Все полки были забиты пожелтевшими свитками разной толщины и ветхости. На каждом темнела консульская печать в виде весов.
— А если не увидите — значит, не нашли, — фыркнула хранительница архива. — Вообще-то истинный пергамент светится в десяти шагах от хозяина. Так что в ближайшей половине стеллажей вашего точно нет.
Должно быть, у Миночки открылись глаза на затылке, иначе объяснить её уверенность было невозможно.
Я обошла стол и медленно двинулась между рядов. Истинные фамильные пергаменты стояли в ряд, повёрнутые печатями к проходу. Огромное количество человеческих судеб, которые были просто потеряны. Хозяева так и не пришли за ними. Многие квертиндцы доживали до глубокой старости и умирали, ни разу не столкнувшись с необходимостью подтвердить свою личность.
Я настороженно осматривалась, пытаясь найти свой свиток, но, к сожалению, меня не признал ни один.
Миночка развернулась на стуле и выжидающе глазела на меня из-под очков.
Вдруг один фамильный пергамент изменился. Моё сердце упало в пятки: не может быть! Я подошла к свёртку, который не светился, а просто казался алым, будто раскалённым. Неужели это мой истинный фамильный пергамент? Там наверняка есть сведения о моей матери… Я осторожно взяла его — он оказался и вправду горячим. Свиток вспыхнул у меня в руках и мгновенно рассыпался пеплом, оседающим на светлый пол консульства.
— Нет! — прокричала я, опускаясь на колени.
Я пыталась сгрести пепел. Скорее, машинально, потому что пергамент был безвозвратно утерян.
— Ну, не надо так убиваться, детка, — ко мне подошла Миночка с веником и совком. — Люди умирают каждый день.
— Но я же всё ещё дышу! — возразила я.
— Конечно, дышишь. А он, — служащая указала на кучку пепла, — уже точно нет. Да примет Девейна его в свои сады. Ну, или её.
— То есть это был не мой пергамент? — сообразила я.
— Определённо, нет, — цокнула языком Миночка. — Что ж, если процедура поиска истинного фамильного пергамента закончена, предлагаю перейти к созданию обыкновенного.
У нас на глазах, можно сказать, только что умер человек, а эта бесчувственная мина просто сгребает его биографию в мусорный совок! Как… бесчеловечно!
Бордовая служащая же, управившись с горкой пепла, уже тащила здоровенную книгу с резной подставки у стены. На обложке, в самой середине замысловатого вензельного круга, возвышалось человеческое лицо. Точнее сказать, маска. Как будто на голову надели дамский чулок, как делали мы с Лонимом, но забыли сделать прорези для глаз и рта. Присмотревшись, я с ужасом заметила, что лицо на книге… дышит! Натянутая ткань слегка подрагивала в такт дыханию.
По коже пробежали мурашки. Неужели это живое существо?
Миночка равнодушно грохнула книгу на стол, подняв в воздух клубы пыли, и принялась вытаскивать из нижних ящиков приспособления для изготовления фамильного пергамента. Главным был, конечно же, сам лист пергамента.
— Откройте персонагвир и достигните телесного контакта с его внутренней поверхностью, — будничным тоном потребовала Миночка.
Моё прикосновение не вызвало у дышащей книги никакой реакции. Видимо, она и была персонагвиром. Судя по тому, что служащая не возмутилась, когда я начала её открывать, догадка была верной.
Достигнуть телесного контакта… Интересно, как? Для начала я сделала, как с детерминантом: просто положила на пустую страницу книги ладонь. И вновь ничего не произошло! У них здесь, Толмунд их раздери, все артефакты сломанные? Или телесный контакт плохо достигнут?
— Мне что, нужно раздеться? — уточнила я.
— Ну, ты ж не в королевы собралась, — грязно хихикнула Миночка. И спросила: — Имя?
— Юна Горст.
О, чудо!
Наконец-то я убедилась, что не все магические предметы меня игнорируют. Страницы книги вдруг наполнились мягким золотистым свечением. Они переливались, вспыхивая и угасая, словно тысячи крохотных светлячков. Впервые за время пребывания в этом ужасном месте я приободрилась. Миночка, кинув равнодушный взгляд на персонагвир, начала заполнять мой будущий фамильный пергамент.
— Возраст?
— Семнадцать краснолунных лет.
— Мелковата ты что-то, — с сомнением покосилась она. — Нужно подтверждение родителей.
— Они умерли, — я пожала плечами. — Мать уже давно, а отец — совсем недавно.
Миночка сделала недовольное лицо, но вносить данные не прекратила.
— Род занятий? — продолжила допрос служащая.
— Эээ… рыболов.
— Безработная, — перо скрипело по моему фамильному пергаменту, не оставляя шансов на споры. — Родители?
— Отец — Кем Горст, рыболов. Мать — Тезария Горст, она… — я замешкалась, косясь на персонагвир. — В общем, не знаю, кем она была.
Это было почти правдой. Вряд ли в фамильный пергамент стоит вносить то, что моя мать сидела в Зандагате и погибла от руки одного из нынешних консулов-наместников.