Качели Хроноса (СИ)

«Убью», — с ненавистью прошептал парень. Он очень переживал за состояние своей возлюбленной, с которой так жестоко поступил подлый барон. И тут же, как в момент кульминации рыцарского поединка, Антон, вдруг, осознал, что убив Генриха Церингена, он убьёт всех его потомков, изменит ход истории и навсегда закроет временной проход между мирами.
Молодой человек даже застонал от, охватившего его, чувства бессилия и опустил арбалет. Конник скрылся в предрассветной дымке, топот копыт быстро затих.
Смирнов спешился и бросился к бездвижной Ангелике.
Женщина едва дышала. Лицо её было покрыто кусками грязи вперемежку с пылью. Антон попробовал привести девушку в чувство. Он тряс её за плечи, бил по щекам, нежно целовал, но всё безуспешно. Наконец он крепко прижал любимую к своей груди и безутешно зарыдал. Слёзы текли по его щекам и капали на лицо девушки, смывая грязь с её бледных щёк. Не смотря на все старания мужчины, возлюбленная так и не пришла в себя.
Антон поднял почти невесомое тело на руки, сел на коня и, так же продолжая держать возлюбленную на руках, тихим шагом двинул лошадь в сторону замка графа фон Штайерна.
* * * *
Капитан Лыков любил размышлять с карандашом в руках. Вот и сейчас, сидя за служебным письменным столом, он чиркал на листке бумаги, непонятные постороннему глазу, картинки. Слева был нарисован пиратский кораблик, а над ним кружочек со свастикой внутри, справа — два человечка, один из которых держал в руках маленькие кирпичики. Внизу красовался стриженый баран, а сверху страницы над всеми возвышался волк в форменной фуражке.
Все эти фигурки соединяли стрелки, порой толстые, порой пунктирные. От волка шли стрелы красного цвета, и касались они, так или иначе, всех изображённых на бумаге фигурок.
Михаил сосредоточенно думал, продолжая делать какие — то наброски на листе. Затем одним сильным движение пальцев сломал карандаш и выбросил его в урну.
— А стоит попробовать. В любом случае пути отхода есть. Надо рискнуть. На кону слишком многое.
Капитан достал из сейфа коньяк и, не таясь, благо время было уже позднее и никого из сослуживцев рядом не наблюдалось, отхлебнул прямо из горлышка большой глоток терпкой жидкости.
— Кто не рискует, тот не выигрывает, — Лыков аккуратно убрал бутылку в сейф, погасил в комнате свет и, насвистывая что — то весёленькое, направился домой.
Дневное светило вставало из — за горизонта, рассеивая последние остатки ночного мрака. Запели птицы, и мир наполнился яркими красками наступающего дня, как — будто и не было вчерашней непогоды.
Но Антон не замечал, окружающих его, красот, пробудившейся к жизни, природы. Он сидел в седле, и бережно держал в руках драгоценную поклажу, надеясь только на чудо.
Впереди показался деревянный дом Гоц — Ульриха фон Гранца. Из тесовых ворот вылетела кавалькада закованных в броню рыцарей во главе с Айвенго и Вальтером Майером. Поравнявшись со Смирновым, отряд остановился. Увидев безжизненное тело графской дочери, все смолкли. Было слышно лишь пофыркивание разгорячённых лошадей и звяканье мечей о латы.
— Убита? — коротко спросил Уилфред.
— Пока жива. Но не приходит в сознание. Видимо чем — то опили, а потом ещё этот гад, барон, сбросил её на полном ходу с коня, когда я убил скакуна под Гоц — Ульрихом.
— Поехали скорей к графу. Рядом с ним всегда его личный лекарь.
— А я, с вашего разрешения, господа отправлюсь в погоню за негодяями. Граф приказал мне пленить обоих клятвоотступников, — вмешался в разговор Майер. — Так вы говорите, что лишили Гранца лошади? Это замечательно! По крайней мере, его — то мы точно захватим.
Рыцарь выхватил из ножен меч и громко вскричал:
— Вперёд храбрые воины! Предатели не уйдут от нас!
Всадники с места взяли в опор и вскоре отряд, сопровождаемый громким топотом копыт, скрылся из виду, оставив после себя лишь большое, белое облако дорожной пыли.
… Граф встретил рыцарей у ворот деревянной усадьбы. Казалось, что он постарел сразу на десяток лет. Трясущимися руками принял фон Штайерн тело, едва живой, дочери. Даже стон не вырывался из её губ. Белые девичьи руки бессильно свисали к земле. Лицо было бледно, как у покойницы.
 
Тут же засуетился придворный лекарь, маленький седой старичок, одетый в красный балахон, подпоясанный кожаным ремешком. Обут он был в пулены с длинными, загнутыми кверху, носами.
Девушку занесли внутрь здания. Рыцари остались стоять на его ступенях в ожидании вердикта.
Через полчаса к ним вышел Оттон фон Штайерн. Подойдя к воинам, маркграф поочередно обнял каждого из них. С трудом сдерживая волнение, маркграф произнёс:
— Дочь моя сильно больна и от этого находится в большой опасности. Негодяи чем — то опоили её. Вдобавок она получила сильное сотрясение от удара о землю. Поэтому я не могу долго беседовать с вами. Мне нужно готовить Ангелику к перевозу её в родовой замок, отдать все необходимые распоряжения и проследить за их исполнением, чтобы сию драгоценную ношу доставить в целости и невредимости до дома для дальнейшего её исцеления. Вам я искренне признателен за то, что, рискуя своими жизнями, вы спасли самое дорогое, что есть у меня на этом свете. Поверьте, я умею быть благодарным. После поимки Церингена и Гоц — Ульриха, мы будем их судить. И я уверен, что суд признает их виновными в страшном преступлении с использованием колдовства. Думаю, что инквизиторы приговорят злодеев к сожжению, уж я — то об этом позабочусь. Их имущество должно отойти к церковникам, но поскольку вотчины Трагхайм и Гранц всегда были моими землями, я передам их вам, дорогие мои друзья, поскольку желаю видеть среди своих вассалов благородных рыцарей Армана Баркова фон Трагхайма и Уилфреда Айвенго фон Гранца.
Антон сначала просто опешил от такого подарка, но увидев, что Уилфред склонился в низком поклоне, а потом, встав на одно колено, поцеловал перстень на руке будущего сюзерена, сделал то же самое.
Оттон фон Штайерн в ответ качнул головой, принимая их благодарность:
— Мне пора идти к дочери. В течение ближайших дней прошу меня не беспокоить. После выздоровления госпожи Ангелики я приглашу вас на торжественный прием.
С этими словами граф откланялся.
— Ну что, бродяга? А неплохо всё сложилось! Скоро станем настоящими господами, — Айвенго дружески стукнул Смирнова по спине.
Антон совсем не разделял радости друга:
— Неужели ты не понимаешь, что как только казнят Церингена связь эпох прекратиться. Исчезнут его потомки, которые создали коридор времени. Не будет прохода. Мы останемся либо там, либо тут. И всё. Как же так сделать, чтобы и эту сволочь уничтожить, и временную связь оставить в рабочем состоянии?!
В этот момент они, как раз, проходили мимо клетки, в которой томилась лесная ведьма. Клетка находилась в центре маленькой площади городища. Вокруг неё, как в зоопарке, стояло несколько зевак и бегали оборванные дети. Большинству горожан уже надоело наблюдать за истрёпанной, страшной женщиной, и они разошлись каждый по своим делам. Старуха сидела на грязном полу и, казалось, спала. Видимо, перед тем как засадить колдунью в клетку, её сильно избили. Платье превратилось в лохмотья, в которые ведьма безуспешно пыталась укутаться. Лицо её, и без того неприглядное, было всё в синяках. Один глаз совсем заплыл огромным бланшем. Кружащие вокруг клетки пацаны периодически бросались в пленницу камнями.
Услышав фамилию Церингена, старая ворожея вдруг приоткрыла здоровый глаз и пристально уставилась на Смирнова. От этого взгляда молодому человеку стало не по себе.
 
«А я ведь чуть не переспал с этим страшилищем», — от этой мысли по его коже пробежала волна омерзения, — «как она смогла так всех одурманить»?
Меж тем колдунья протянула в сторону рыцаря свою костлявую руку и скрипучим голосом произнесла:
— Я могу тебе помочь. Всё будет, как ты хочешь. Но при одном условии.
— Пойдём, пойдём отсюда, — стал толкать Антона в спину Айвенго, — ещё не хватало нам нового морока. Завтра её сожгут и «дело с концом». Мало тебе неприятностей. Ещё давай, с ведьмами дружить начнём. Это же исчадие ада. Ничего хорошего от неё не жди!