Аферистъ

– Я вполне убежден делом.
– Тогда слушайте.
Я рассказал, что знал о простейших, микробах и вирусах. О первых двух доктор был прекрасно осведомлен. Даже имел микроскоп. Привел ему примеры болезней. И рассказал о смысле антисептики и асептики.
Потом затронул симптомы аппендицита. Какие вспомнил. И этапы операции.
– А трубочку зачем воткнули? – безучастно спросил врач.
– Чтоб был отток воспалительного экссудата. Если наглухо зашить, сам может не рассосаться. Тогда возникнет перитонит.
Доктор смотрел в одну точку. Если бы мне случайный прохожий рассказал об устройстве вселенной, и я чувствовал, что это правда, я бы также сидел. Особенно, если бы еще и продемонстрировал.
– Это невероятно, – выдохнул он, – этому вы не могли научиться в Европе. Их взгляды противоположны.
– Да, поэтому мы не будем кричать на всех поворотах. И биться лбом о стены тоже. Практика – критерий истины.
– Я должен признаться Вам. Полицмейстер поручил отметить особенности Вашего поведения, для того, чтобы определиться с поиском родственников. Вы не думайте плохого. Он человек практичный, но порядочный и благодарный, хотя и наивный в некоторых вопросах. В любом случае можете рассчитывать на его расположение.
– И какие же первые выводы?
– Вы решительно образованный человек. Воспитания не подлого, но и не местного. Держитесь, как много повидавший и привыкший командовать. Что, простите, никак не вяжется с вашим возрастом.
Командовать приходилось. Два раза был начальником отдела. Там без дисциплины никак. Ну и проведение специальных операций. Пока все состыкуешь, прежде чем дашь команду «Захват», все горло сорвешь.
– Признаюсь и я Вам честно. И рассчитываю на секретность. У меня нет родственников. Или я их никогда не вспомню. Так что устраиваться мне надо с чистого листа. А что до Дмитрия Семеновича, то думаю, он видит во мне возможного разбойника.
– Возможно. Говорят, там были образованные люди. Но сказанное мной в силе.
 
Глава 5
 
Дальнейшее гостеприимство выразилось выставлением поста к дому доктора. Усатые полицейские с шашками сменяли друг друга каждые три часа. Это было удобно – все организационные вопросы решались моментально. Еду из трактира приносили бегом. Пьяные песни не орали, даже собаки не лаяли. С другой стороны напрягало – похоже на конвой.
На следующий день нас ждали с утра. Около десяти мы осмотрели Иннокентия Семеновича. Ничего плохого, выделений нет, температура ушла. Сам он повеселел, но ворочаться больно.
Доктор отбыл на прием больных, а я гуляю по городку. Вполне себе провинциальный город. Монастырь с высокими толстыми стенами. Такого и в Мереславле нет. За стеной несколько храмов и монастырское кладбище. Монахи копаются в огороде. Рядом с монастырем торговые ряды и мощеная камнем площадь.
Обед назначен в четыре. Доктор сказал, что надо идти. Обидятся. По случаю поста блюда без мяса. Подали уху с осетриной. Не великий я ценитель, но вкусно. Прикусывали пирожками. Потом кулебяка с капустой. Караси в сметане. И различные водки, настойки, вина, от которых отказался. Был период в жизни, когда я выпил свою цистерну. Потом как-то надоело. Здоровье теперь есть, а вот привычка быть трезвым осталась.
После обеда прошли в гостиную и закурили. Дым вполне ароматный, не чета той гадости, которую продают нашим несчастным гражданам.
Лиза просто бьет на поражение. Но у меня Алена. И видно, как трезво оценивает увлечение дочери ее мать. Поэтому я предельно вежлив. На третий день трубку из операционной раны вытащил. Теперь само зарастет.
Дмитрий Семенович с хитрым выражением завел меня к себе в кабинет. Там находился пожилой полицейский, который сразу вскочил по стойке смирно.
– Вот, дорогой наш спаситель. Есть и у меня для вас сюрприз. Может статься так, что отыскали мы вашего батюшку. Похож, а? – гаркнул он полицейскому.
– Похож, ваше высокоблагородие, прямо вылитый! – ответил тот, выпучивая глаза.
– От то-то же, – сказал полицмейстер и неожиданно мне подмигнул.
 
– И на кого я похож?
– Известно, на родителя своего, – ответил полицейский, – я как услыхал имя Андрей, так сразу и подумал, а не Зарайского ли сынок возвернулся.
– Кузьмич тут самый старый служака и рассказал старинный случай, – продолжил Дмитрий Семенович, – пропал у помещика сын. То ли сбежал, то ли утоп. Через несколько лет господин Зарайский в уме помутился и ждет, что сын его обязательно вернется. А с ним и все дела поправятся. И правда, имение давно пришло в упадок. Одних долгов тысяч на тридцать. Но то дело наживное, если заложить его в опекунский совет. Еще и прибыток будет. Есть у меня мысль отвезти вас к нему. Благо, не так далеко добираться. Как раз к лесу примыкает. Может, Вы что вспомните, а может, он.
– И когда мы поедем?
– Да прямо сейчас. Время дорого. Батюшка ваш совсем плох. Чудо, если застанем в сознании. Выйди! – бросил он полицейскому. Того, как сдуло.
– Просьба у меня, Андрей. Возможно, нелицеприятная, но только мне наедине скажите.
– Спрашивайте.
– Ваши политические убеждения. Поймите правильно, это только для меня. Ответ ни на что не повлияет, но позволит прогнозировать разные неприятности, которые бывают на жизненном пути любого человека.
– Отвечу. Прежде всего я противник любых западных либеральных веяний. Поэтому твердо могу объявить себя славянофилом и монархистом. Если вы предполагаете высказывания революционного толка, то разочарую – их не будет. И более того, я буду бороться с ними, потому что знаю, чем они закончатся. Законными методами, разумеется.
– Не ожидал, но тем приятнее для меня встретить здравомыслящего человека. В Вашем возрасте, знаете ли, всякие увлечения возможны. Нас уже ждала открытая бричка, запряженная двойкой лошадей. По пути подсел еще один человек.
– Викентий Иванович, наш нотариус. Поверенный в делах. – отрекомендовали мне его.
За час мы проехали около десяти верст и очутились в деревне. Один из домов был больше остальных, но такого же типа, какой по всей срединной России.
Нас встречало человек десять. Все, как один, заголосили: «Вернулся батюшка кормилец». Цирк с конями.
В доме на грязных простынях лежал обросший старик. При виде меня глаза его заблестели.
– Я знал, – вытянул он руку в мою сторону, – знал, что ты не утонул и не пропал, а уехал. Подойди же, чадо. Птицы не клюнули тебя?
– Георгий Николаевич, вы узнаете своего сына? – начал работу нотариус.
– Я чувствую, что это он, подойди. Только птиц прогоните, они мешают.
Я подчинился. «Опустись» – сдавлено прозвучало сзади.
Я встал на колени. На голову легла дрожащая рука.
– Благословляю тебя. Прости, что оставляю дела расстроенными, но что имею, возьми.
Вынырнул нотариус с какой-то бумагой и дал старику в руку перо: «Внизу здесь».
Старик подписал.
Мы вышли на улицу.
– Через полчаса он забудет про наш визит. А мы составим комиссию и дадим ход вашему ходатайству.
– Какому?
– Которое вы сейчас напишите.
– Уже написали, – возник рядом нотариус и протянул бумагу, – можете не сомневаться, все по форме.
Я подписал.
– Месяц уйдет на рассмотрение. Думаю, задержек не будет, господин Зарайский Андрей Георгиевич, – полицмейстер улыбался, – теперь прошу. К ужину поспеем. На следующий день я пришел попрощаться. Пациент наш чувствовал себя хорошо. Кушал бульоны с сухариком.
– Мы уходим, Иннокентий Семенович, – положил я руку ему на плечо, – обязательно проведаю вас через месяц, если застану.
– Почему уходим, а не уезжаем?
– Потому что пешком. Да и не проедет там экипаж.
 
Тут тучи собрались на лице действительного советника, обрамленном пышными бакенбардами и усами. Казалось, молнии из глаз посыплются.
– Этот вопрос я еще разъясню, – сказал он с натугой.
Колокольчик звякнул, и появился Никифор.
– Вот что голубчик, выбери из моих две лошадки да оседлай, багаж устрой, ну все, как полагается. А ко мне позови Екатерину Гавриловну.