Два билета из декрета (СИ)
- Цветы? По какому поводу? - Я картинно распахнула глаза.
- По поводу твоей небывалой красоты.
- С секретаршей небось изменил мне, поганец.
- Да. Но секс был без души, поэтому и букет бумажный.
Он поцеловал меня в висок и направился мыть руки.
- Чем пахнет? - крикнул муж из ванной.
- Итальянское блюдо, - гордо ответил сын.
- Ну-ка, что тут у нас? - Веселый огонек в глазах сменился разочарованием. Он равнодушно посмотрел на тарелку с гречневым месивом, перевел взгляд на меня и спросил: - Серьезно? Итальянское?
- Из самого Неаполя. По рецепту старой донны Версаче, добытым мною в бою на сухих макаронинах, - не моргнув глазом, соврала я для сына. Дочь еще не понимала сарказма, а муж был явно не в духе. Я помнила, что Олег не любит гречку, но, как говорили мудрые психологи из интернетов, «супружеская жизнь – это бесконечная череда компромиссов, лести и брехни».
- Мама, а когда вы были в Италии? – спросил Миша.
- До твоего рождения. - Я не сводила взгляда с Олега: выглядел он уставшим и каким-то встревоженным. Яркие серые глаза погасли, будто уличные фонари, и весь его вид напоминал человека, который вот-вот заболеет чахоткой и помрет. Он вяло колупался вилкой в тарелке с сосисой де гречей, будто бы не понимал, что вообще тут можно есть.
- Мама, почему все самое интересное у вас было ДО моего рождения? - не унималось мое сокровище.
- Ох, милый, ты это хотя бы не застал. А вот нам с папой есть с чем сравнить и над чем поплакать.
- Ян, да хватит, - одернул меня Олег и встал со своего места. Поймав мой удивленный взгляд, он буркнул: - Я не голоден.
И вышел. И закрыл за собою дверь. Но даже из спальни, самой дальней комнаты нашего дома, был слышен его тяжелый, полный трагизма вздох. Кажется, вечером нам предстоял какой-то важный,а значит, неприятный разговор.
Детей мы укладывали по отдельности: я читала Мишке, пока Олег качал Варю на руках. Да, с виду здоровая девчонка, почти невеста, обожала сворачиваться клубком и мурлыкала, как котенок, стоило нам только прижать ее к себе. Мы не торопились с младенчиковой сепарацией. В конце концов, ни я, ни Олег не планировали больше детей, и каждый хотел насладиться этими сладкими минутами с малышом.
Не помню, что за приключения ждали команду космических псов: я устала так, что, казалось, засну раньше, чем переверну страницу с картинкой – собачки в скафандрах и шлемах на вытянутых песьих мордах. Мои веки тяжелели с каждым прочитанным словом, пока, наконец, комнату не заполнил зычный богатырский храп.
- Мам, ты чего? Ты спать к себе иди, а то мне страшно, - пискнул Миша.
Вот и отличненько. Теперь мы храпом собственного сына пугаем. Принцесса, не иначе.
- Привет, принцесса, - прошептал Олег мне на ухо, когда я добралась до кровати. Я почувствовала его дыхание на своей коже и нервно напряглась. Если в конце этого ужасного дня меня еще и трахнут, я просто закричу.
Кажется, муж не понял, что я была не в настроении, и принялся стаскивать с меня пижамную футболку. Тусклого света ночника едва хватало, чтобы выхватить из сумрака два силуэта: один лежал бревном, другой энергично двигался сверху, стараясь то пощекотать, то шлепнуть, то укусить. От укуса я громко ойкнула и осеклась. Если мы сейчас разбудим Варю, я закричу во второй раз.
Наконец, когда с тем, что принято называть предварительными ласками, было покончено, Олег принялся за мои трусы, и тут я услышала:
- Фу, какая мерзость! Ненавижу его!
- Кого?! – Я испуганно дернулась, стараясь разглядеть в полумраке зловещую фигуру мужниного врага. Никого постороннего в спальне не наблюдалось.
- Его. - Палец Олега уперся в место пониже живота, целомудренно прикрытое трусами с игривым мультперсонажем на них.
- Кого?! Спанч Боба? – хохотнула я.
- Придурок какой-то, просто идиот, и шутки у него идиотские, а ты Мишке такое разрешаешь смотреть.
- Разрешаю. И смотрю вместе с ним, хорошие шутки, ну чего ты, Олег?
Он махнул рукой и сполз с кровати. Комнату снова наполнил глубокий, пропитанный шекспировской драмой вздох.
- Олег, да ладно тебе, хочешь я другие трусы надену? - Я миролюбиво потянула руку к мужу, но тот дернул плечом, словно коснулся противной скользкой рыбины.
- Какие же? В цветочек или с козявками?
- Ну это не козявки, а мелкий горошек. Очень невинно.
- Яна, мы с тобой взрослые люди, я не хочу невинно, я хочу развратно. - В голосе мужа звучало отчаяние.
Я все-таки села рядом и обняла его за плечи[Л5] . В ночной тишине отчетливо слышалось, как стучало его сердце. Быстро, тревожно. Мои пальцы коснулись его напряженной кожи, отчего он сжался, как от короткого удара. Я проигнорировала такую странную реакцию и потянулась еще ближе, чтобы крепче прижаться к спине Олега. От него исходил знакомый, любимый запах перечной мяты и сигарет. Курил муж только по большим поводам, радостным или печальным. И судя по сегодняшнему вечеру, радостно Олегу не было.
- Я могу что-то сделать. - Я первой пошла на мировую. - Чего бы ты хотел?
- Уже ничего, спасибо.
- Слушай, ну не драматизируй. Не было ничего, кроме гречки, я поздно заказала продукты и не успела бы приготовить ничего приличного, - начала оправдываться я.
- Да хватит тебе! Надоело. Всё надоело!
Муж подскочил с кровати, резко, как выпущенная из руки пружина, и в два шага пересек комнату. Там на стуле висела толстовка, высушенная после варварской выходки дочери. Я молча наблюдала за тем, как он натянул на себя спортивные штаны и принялся что-то искать в верхнем ящике комода.
- Ты куда?
- Никуда, - буркнул он. А потом добавил, будто бы делая мне одолжение: - Курить. Скоро приду.
Я откинулась на подушки и устало закрыла глаза, стараясь не думать над тем, что только что произошло. Где-то в коридоре раздалось лязганье замка, и дом снова погрузился в тишину.
Вы готовы, дети?
Да, капитан!
Я не слышу!
Так точно, капитан!
Кто-о-о-о проживает на дне океана, блин…
Глава 2. Три года над уровнем кухни
При разгерметизации салона
наденьте маску,
чтобы другие пассажиры
не видели ужаса на вашем лице.
Мадагаскар
- Все в себя. - Надо мной возвышалось красное от напряжения лицо Анфисы.
- Все в себя, - повторила я за ней.
- Максимально!
- Максимально…
- Живот втяни.
- Уже втянула. Изо всех сил втянула, - прошептала я в ответ.
На самом деле я не врала. Казалось, что стоит вдохнуть еще немного, как лопнет не только мое терпение, но и жопа, которую мы с подругой пытались впихнуть в единственные приличные додекретные джинсы.
- Анфис, да забей ты, я, наверное, в трикошках пойду.
Хрен вы шахтеров знаете! Анфиска хмыкнула, надавила коленом мне на живот, с победным криком «хоба» вывела плоскогубцы до упора и застегнула злосчастную ширинку. Отработанным движением я накинула петлю, завязанную на бегунке, на пуговицу, чтобы сволочная молния не разъехалась в самый неподходящий момент.
Анфиса подала мне руку, сама бы я с кровати не встала точно. В ногах, скованных узкими штанинами, кажется, перестала циркулировать кровь. Живот был зафиксирован плотной тканью. Зато бока… Эти стервецы почувствовали новый, манящий вкус свободы и, словно тесто из кастрюльки, озорно подмигивали подруге из-за пояса штанов.
- Сверху кофту натянем. Объемную. Как у Пугачевой, - уверенно заявила Анфиса.
- Если на меня накинется какой-нибудь сексуальный Галкин, то ты будешь виновата в развале семьи.
Анфиса закатила глаза. Уж она прекрасно знала, что с Олегом я не разведусь никогда, потому что нет крепче союза, чем тот, что построен на любви, дружбе, совместных детях и ипотеке на ближайшие 17 лет.
Я крутилась перед зеркалом, выбирая лучшую из трех кофт, и остановилась на плюшевой черной. В ней я была похожа на маленькую мягонькую обезьянку, по крайней мере, так мне сказал сын. Обезьянка всяко приятней хрюшки или скунса, решила я и нарекла толстовку своей любимой. Она была большой, даже громадной, и выглядела почти идеально, если бы не пятно на воротнике. Я переложила волосы на эту сторону и удовлетворенно хмыкнула – почти не заметно. По-хорошему мне следовало сорваться в магазин и купить подходящую для офиса одежду. И, если бы я точно знала, что меня возьмут на работу, то так бы и сделала. Но я не знала. Срок моего декрета еще не вышел, и я не была настолько одаренным сотрудником, чтобы агентство боролось за шанс получить меня обратно на несколько месяцев раньше положенного. Сильно подозреваю, что они забыли о моем существовании в тот же день, как я сообщила о беременности.