Два билета из декрета (СИ)
- Саш, давай лучше в дамскую комнату. А ты мне по дороге все сплетни свежие расскажешь, идет?
Она счастливо взвизгнула, предвкушая, как сейчас нагрузит важнейшей информацией новые, почти девственные уши.
Под аккомпанемент Сашенькиной болтовни я рассматривала свое отражение в зеркале. Под толстовкой у меня была однотонная черная футболка. В меру чистая, в меру обтягивающая, совсем не предназначенная для светских променадов. Я ненавижу ощущение «воздуха» под одеждой, а потому никогда не ношу свитера и кофты на голое тело.
И хоть футболка и подчеркивала лишние килограммы, подло налипшие мне на бока и животик, выглядела я теперь гораздо менее беременной. Я сложила толстовку в рюкзак и достала из бокового кармана расческу. Волосы были моим единственным украшением, и за неимением других пришлось что есть сил начистить этот бриллиант. Расчесаться то есть. Теперь я даже показалась себе красивой, а нервический румянец на бледном лице добавлял мне загадочности. Чахоточная аристократка прямиком из 19 века подъехала, не иначе.
Рассматривая себя с разных сторон, я попробовала разобраться, что именно испытываю после того случайного и нелепого поцелуя. Стыд перед Олегом? Любопытство? Восторг от того, что я еще ого-го и так ловко расправилась с офисным извращугой? О том, что победа моя была не совсем честной, ведь я лучше ориентировалась в темноте и смогла оценить ситуацию, совесть моя решила умолчать.
Пока я поправляла мягкие, завитые Анфисой на утюжок локоны, Сашенька заливалась соловьем:
- А командировочные теперь гораздо больше стали, представляешь? Но не у нас, нам какие командировки, это у канцелярки. А корпоратив на осень перенесли: главный подумал, что юбилей фирмы и Новый год объединить можно, а Виталий Геннадьевич ему сказал… Ой, ты же не знаешь, да?! В нашем отделе теперь новый начальник – Виталий Геннадьевич Игнатов. Януся, он такой секси!
Тут Сашенька изменилась в лице и, посмотрев на крохотные золотые часики на тонком ремне, испуганно засобиралась на выход:
- Яна, поторопись, через пять минут планерка, там Виталий Геннадьевич будет, опаздывать нельзя. Он такой мужественный, властный. Он когда глазами своими смотрит, так мы сразу квартальный план и выполняем.
- А когда копытом яхонтовым сучит, то вы и годовой план на изи делаете, - неудачно пошутила я. Ни один мускул на Сашенькином лице не дрогнул, что дало мне понять: тема Игнатова в стенах этого офиса – абсолютное табу. В конце концов, стало интересно, что же там за Виталий Сексихатович такой, и, быстро побросав косметику в рюкзак, я заторопилась в конференц-зал вслед за Сашенькой.
Мы пришли последними и заняли самые дальние от «трибуны» места. Судя по неодобрительному взгляду коллеги, в этом страшном грехе виноватой была я. Немного поколебавшись, Сашенька горестно вздохнула и плюхнулась на стул рядом со мной.
Прошло пятнадцать минут. Пятнадцать минут безделья в творческой среде грозит превратить любое помещение в хранилище демонических артефактов и хаос в истинном своем проявлении. Голоса десятков человек слились в один непрекращающийся гам. То там, то здесь раздавались взрывы смеха, до того громкого и заразительно, что я и сама вдруг поддалась всеобщей радости. Это было в разы интересней Фиксиков, поставленных на бесконечный повтор. Неожиданно веселье вокруг меня выключили, и окружающие, не сговариваясь, нацепили на себя маски осознанности. Показалось, что кто-то, как из шарика, выпустил из зала все счастье и наполнил его воздухом из соседнего от нас здания Сбербанка. Все вокруг меня стали до такой степени серьезными и степенными, что мне срочно захотелось одобрить им ипотеку на новостройку где-то в пердях пригорода.
По настороженным лицам своих коллег я поняла, что в комнате появился кто-то посторонний, и, проследив за встревоженными взглядами, увидела его. Нет, не так. Увидела ЕГО! Того самого Игнатова Виталия Геннадьевича.
Резким, слегка пружинящим шагом он шел в сторону небольшой сцены, на которой располагался широкий стол. Каблуки его туфель глухо стучали по кафельной плитке, словно предупреждали бедных офисных мартышек – хищник рядом.
Он был высоким. Симпатичным. В деловом костюме. С черными жёсткими волосами, достаточно короткими, чтобы никто не заподозрил в этом серьезном мужчине кудрявого оболтуса. Готова поклясться, что Игнатову очень бы пошли его кудри, решись он выйти из образа властного пластилина и отрастить стрижку на несколько сантиметров длиннее.
А еще новый руководитель выглядел очень, невероятно, просто поразительно злым.
Несколько секунд он внимательно изучал разномастную толпу, будто бы искал кого-то определенного, и, наконец, произнес:
- Доброе утро, коллеги.
Его голос, как и ожидалось, был глубоким, почти бархатным. И даже небольшая картавость не портила имидж грозного шефа. На этой мысли я запнулась и испуганно зажмурилась.
Игнатов картавил.
Гребанный ж ты холодец…
***
Я не помнила, о чем он говорил. И говорил ли вообще. Игнатов мог петь, танцевать, изображать лучшие номера корейских поп-групп, вспомнить гимн Камбоджа. Я не слушала и не слышала. Ошарашенно просидела на своем ряду весь час, не понимая, что вообще происходит. Судя по одухотворенным лицам коллег , сидевших по обе стороны, и тому, как решительно они встали со своих мест и направились к выходу, шеф прочитал очень проникновенную речь и направил нас всех на войну – вперед к победе, не зная сна и отдыха.
Чем дольше вещал со своей трибуны наш офисный вождь, тем больше я убеждалась в страшной истине: целовал меня именно Игнатов. И, что самое ужасное, делал он это припаршивейше. Мне даже стало обидно за такой половник дегтя в этой небольшой бочке с медом.
- Птаха, останьтесь, пожалуйста, на пару минут, - произнес Виталий Геннадьевич после окончания планерки. Он так и не поднял взгляд в мою сторону, зато я просто буравила глазами его фигуру, надеясь найти в нем что-то такое, что сразу развенчает мою жуткую догадку. Было бы здорово, если бы он оказался на голову ниже меня. И говорил тише. И в плечах был чуточку, вот самую малость уже. Но нет, начальник выглядел иллюстрацией к лучшим книгам Литнета, разве что картавость слегка сглаживала этот идеальный образ. И именно она была финальным гвоздем в крышку моего гроба.
- Птаха, Вам нужно какое-то особое приглашение?
Я словно вышла из тумана и непонимающе моргнула. Птаха – это я. То есть это моя фамилия и, значит, видеть хотели именно меня.
Стул, на котором я сидела до этого, показался таким удобным и теплым, что подняться с него не было сил. Но Игнатов в третий раз позвал меня подойти ближе, на этот раз просто указав взглядом на пустое место за его столом.
Рядом с фигурой шефа материализовалась другая – женская, в роскошном зеленом брючном костюме. Незнакомая мне девушка двигалась мягко, слегка наклоняясь в стороны при каждом шаге, будто кобра, преодолевавшая песчаный бархан. Я решила, что следить за ее хищной грацией будет куда безопасней, чем смотреть на В.Г. По крайней мере, так у меня было меньше шансов начать истерически ржать.
Наконец я собралась и пересела на указанный шефом стул. Он молча скользнул по мне взглядом, будто я была ржавым самоваром на ярмарке прикладных искусств. Спасибо за литры горячего чая, но мы теперь по водочке. В стеклянной витрине можно было разглядеть больше эмоций, чем в холодных глазах красавчика. В помещении наступила тишина, никто из нас троих не желал начать первым, и, в конце концов, за тревогой пришла скука. Пауза вышла затянутой, и недавнее напряжение, словно шелуха, слетело с меня. Если бы тираннозавр Брикс предупредила, что тут будут такие важные люди, я бы какой-нибудь номер подготовила, ей-богу. Стишок бы выучила, к примеру.
Вдруг заговорила змеюка:
- Я не думаю, что Вы сможете дальше работать в Мельнице.
Голос у нее был отнюдь не змеиный, а, наоборот, мелодичный и очень приятный. Я бы даже сказала, слишком приятный, как в сексе по телефону. От ее слов и интонаций хотелось пожевать лимон, чтобы сбить с себя сладкую оскомину. Я внимательно вгляделась в холеное лицо, пытаясь понять, могли ли мы быть знакомы до этого. Едва ли. Такую губастую я бы точно запомнила. Смысл сказанных гадиной слов дошел до меня с опозданием.