Месть Ронана
Джеймс Бибби
Месть Ронана
Прежде всего стоит заметить, что традиция мифотворчества и сказительства, согласно эльфийскому фольклору, прослеживается аж до самого сотворения мира.
Если верить Прародимецу Отцу Всех Эльфов, то когда он во время своих скитаний по небесной сфере случайно на Среднеземье наткнулся, кругом там были сплошь голые, бесплодные скалы, лишенные всяких живых существ. Так что он там ненадолго остановился – помухлевал и похимичил, посредством мощной космической магии создавая реки и животных, деревья и растения. Множество самых разных видов сотворил Прародимец – пятнадцать суток он этим занимался.
А когда закончил, то мутным от усталости взором оглядел мир и увидел, что он хорош. И вернулся Прародимец в свой дом на небесах, где жила его жена Нетрендити. Но гневно Нетрендити к нему обратилась, говоря: «Ты где шлялся, паскудник? Обед давно остыл!»
И тогда поведал Прародимец супруге своей обо всем, что за пятнадцать суток сотворил, об ароматной траве и могучих деревьях, о косяках рыб в полноводных реках и стадах оленей в бескрайних лесах, о троллях и драконах, об эльфах, людях и гномах. А когда он закончил, Нетрендити с укором на него посмотрела и усмехнулась презрительно, говоря: «И ты думаешь, я в это поверю? Да ты опять со своими алкашами в кабаке сидел!»
Так-то вот стал Прародимец известен как Отец Всех Сказителей, а заодно получил еще несколько прозваний, коими наградила его гневная Нетрендити, прежде чем швырнуть ему прямо в божественную физиономию весь его небесный обед…
Надо сказать, что книга «Месть Ронана» следует данной классической традиции сказительства. По сути, мифов тут столько, что с похмелюги плюнуть некуда…
ПРОЛОГ
…однако отцом Среднеземской Генетики обычно считается Мартель Святой, монах из Илекса, который в 1027 году сформулировал Теорию Генетического Наследования. Следует, правда, заметить, что, стесненный безбедным и до предела невинным воспитанием, он последовательно сформулировал три разные теории. Первая Теория Мартеля гласила, что индивид наследует пятьдесят процентов своего генетического состава от матери, а еще пятьдесят процентов – от капустного кочана, рядом с которым его нашли. Вторая Теория Мартеля гласила, что последние пятьдесят процентов на самом деле наследуются индивидом от аиста, который его принес. Только после предельно близкого знакомства с монашкой из Святой Сестринской Общины Плотского Просвещения – одной из ветвей секты Гедонистов Седьмого Дня – Мартель сформулировал свою Третью Теорию и на сей раз верно все изложил. Однако он также обнаружил, что сексом заниматься куда приятней, чем кучей всяких дерьмовых экспериментов с дроздофилами, и забросил генетику ради полного погружения в радости плоти. В возрасте двадцати семи лет, полуслепой, седовласый и горбатый, Мартель скончался. [1]
Взрыв был сравнительно легким, однако подземный лабораторный комплекс он потряс не хуже небольшого землетрясения. Нафталин, директор гномского научно-исследовательского центра в Тарараме, ухватился за край стола и закрыл глаза, когда шквальный поток воздуха закружил по кабинету ворох всевозможных бумаг и принялся хлестать Нафталина по физиономии его же собственной заплетенной в косички бородой. От налетевших из сводчатого прохода клубов пыли ученый закашлялся, а когда шум взрыва затих, он услышал топот бегущих ног и яростные гномские ругательства.
«Опять двадцать пять, – мысленно посетовал Нафталин. – Тролли-лаборанты, чтоб их клятами обложило! Вечно портачат!» И в очередной раз он задумался о том, как же все-таки тяжело быть ученым в мире, где почти все считают науку какой-то странной и дремучей разновидностью магии. В результате даже мало-мальски приличного персонала не получается подобрать.
Наконец, качая головой, Нафталин извлек свои упитанные телеса из кресла и по голому каменному проходу, прорубленному в скале под горой, потопал к месту событий. Другие гномы беспокойно сновали туда-сюда, но Нафталин, соответственно своему высокому посту, отказывался паниковать. Он спокойно шагал по коридору, оставляя следы в осевшей пыли, пока не подошел к сводчатому проходу, ведущему в главную Алхимическую научно-исследовательскую лабораторию. Небольшая толпа нервно переговаривающихся гномов расступилась, чтобы его пропустить.
Внутри облако пыли и дыма уже начинало рассеиваться. Пол был завален обломками деревянных скамей и столов, битое стекло пробирок и колб хрустело под ногами. Пара ошалелых и окровавленных гномских научных сотрудников замерла у двери, а в центре помещения на каменном полу неподвижно лежала пара троллей-лаборантов, их белые халаты были порваны и заляпаны зеленой кровью. В дальнем углу лаборатории, рядом с зияющей дырой в твердокаменной стене, валялась чешуйчатая когтистая лапа – последний зримый остаток того нерадивого тролля, который нечаянно вызвал взрыв.
Жестом приказав оставшимся в проходе гномам помочь раненым, Нафталин осторожно пробрался к пролому в стене и с мрачным видом зафутболил оторванную тролльскую лапу в просторную пещеру, что теперь образовалась в стене лаборатории. В очередной раз директор принялся корить себя за то, что взял на работу таких безмозглых дебилов, как тролли, но если по правде, особого выбора у него не имелось. Уровень научных исследований за последние годы резко возрос, и гномские правители требовали от Нафталина все более быстрых и качественных результатов. Он просто не мог найти достаточное число соплеменников для заполнения всех необходимых вакансий.
Нафталин вздохнул и рассеянно скинул несколько клочков дымящегося тролльского мяса с крышки лабораторной аптечки, прикрепленной к стене рядом с дырой. «Н-да, с троллями теперь придется распрощаться», – подумал директор. Все верно, они были дешевы, многочисленны и энергичны, однако в тролльское представление о тонком научном исследовании намертво въелась привычка колошматить по всякой всячине большими дубинами, и в лабораториях, где в числе прочего работали с селитрой и тринитротолуолом, они долго не жили. К несчастью, при этом гибли и сами лаборатории.
Беда была в том, что из представителей других рас толковых лаборантов вообще не получалось. Эльфы попросту отказывались работать под землей. Орки выглядели многообещающе, поскольку казались энергичными и жадными до учебы, однако Нафталин вскоре выяснил, что максимум через трое суток они неизменно крали все лучшее лабораторное оборудование и мастрячили сложные перегонные кубы, необходимые для стремительного и крупномасштабного производства этилового спирта. Полученный спирт затем распивался на лабораторных пирушках, куда более разрушительных и опасных для жизни, нежели посиделки лаборантов из тролльской расы, с энтузиазмом изучающих нитроглицерин. А люди! Эти без конца били баклуши, по поводу и без повода препирались, прикидывались больными, клянчили прибавку к зарплате, зудели про сокращенный рабочий день и дополнительные выходные, а когда все-таки показывались в лаборатории, то откровенно плевали на всю работу и целыми днями гоняли чаи.
Возможно, Нафталину просто следовало вернуться к использованию рабского труда, но тут он сильно сомневался. Рабы часто бывали угрюмы и возмущены, им нельзя было доверять. Несколько месяцев тому назад один раб внезапно схватил чашечку Петри с кислотой и швырнул ее в лицо Нафталину. К счастью, это был диэтиламид лизергиновой кислоты, и о каком-то серьезном вреде речь идти не могла, однако часть вещества все же попала в рот Нафталину, и следующие трое суток он провел взаперти в собственной ванной, вопя от страха при виде целого ряда ужасающе ярких галлюцинаций. Нет, к рабам возвращаться не стоило – особенно если Отдел Генетики за последние месяцы что-нибудь в этом плане изобрел. Аминазин и Азалептин, два брата, которые им заведовали, в последнее время лукаво намекали на всевозможные прорывы в сфере евгеники и генетической технологии. Пожалуй, стоило бы сходить и посмотреть, что они там готовят.
1
Все цитаты из Среднеземской энциклопедии даются без разрешения издателя, просто автор уперся как козел, дай ему то, дай ему это, а на нас наезжать нечего, мы тут правда ни при чем.