И пришел Разрушитель. Том 2

Что ты имел в виду, когда сказал, что можешь превратить мою жизнь в кошмар?
Например, вот это, — мрачно ответил Прежний и сделал что-то. Арон не успел понять, что именно, как реальность перед его взглядом исчезла:
Трещало дерево, гудело пламя.
Дом догорал.
Вот провалилась крыша и часть бревен упала на каменную брусчатку.
Видение размазалось, и Арон моргнул. Вытер рукавом мокрые глаза. Прерывисто вздохнул. Потом повернулся спиной к дому, ставшему погребальным костром для его матери, и побрел прочь.
Один в чужом городе, никому здесь не нужный… Один в городе, в который только что пришла Синяя Чума…
Арон втянул в себя воздух, будто вынырнул на поверхность из глубин озера. Потряс головой, пытаясь избавиться от чувств себя-одиннадцатилетнего, только что ставшего бездомным сиротой. Но чувства упрямо не уходили, горели в душе гневом на судьбу, на людей, на Праматерь. А еще давили тоской по родителям, давили одиночеством и ожиданием собственной смерти — ведь люди вокруг него умирали от Чумы, и он тоже должен был умереть…
Смерть отца и матери. Смерть Тери и Рикарда. Венда. Самые худшие дни твоей жизни — я могу заставить тебя переживать их вновь и вновь, и каждый раз будет как первый, — сказал Прежний. — Ну как, поверил, или дать еще пару примеров?
Ублюдок, — пробормотал Арон, все еще пытаясь отрешиться от старых воспоминаний и чувств.
Ну-ну, братец, не надо. Я, как и ты, рожден в законном браке. Придумай другое оскорбление. — Сейчас, когда Мэлю уже не угрожала немедленная смерть, ярость из голоса Прежнего исчезла, тон сменился на едкий.
По крайней мере ты больше не притворяешься дружелюбным, — пробормотал Арон, игнорируя издевку.
А знаешь, мне даже не требовалось особенно притворятся, — отозвался Прежний. — Мы слишком похожи, а ненавидеть самого себя — верный путь к безумию. Кроме того, я же успел прожить часть твоей жизни, братец. И, как я уже говорил, твоя жизнь мне понравилась.
Если ты мог превратить мои воспоминания в оружие, почему не сделал этого раньше? — спросил Арон мрачно.
По той же причине, по которой не отправил тебе все свои воспоминания разом. Ты бы сошел с ума, а безумие мага ведет к необратимому поражению мозга.
А сейчас тебя это уже не останавливает?
А сейчас ты меня вынудил, — в голос Прежнего прорвалось раздражение. — И ты, и этот остроухий дурень, который начал просить прощения вместо того, чтобы открыть Врата и убраться пока цел.
Хм, — а ведь у Прежнего, впервые за все время, обнаружилось слабое место — Мэль. Надо же! Арон никогда бы не подумал, что полуэльф, не смотря на предательство, дорог его двойнику. Более того, Арон до сегодняшнего дня сомневался, что Прежнему в принципе кто-то по-настоящему дорог. По крайней мере — из ныне живущих.
Впрочем, пока были вещи и поважнее:
Как ты перехватил у меня контроль над телом? И если ты мог сделать это раньше, то чего ждал?
Возникло ощущение, будто Прежний недовольно поморщился. Теперь Арон не только знал, когда тот говорил правду или лгал, но и отчетливо считывал его эмоции.
Ну и чего спрашиваешь, если сам догадался? — голос Прежнего стал еще более раздраженным. — Я же это вижу.
Хочу услышать от тебя.
Вздох.
Человека делают его воспоминания. Когда ты победил в Храме Триады, я понял, что таким, каким я был на тот момент, мне с тобой не совладать. Нужно было измениться. Полностью. По сути — стать тобой. А тебя я собирался превратить в себя.
Да.
Именно так.
Прежний был прав, сказав, что Арон и сам догадался.
И сейчас Арон ощущал лишь злость на самого себя — из-за того, что не сделал этого раньше.
А ведь, после возвращения из Храма Триады, у Арона появилось опасение, что он может стать таким же, как Прежний. Именно это опасение стало одной из причин того, почему он сохранил жизнь Истену и Пратасу. Значит, опасение не было пустышкой, не было создано неспокойной совестью, как ему тогда думалось.
Арону не требовалось спрашивать Прежнего, чтобы понять, почему обмен воспоминаниями менял личность. Да, старые воспоминания сохранялись, но блекли, уходили в глубины памяти, в то время как воспоминания двойника жили на поверхности, более яркие, более живые…
Мэль дернулся и застонал, но в сознание не пришел. Взгляд Арона скользнул по хрипло дышащему полуэльфу и с запозданием мелькнула мысль, что Арон все еще не обыскал его, хотя и собирался — вмешательство Прежнего выбило из головы остальные мысли.
В кошеле на поясе действительно, как он и ожидал, обнаружилось полтора десятка шаманские амулеты. Еще два висели у Мэля на шее на крепких цепочках. По крайней мере Арон предположил, что все это были именно амулеты — никакой магии в них он не ощущал. Да и доступ к Дару все еще не вернулся.
«Прежний, как аннулировать действие амулета, заблокировавшего Дар? Какой-нибудь из этих амулетов может помочь?»
Тот хмыкнул.
«Аннулировать никак. До рассвета это место останется отрезано от доступа к источнику».
«Это место? То есть амулет воздействует не на мага?»
Прежний хохотнул:
«Забавно, да? Маг думает, будто потерял доступ к Силе, а на самом деле ему достаточно отойти шагов на тридцать — и Сила вернется».
«Очень забавно», — буркнул Арон, кинув уже остывший меч в ножны и подхватывая с земли все еще бессознательного полуэльфа. — «Тридцать шагов в любом направлении?»
«Верно», — согласился Прежний, все еще посмеиваясь.
На девятнадцатом шаге вернулись Тени. Еще три шага — огненная стихия. За ней — вода, земля, и, последним, воздух. Двадцать семь шагов — и действие шаманского амулета закончилось полностью. Куда более приятное возвращение Силы, чем летом, когда Мэль впервые опробовал на нем подобный амулет.
Арон опустил Мэля на землю, сел рядом и на всякий случай убрал кошель с амулетами подальше от полуэльфа, пусть даже связанного.
Сколько времени оставалось до полного превращения? Полной замены наших личностей? — спросил он Прежнего.
Прежний не ответил.
Арон криво улыбнулся и повернул Мэля на бок, так что стало видно лицо — и тонкая струйка крови, текущая изо рта. Предатель дышал, но дышал хрипло, надрывно, и слышно было, как что-то хрипит и булькает у него в груди.
Тебе не кажется, Прежний, что одно из сломанных ребер проткнуло Мэлю легкое? — все также криво улыбаясь, спросил Арон. — А может и не одно. Как думаешь, долго он проживет без лечения?