Истинное доказательство чувств

Карисса не дрогнула.
- Если ты меня извинишь, я займусь своими царапинами. Мне не хотелось бы залить кровью твой пол.
Карисса развернулась и направилась по темному коридору в свою комнату. Алексей запоздало понял, что она как-то странно поддерживала одну руку другой.
Красный туман, застилавший глаза Алексея, рассеялся. Безумная ярость утихла. Мозг заработал.
Алексей прислонился к стене, вытер ладонью мокрое лицо, пытаясь избавиться от остатков ослепляющей ярости.
Он все еще не мог прийти в себя от того, что Карисса бросилась ему помогать, старалась быть полезной. Как будто бы она не была испорченной, самовлюбленной женщиной, которую он нарисовал в своем воображении. Он думал, что она потребует, чтобы он немедленно увез ее с острова, или что она забьется в дом в страхе перед разбушевавшейся стихией. И он бы не стал ее за это винить. Но Карисса не сделала этого.
Алексей выпрямился, обошел вокруг скульптуры, из-за которой разыгралась такая драма, затем пошел в сторону комнаты Кариссы. Ему необходимо было знать, как сильно она поранилась.
Мина прикусила губу. Ей нужно было унять дрожь, нужно открыть коробку с пластырем, которую она нашла в ванной. Она ее уронила, прислонилась к стене, закрыла глаза. Она ее поднимет через минуту, как только сможет унять дрожь.
Она злилась. Но сейчас успокоится.
Когда в последний раз виделась с отцом, они спорили. Ей хотелось учиться и стать художником. Он же уже записал ее в университет на экономический факультет. Это был один из редких случаев, когда он на нее сорвался. Обычно он был холоден и отстранен. Он ожидал от дочерей подчинения.
Все внимание отца было сосредоточено на интересах страны.
Он никогда не обнимал их, не смеялся вместе с ними.
Но в семнадцать лет Мина поверила, что имеет право выбрать дело жизни. Отец поставил крест на этом. Он был жестоко откровенен, когда говорил, для чего нужна ее жизнь. Как принцесса, она должна стать эталоном для женщин Джейрута и играть ключевую роль на всех королевских мероприятиях. Затем она должна вступить в династический брак с человеком, которого выберет отец.
Мина, по его мнению, вела себя глупо, безрассудно и эгоистично, если подвергала сомнению планы отца.
Два дня спустя он умер от аневризмы мозга.
У нее никогда не было шанса залатать брешь, возникшую в их отношениях.
- Карисса ? Что с тобой?
Мина распахнула глаза. Ужас охватил ее. Она увидела свое отражение в зеркале и застонала. Глаза ее покраснели, а губы дрожали.
- Все в порядке.
Дверь загремела.
- Почему ты заперлась?
Мина сильно прикусила нижнюю губу. Только этого ей сейчас не хватало. У нее нет сил говорить сейчас с Алексеем. Ей нужно время, чтобы собраться с силами.
- Карисса ?
- Мне нужно побыть одной. Разве я так о многом прошу? - Дрожь стала бить ее еще сильнее. Она обхватила себя руками, пытаясь унять боль, пытаясь согреться. Ей было так холодно.
- Карисса , открой дверь. Мне необходимо убедиться, что с тобой все в порядке.
Здорово. Еще один мужчина, который не хочет верить словам женщины или принять то, что она сама может о себе позаботиться.
Но Алексей же думает, что она глупая, разве не так?
К своему ужасу, она поняла, что слезы снова навернулись на глаза, и она часто заморгала. Она чувствовала себя такой незащищенной, не способной проявить ту уверенность в себе, которая всегда позволяла ей держать людей на расстоянии.
Это смешно. Слова не могут причинять ей боль. И все же то, как говорил Алексей, то, что он сказал… Осознание того, что он прав…
- Карисса , сейчас же открой дверь, или мне придется ее сломать.
- Я сказала…
- Сейчас же!
Спотыкаясь, Мина подошла к двери и открыла задвижку. Дверь распахнулась, Алексей ворвался внутрь.
Она отказывалась смотреть ему в глаза. Вместо этого она посмотрела на выпавшую у нее из рук коробку на полу.
- Раз уж ты здесь… Не мог бы ты поднять эту коробку? У меня чуть-чуть дрожат руки. - Скрыть это было невозможно, почему бы не сказать об этом?
И, не дожидаясь ответа, Мина повернулась к раковине, подставила порез под воду, смывая кровь.
Когда она отвинчивала последний болт, отвертка соскользнула и поранила руку. Очень странно, но она совсем не чувствовала боли.
- Позволь мне.
Большая рука взяла ее за локоть, усадила в кресло, стоявшее около огромной ванны. Его прикосновение было на удивление нежным.
Алексей обернул ее руку пушистым белым полотенцем. Мина нахмурилась, подумав о крови на чистейшей ткани, но ничего не сказала. Это его полотенце, в конце концов.
Он прижал ее здоровую руку к полотенцу, попытался сохранять устойчивое давление на руку. Поднял то, что она уронила, взял из шкафчика какую-то бутылочку и присел перед ней на корточки.
Прежде всего она почувствовала исходившее от него тепло, он был как печка для ее замерзшего тела. Но она все еще отказывалась смотреть ему в глаза. Вместо этого она сосредоточилась на его красивых руках. Они действовали так ловко.
- Будет больно. - Он развернул полотенце и промокнул рану.
- Рана вроде бы неглубокая.
- Нет. - К счастью, отвертка скользнула по руке, а не внутрь руки. Если бы было иначе, она бы не была такой спокойной. Более серьезное повреждение руки было бы для нее настоящей катастрофой.
Алексей сильнее сжал ее руку, потом отпустил. Мина нахмурилась, глядя на его работу. Минуту спустя все было закончено.
- Как ты себя ощущаешь?
- Прекрасно. - Мина согнула руку и обнаружила, что он ее обнял и она совсем перестала дрожать. - Спасибо.
Он не шелохнулся. За толстыми ставнями бушевал ветер. Он напомнил ей об опасности, которой она подвергла их обоих.
Сердце колотилось в груди так, как будто хотело улететь от нее вместе с этим ветром. Она жадно вдохнула воздуха, стараясь не думать о пряном аромате, исходившем от Алексея.
- Карисса, я так сожалею…
Мина отстранилась от него. Ей было тяжело слушать его извинения за то, в чем виновата была она.
А еще ужаснее было слушать, как он называет ее чужим именем.
- Нет, не извиняйся. - Она сглотнула. Она смотрела на его ключицу. - Это я прошу простить меня за то, что подвергла тебя опасности. - Она вздохнула. - Ты прав. Скульптура не так важна, как человеческая жизнь. Это было глупо. Я думала, у меня гораздо больше времени.
- Ценю твое желание спасти скульптуру. Но только не твой расчет времени. - Он поджал губы. - Я не должен был говорить с тобой в таком тоне. Это страх говорил за меня.