Мир, где тебя нет
Пока однажды закрыла глаза — не Эстель, Ведой. И Ведой прожила весь следующий день. И ещё день. И ещё.
И когда позабыла о снах и прекратила призывать их, они пришли — незваными... Не похожие на телларионский бред, на всё, что видела прежде. Будто сквозь лиги и дни некто всевластный открывал передо мною окно и позволял заглядывать в него... В иной мир, где мой сын был жив.
Я видела, как он рос, мужал. Я не задавала вопросов, не укоряла, не просила ничего сверх уже данного. Просто знала: всё, что вижу, не моя фантазия, но действительно происходящее с ним. Я не могла ни помочь, ни направить, только смотреть... мне было довольно. Знала, что пока не вправе посягать на большее. Просто стала чувствовать сына, как когда-то — Эджая... Со дня моей казни он не являлся мне даже в видении.
Нет, не спрашивай, Коган, я не отвечу, было ли то видение чем-то б`ольшим. Быть может, тебе в это сложно поверить, но я запретила себе гадание о том, кого видела тогда. Я стала терпелива, как прежде сама бы не поверила. И я не тоскую о твоём брате, Криста. Его ли смерть разделила тогда, смерть истинную и необратимую... жив ли он и поныне, согласно некоему замыслу, что не мне дано постичь... как жив наш сын. Он со мной, во мне, и образ его светел, и память о нём больше чем память. Я вновь обрела его в своём покое. И поняла, что никогда не теряла. Это... не выразить словами, но для меня — единственно верно.
— И все эти годы ты провела... где-то возле Каста-Алегры?
Для Кристалины, прямодушной, кипуче-деятельной Кристалины непостижима осталась большая часть сказанного: это явственно проступало в упрямо-недоверчивом выражении её бровей и губ, в требовательном тоне вопроса.
— Да, по преимуществу. И там мы не просиживали без дела. События последних лет понудили сняться с места, знания наши и умения пришлись кстати всюду, где не обойтись припарками и заговариванием зубов. — Эстель улыбалась по-прежнему отрешённо, будто душа и разум её витали где-то окрест и лишь на малый срок возвращались в оставленное тело. — Я не искала встречи с... Демианом, если ты спрашиваешь об этом.
Княжна прошлась по комнате смерчем хлёстких волос, огненных рукавов, задевая предметы, точно дыхание Бездны ожгло ей ступни сквозь истоптанный ковёр.
— Не понимаю! — выразила и без того очевидное, рубанув сжатой ладонью воздух, как невидимый узел.
Или нить.
— Ну разумеется, — приподняла брови Эстель и, как-то разом вдруг сникнув, сгорбилась в кресле.
Точно отрезвев, все трое смотрели вверх, где на цепях покачивалось стальное кольцо, на свечное пламя, что стало почти невидимо, неуместно в свете стократ превосходящем, свете нарождавшегося дня.
Авалларка закусила губы, стоя у окна.
Коган метнул ей полугневное слово-мысль "Молчи! Молчи!", но не успел коснуться ломано приподнятых плеч Эстель.
Из той части большого дома, что на бесконечно долгие дни затворилась в молчании, донёсся явственно мужской оклик.
Если бы смежная стена попросту рухнула, и из провала разом глянула сотня эльфийских боевых горнов, это происшествие произвело бы много меньшее по силе впечатление.
Первой пришла в чувство не склонная к лирике Кристалина.
— Для отлетевшего духа он выражается не слишком возвышенно, — заметила она, — а для умирающего — гремит на всё захолустье.
Недолгий путь туда не отложился в памяти ни одного из троих. Заря вечерняя обратилась рассветной, и они застали картину, зеркальную той, что видели уходя.
С Демианом они едва не столкнулись уже на пороге. Ведьмак, как был, полураздетый, всклоченный, меньше всего походил на умирающего. Зато герцогиня, будто райская птица в своём переливчатом платье, лежащая у него на руках, на первый взгляд казалась покойницей.
Как, впрочем, и на второй. Когану, больше из общего непонимания происходящего упрямо не верившему в самое очевидное, пришлось изрядно присмотреться, чтобы различить пульсацию жизни в её меркнувшей сути.
Первое, о чём успел подумать Коган: никогда прежде он не видел своего сдержанного ученика в подобной ярости. Более того: он даже и не подозревал, что Демиан, хладнокровный, будто бы при рождении недополучивший обычной человеческой вздорности Демиан на такую ярость способен.
— Какого... — Демиан вставил труднопереводимое тролльское ругательство, — вы позволили ей это сделать? — К сему вопросу ведьмак присовокупил нечто столь же экзотическое, и тут уж лингвистических способностей Когана не хватило даже на общий смысл.
Зато общий посыл был предельно ясен.
Когану едва хватило выдержки скомкать собственные эмоции от мгновенного выздоровления — да что там выздоровления — оживления! — ученика и постичь причину его бешенства.
А причина была, что и говорить, веской. Столь веской, что Согрейна будто громом поразило: как, дохлый гралл ему на голову, как он мог даже вероятность подобного допустить?!
Рядом присвистнула Кристалина, в собственной неподражаемой манере выражая отклик на произошедшее.
Лишь Эстель, будто бы невзначай отставшая от них Эстель, и теперь едва ли видимая для ослеплённого гневом Демиана, оказалась на диво бесстрастной.
Для Когана эта её безмятежность стала самым веским ответом.
Точно перед судом произнесённое признание:
"Да, виновна".
Виновна — и ни на толику сожаления!
Грань и Бездна, Эстель! Это за годы уединённых благих трудов ты стала — кем? Расчётливой стервой?
А что ж он сам? О, с ним-то всё до банального просто, не в пример таинственной душе Эстель. Словно расхожий персонаж народного театра, статичный на года и десятилетия. Болван! Да, болван, ничем не лучше деревенского дурачка или простофили-мужа, что так любят изображать в базарные дни скоморохи, и давешней подруге ничего не стоило заговорить ему зубы. Вот вам, кривляки, готовый образ: ведьмак, настолько честный, что не обманывает его разве что ленивый.
— Ещё потолкуем, — прошипел эльфийке, да что ей — у неё глаза едва не светятся, хризолитовым жёлто-зелёным огнём. А Демиан и крика б его не услышал.
Одно хорошо: недостатка в целителях не наблюдалось.
Демиан, собранный и злой, согнал всех до единого, как стаю куропаток. Под сквозняком слабо трепыхались крылья-мантии. Пусть смешного мало, но всё же: никто так и не обратил внимания на неуставной вид "Магистра севера"; Коган и сам не заметил, в какой момент посреди возникшей было кутерьмы и столь же скоро водворённого порядка ученик успел снять бесполезные повязки, привести в порядок одежду и волосы и обзавестись обувью.
Улучив время, Согрейн тотчас претворил в действие недавнее обещание: отыскал Эстель (по совести говоря, она вовсе и не пряталась, неким поистине колдовским образом незаметно находясь где-то поблизости — поблизости от Демиана, разумеется), без церемоний взял её за локоть и отвёл, нимало не сопротивлявшуюся, в ближайший закуток.