Мир, где тебя нет

Не такой уж сложной вышла загадка с учётом всей информации, что дал ей накануне мэтр Грайлин. Скорее уж решение Демиана доверить наставнику приватное посольство смотрелось двояко. С одной стороны, он весьма справедливо рассудил, что ему нет надобности брать на себя визит к Подгорному королю. Фигура наставника и доверенного лица Магистра являлась достаточно весомой для сей цели. К тому же, будучи вполне уверенным в благополучном исходе переговоров (ещё бы, зная о поистине неоценимой услуге, оказанной им королю, и доселе не взысканном долге), Демиан мог с пользой распорядиться тем временем, что он освободил для себя таким ходом, а заодно повысить авторитет Когана (в том числе в его собственных глазах).
Вот только сам Согрейн по итогу оказался не в восторге от обстоятельства, что ученик использовал его втёмную. В то же время Коган понимал целесообразность поступка Демиана — и это подливало масла в огонь.
— Ничего, — легкомысленно отозвался мэтр Грайлин. — Моему ученичку пора бы привыкнуть: так, как раньше, уже не будет.
— А как будет? — спросила Диана, глядя за окно.
А за окном была жизнь, и жизнь знать не хотела о переменах. Была пора сбора урожая, время подведения итогов и новых надежд. Ведьмаки — не хлебопашцы и мастеровые, Телларион — не торговый город, но жизнь всюду диктовала своё.
Белый город сделался пёстр от цветов и лент, и пышных венков, и цветастых платьев.
— Кто знает? — подмигнул старик. — Будет иначе.
К полудню мастер Коган и Демиан появились вновь. Согрейн смотрел уже без давешней мрачности, которую едва ли и заметил кто из непосвящённых. Одной Хозяйке известно, о чём сказал ему Демиан, но своего добился, как, впрочем, и всегда.
Демиан едва приметно улыбался, беседуя с подобревшим наставников. Он снял мантию Магистра, оставив на себе камзол самого простого кроя, и даже рубашка под ним оказалась не чёрной.
Не он один: одежда многих магов враз посветлела, расцветилась. В честь праздника?
Ответ дала раскрасневшаяся Йолль, ставшая враз неуклюжей. С конопатого лица не сходила растерянная улыбка, Йолль как будто была всерьёз сбита с толку, да так что и не понимала, радоваться ли ей или не стоит.
— Как же, как же, — сбивчиво зашептала она, поминутно оправляя на себе платье, волосы, платок — руки её так и мелькали. — Урожай собирают — самая что ни на есть пора свадебная. С прежним-то Магистром и думать о том не моги. Ну а теперь что же... время такое недоброе. Парней наших поубивают, так, может, хоть мы, девки, новых нарожаем...
Йолль начала говорить с весёлым задором, но в итоге пустила слезу.
— Ох, Йолль... — только и смогла сказать Диана, с неловкостью обнимая шмыгающую носом приятельницу. Что тут скажешь?
Как Магистр Демиан поступал оправданно. Первый же бой неминуемо унесёт жизни. Тех, кто, быть может, успеет в этот краткий промежуток затишься заронить семена жизней новых. Пусть искра дара загорится не в каждой из них... и сколько лет пройдёт прежде, чем они смогут сражаться, как их отцы... но даже такой резерв лучше его отсутствия.
Как Магистр... а как человек?
И всё же, хоть мысли, подобные тем, что передумала Йолль, отравляли радость минуты, для всех это был счастливый день. И для Демиана, кажется, тоже. И с посажённым отцом он сдержал обещание, хоть "детей" было слишком много для одного отца, моложе большинства сыновей.
Неизвестно, из какого источника он черпал силы, но Магистр никого не оставил своим вниманием. Сегодня про него никто бы не подумал, что Магистр устал, что сонм невыполненных дел неотвязно витает вкруг его головы. Словно, сменив одежду, можно стать беззаботным балагуром, каким был когда-то даже не сам Демиан, Трей. Может, и вправду день выдался особенный.
На Шатровой площади и вправду стояли нынче шатры. И увитые цветами и колосьями арки на каркасе из переплетённых ветвей. И шесты с развевающимися лентами. Составили столы, много столов один к одному, и лавки по бокам, и стулья, и табуреты, самые разные, лишь бы всем хватило места.
Ведьмаки перемешались с горожанами, с приезжими, которых оказалось неожиданно много. Южные кафтаны, шитые галуном, и эльфийские камзолы с рукавами и без, и крестьянские сюрко, а то и вовсе хлопающие разномастной тканью широкие рубахи.
Угощение было незатейливым, но щедрым. Почётное место на столе заняли яблоки, пшеничные хлеба, мёд: хмельной — в жбанах, сладкий — в мисах. Весёлое оживление, без надрыва, без манерности и оглядки. Как из бочки гудел голос заправляющего празднеством мэтра Крэда; сновали, разнося подносы парящего жаркого, мальчишки-подростки. Как на всякой настоящей гулянке, грянули в лад музыканты, им с готовностью принялись подтягивать те, кто повеселее.
Демиан только успевал поворачиваться в разные стороны: всяк хотел заговорить с ним, поздравить с щедрым урожаем, со счастливым союзом, обменяться рукопожатием или хоть постоять вблизи.
По временам Диана примечала обращённый к ней взгляд сквозь окружавшую его толпу.
Она держалась на отдалении. Мэтр Грайлин не терял времени даром, с аппетитом поглощая и осушая всё, до чего мог дотянуться. Мимо их скамьи прошёл не слишком весёлый Иленгар. Остановился, пропуская спешащего разносчика, увидел Диану. Улыбнувшись, она похлопала по лавке.
Помешкав, Илле сел рядом, Грайлин щедрым жестом придвинул к нему наполненный поднос и кружку медовухи.
— Трей в Телларионе? — спросила Диана. Ей приходилось близко склоняться к ведьмаку, чтобы сберечь слова от развесёлого шума.
— Ещё не вернулся, — качнул головой Илле и заправил за ухо русые пряди. Смотреть на тайную герцогиню он избегал.
— Магистр вовсю использует его родство с важной шишкой, — не скрываясь, прогудел Грайлин и шумно рыгнул.
Иленгар промолчал, взявшись за кружку. Больше никто старика не слушал.
Свадебная церемония по сути почти ничем не отличалась от тех, что сама Диана проводила в Кармаллоре в статусе герцогини, хоть прошла не в пример веселее и масштабней. Война войной, но люди везде оставались людьми. Романы случались и там, где на них возложили запрет, а желание иметь семью и детей не искоренить из человеческой природы.
Магистр говорил искренне, и Диана была уверена: каждый, кто слушал его, чувствовал, будто слова обращены только ему. Такого Магистра — молодого, откровенного, делящего хлеб и песни со своими людьми, легко было любить.
Когда он договорил и поднял, улыбаясь, круговую чашу, во всю силу грянули музыканты. Над братиной* кричали здравицы. К Диане подбежала шалая Йолль и, не чинясь, расцеловала.
(*братина — вместительный сосуд для хмельных напитков, передававшийся по кругу на дружеских застольях.)
Заметив взгляд Дианы, ей добродушно подмигнул молодой муж. Ростом он на три пальца уступал невысоконькой Йолль, зато в плечах и груди широк был не про каждую дверь. Хоть широкое обаятельное лицо было гладко выбрито, сомнений в его происхождении не оставалось.