Удача бродяги: Рядом, но не вместе

Только в этот момент я догадалась подключиться к телепатеру, чтобы не только видеть, но и слышать происходящее. И именно этот момент выбрал второй таможенник, чтобы выхватить гуп.
– Черт! Реми, таможня! Узнай, какого черта…
– Ага!
Жалко было отключаться от предшлюзового отсека, где как раз сейчас-то и должно было начаться самое интересное, но уточнить, кто к нам ввезся и как обманул искин баржи, следовало немедленно.
Дежурный офицер сообщил, что нет, никто не должен был нас проверять. Документы в порядке, техосмотр баржа прошла, груз задекларирован.
По подсказке искина я тут же сбросила дежурному идентификаторы наших гостей, и получила уверенный ответ, что такие сотрудники у них числятся, но сейчас находятся далеко от станции. Такой несанкционированный налет дежурного всерьез озаботил, так что он отправил к нам сотрудника для проверки. Я поблагодарила и переключилась опять на предшлюзовую.
Застала прекрасный момент, когда Нордвелл и Освальдес вязали отключившихся «таможенников» ремнями, предназначенными для фиксации грузов. А это очень широкие и очень жесткие ремни.
Ну, хоть развязку посмотреть своими глазами…

Пока Нордвелл приводил в чувство одного из «таможенников», ко мне подошел очень взволнованный Освальдес и вполголоса поделился:
– Очень, очень уважаю военных! Ваш муж – невероятный человек! Как ему удалось скрутить этих двоих, я просто не понимаю! Клянусь, я не видел, чтоб он к ним хотя бы прикоснулся!
– Да, – бледно улыбнулась я, – это он может. Кстати, к нам сейчас придет настоящая таможня, что будем врать?
Нордвелл услышал, отвлекся от своего подопечного, даже подошел к нам.
– В этом деле, – улыбнулся он мне, – главное помнить, у кого какая информация. К примеру, пограничники знают, что мы – владельцы яхты, которую только что передали по эксплуатационному контракту господину Освальдесу в бессрочное пользование. У них нет к нам вопросов и претензий. Полиции же не важно, кто ты и откуда, если у тебя есть доступ к их базам, и ты делаешь официальный запрос по своему идентификатору. Тут небольшой риск был… но именно что небольшой. Потому что твоя фамилия Родригес, а не Перес. А в полицейских сводках – ты ассоциируешься с его фамилией. Он – персона.
– То есть, твой план строится даже не на самих ассоциациях, а на предположении об этих самых ассоциациях?...
– Не путай меня, ладно? Вот, например, Сеньор Освальдес знает, что мы супруги Беккер, но догадывается, что фамилия вымышленная…
– Мне это совершенно неинтересно! – поспешил заверить Освальдес.
– Вот и хорошо. Так про таможню. Наши друзья из таможни тоже считают, что мы супруги Беккер, путешественники, которые предпочитают не тратить деньги на системные лайнеры, а пользуются услугами частного извоза. К тому же они считают нас честными людьми, предупредившими специальные службы Харибды о взломе личных идентификаторов двоих их сотрудников. Уже, считай, мы дважды им помогли.
– А что с этими? Которые ненастоящие?
– С ними? Они никому не признаются, что здесь забыли.
– А что они забыли?
– Контейнер, я полагаю. Или покупатель прибыл на харибду и жаждет быстро и без шума получить имущество, которое считает своим… или… или это ребята из конторы все того же сеньора Переса.
Освальдес нахмурился:
– Это не мое дело, но если у меня на борту найдут какой-то незадекларированный контейнер…
– Не найдут, – вздохнула я. – Мы уже отдали его полицейским.
Нордвелл покаянно развел руками:
– Но начальство этих двоих об этом не в курсе… так что лучше бы нам отсюда побыстрей убраться…

До Гелиоса и червяка харибды-3 мы добрались на одиннадцатый день.
Гелиос с этой точки был хорош. Серо-оранжевый, в окружении ярких точек спутников и всяких других, прихваченных гравитацией из пространства космических тел.
Освальдес что-то насвистывал у консоли.
Нордвелла не было, он редко выходил из каюты после того, как мы ушли от седьмой разгонной, я же под пристальным вниманием владельца баржи изучала окрестное пространство в поисках наших недоброжелателей. С самого поспешного отлета со станции от них не было ни слуху, ни духу и это тревожило.
Время вновь замедлились настолько, что появилась возможность обдумать произошедшее. Почему я не попыталась сообщить о себе еще тогда? У меня был неплохой шанс вернуться. С другой стороны, чем дальше я сейчас от мамы и от Луиса, тем меньше к ним внимания со стороны кого бы то ни было.
Но дело было не в этом. В чем? Непонятно.
Вечером в день нашего отлета я прокрутила запись событий в предшлюзовой зоне и поняла, что Освальдес не соврал ни на капельку. Нордвелл скрутил вооруженных «таможенников» как-то даже походя, не размениваясь на лишние движения. Даже пришлось замедлить картинку, чтобы понять, что же он сделал-то. Оказывается, одному словно похлопал по плечу, а у второго сначала отвел в сторону гуп, которым тот и не воспользовался, а потом мягко так усадил, придерживая неестественно выкрученный локоть. За это время Освльдес успел только пару раз мигнуть.
В тот вечер Нордвелл заперся в своей каюте и выходил оттуда, кажется, только в гальюн.
Освальдес по неопытности попытался поднять его на ужин, но ничего не добился – дверь осталась закрытой. Как тогда, на подводной базе контрабандистов.
Он даже, бедный, ко мне подошел. Спросил, не болен ли мистер Беккер. Я ответила, что такое с ним бывает.
Но на самом деле, оставалось только гадать, то ли у «мистера Беккера» вдруг закончился его аптечный коктейль, то ли наоборот, он пытается растянуть небольшой запас на весь полет. Не мог же он не пополнить запасы, раз уж успел посетить доктора Лопес?
Другой вопрос, что бы я стала с ним делать, если б он вдруг слетел с катушек или если решил бы покинуть этот бренный мир прямо тут, на борту баржи? По намекам доктора, коктейль, которым периодически накачивается этот невыносимый наглый бессовестный пират… это у него не для удовольствия. Это у него реально какая-то есть необходимость. Обезболивает что-то? Ерунда. Мы не в диких мирах, уже бы вылечился…
Я с помощью бортовых контрольных систем проверила его физическое состояние, но биосканер дает лишь цифры. Интерпретировать он не умеет, так же как и я. А норма – понятие растяжимое. Что одному норма, то другому смерть.
Ну – жив, и то хорошо.
Освальдес, который при первом знакомстве еще пробовал подбивать ко мне клинья, проникся к Нордвеллу понятным уважением и теперь держал дистанцию. Но он любил поговорить, а других собеседников не было.
Я одним ухом слушала эфир, другим – размеренную речь старого контрабандиста и все меньше понимала, что я забыла на борту этого судна в компании этих людей?