Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина
Павел I, ставший императором в 42 года, не лишенный природных способностей, обладал тяжелым характером, недоверчивым и озлобленным. Мать никогда не подпускала его к власти, разлучила с сыновьями под тем предлогом, что может лучше воспитать их, чем он, и постоянно навязывала ему соседство со своими сменяющими друг друга фаворитами, с которым он так и не смирился. Вдобавок ему не давали покоя загадка смерти его отца и боязнь быть отравленным. Наконец, ему казалось, что у него, так же как у отца, отняли корону, которая должна была по праву достаться ему, как уверял его воспитатель Панин, по достижении совершеннолетия. Захват власти матерью удручал его тем более, что он сам, властный по натуре, стремился царствовать, а дождался этого, лишь когда разменял пятый десяток.
Начало его царствования отмечено одновременно разумными шагами и решениями, отнюдь не вызывающими симпатии подданных. Если говорить об управлении империей, то ему хватило мудрости упорядочить финансы, истощенные бесконечными войнами и царящей в окружении императрицы коррупцией. Он удалил фаворитов, не прибегая к чересчур суровым мерам, но оставил Безбородко, опытного государственного деятеля, во главе министерства иностранных дел. Затем он провел реформу, имевшую самые серьезные последствия для будущего, – урегулировал порядок престолонаследия. Считая, что Петр Великий, отказавшись от традиционных правил, открыл путь неразберихе в данном вопросе, он решил вернуться к монархическому принципу наследования по праву первородства, добавив к нему правило, которое до Петра Великого главенствовало, не будучи четко сформулированным, – о наследовании трона только лицами мужского пола. Тут сказались и скрытое неодобрение Павлом царствования его матери, и, прежде всего, – месть лишенного власти сына. В ХХ веке, когда тот, кто станет последним императором России, будет долго ждать рождения наследника мужского пола, а затем узнает, что этот наследник неизлечимо болен (юный Алексей страдал гемофилией), продиктованное местью решение Павла I очень тяжко скажется на судьбах его потомков и еще более на судьбе монархии и России.
Несмотря на разумные решения, Павел I очень быстро стал непопулярен, поскольку унаследовал от отца болезненную пруссофилию, которая заставляла его вводить повсюду прусские порядки, особенно в армии – в стиле проведения учений, обмундировании и т. д. Как и в случае Петра III, эта страсть ко всему прусскому была невыносима для русских.
Суворов, всеми уважаемый командующий, осмелившись издеваться над инструкциями нового царя и сказать: «мы не немцы, а русаки!», заплатит за это временной ссылкой в свою деревню, которую сможет покинуть лишь благодаря вновь начавшейся войне. В сфере внешней политики Павел сразу проявил серьезные достоинства. Поднявшись на трон, он «унаследовал» восточную авантюру, начатую Екатериной II. Осенью 1796 года Валериан Зубов движется со своими войсками к Персии. Первым решением Павла I будет остановить этот дорогостоящий и, по его мнению, обреченный на неудачу проект. Павел возвращает войска в Россию и приостанавливает набор солдат, начатый незадолго до этого, чтобы укрепить армию Зубова. В то же время он ищет дружбы с иностранными монархами. Его представитель в Берлине получает задание объяснить королю Пруссии, что Россия не стремится к территориальным приобретениям и завоевательные войны не входят больше в ее намерения. Коалиции держав адресуется циркулярная нота, подписанная Остерманом и говорящая, что с 1756 года Россия постоянно вела войны, что ее подданные изнурены и требуют мира. Однако в ноте добавлялось, что Россия и ее император по-прежнему верны своим союзникам в противостоянии «ужасной Французской революции, которая угрожает Европе полным разрушением через падение законов, права, собственности, религии и нравов». Уточнялось, однако, что Россия не примет участия в боевых действиях против Франции. Павел I отказывал во всякой вооруженной поддержке Австрии и отозвал суда, которые Екатерина отправила на подмогу английскому флоту для блокады французского и голландского побережья. А русский посланник в Пруссии Колычев заявил, что император не враждебен Франции, хочет жить с ней в мире, стремится помочь воюющим сторонам найти способ установить мир и предлагает им в этих целях свои посреднические услуги.
Идя еще дальше, Павел выступает за восстановление нормальных дипломатических отношений с Францией. Его посол в Берлине Никита Панин, племянник великого министра Екатерины II, вел переговоры для достижения такой нормализации, но они споткнулись об одно требование русской стороны: чтобы Директория прекратила поддерживать польских эмигрантов. Павел был непреклонен, так же как и Директория. Русско-французские отношения, которые казались восстановленными, внезапно прервались, и страны вернулись к климату враждебности, а затем и к оружию.
Французские политические деятели, вспомнив в тот момент о традиционном использовании Францией Константинополя, подстрекали султана заключить антироссийский союз со Швецией и Пруссией; к подстрекательству они присовокупили отправку в Турцию инструкторов и оружия. Но Бонапарт и его победы сильно изменят политическую картину. Кампо-Формийский мир принес Франции Ионические острова, что укрепляло ее позиции на Востоке и давало ей, как думали в Париже, возможность еще сильнее давить на Турцию. Выводы, которые извлекли из этого в Петербурге и Константинополе, начали толкать их к сближению. Директория также становится более агрессивной в Польше, приводя в боевую готовность польские легионы в Италии. А Панин обнаружил в одной депеше, которую удалось расшифровать, что Бонапарт хочет восстановить польское государство под управлением кого-то из бранденбургских принцев. К этому добавлялись слухи, беспокоящие русских и турок. Так, говорили, будто одна французская эскадра готовится выйти из Тулона в направлении Черного моря. Вскоре Бонапарт захватил Мальту. Павел и его советник Безбородко увидели ясную угрозу: Франция собирается, используя Турцию, нанести сокрушительный удар по России. Проект восстановления Польши говорил о стремлении Франции оказывать влияние на земли, расположенные вдоль российских границ, и, возможно, создать беспорядки внутри России. Письма, адресованные в то время Безбородко канцлеру, свидетельствуют о самых серьезных опасениях России по этому поводу.
Но успехи Бонапарта испугали не одну Россию. Турция, которую Франция считала подконтрольной себе, совсем не одобряла французских амбиций. Завоевание Мальты, посягательство на Египет – все эти сигналы побуждали Турцию действовать и, предприняв совершенно новый для себя политический демарш, обратиться к России, чтобы остановить триумфальный марш Бонапарта. И вскоре мир становится свидетелем неожиданного акта – подписания русско-турецкого договора 22 декабря 1798 года. В этом соглашении две страны взаимно гарантируют друг другу сохранение своих территориальных владений; эскадре под командованием адмирала Ушакова дозволяется, с согласия турок, пройти через проливы и встать в Босфоре. Трудная история русско-турецких отношений не позволяла даже вообразить подобную ситуацию, немыслимую и для французов. Ведь Турция, старая союзница Франции, так долго используемая для нейтрализации России, объединилась с Петербургом, своим извечным врагом, именно против Франции! Англия, Австрия и Неаполитанское королевство примкнут к этой коалиции. Павел обязуется приблизить свой флот к турецкому и английскому, дать войска для высадки в Голландии и отвоевания Ионических островов и, наконец, отправить армию под началом Суворова в Италию и Швейцарию.