Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Франция проиграла политическую баталию за Польшу, зато выиграла мир и унизила Австрию. Еще больше ей посчастливилось на восточном фронте, где ее турецкий союзник находился под угрозой войск австро-русской коалиции, которая вошла на его территорию. В то время как русские войска, вопреки всем препятствиям, одерживали победу за победой, вернули Азов, свою давнюю цель, перешли через Прут – реванш за неудачу Петра Первого – и утвердились в Молдавии, австрийцы терпели многочисленные поражения. Обессилев, они запросили мира, и Россия оказалась в противостоянии с Османской империей одна. Франция тогда сыграла примечательную роль и некоторым образом компенсировала себе неудачи на шведском фронте. Маркиз де Вильнёв, посол в Константинополе и искуснейший дипломат, приложил все усилия к мобилизации турок и разжиганию разногласий между русскими и австрийскими союзниками. Именно он подтолкнул австрийцев, деморализованных непрерывными поражениями, сложить оружие и попросить мира. Ему также удалось ослабить Россию, убедив шведов начать против нее отвлекающую операцию и способствуя союзному договору между Портой и Стокгольмом. Парализованная этими инициативами, Россия была вынуждена прекратить боевые действия и заключить мир, не отвечающий ее интересам. Крайне унизительный Белградский мирный договор, подписанный 21 сентября 1739 года, обязывал Россию вернуть туркам Сербию и Валахию, не позволял ей укреплять Азов и не давал права на торговое судоходство в Черном море. Эта неудача обошлась России в 100 000 погибших. Франция же вышла из конфликта в сильной позиции и требовала высокой оплаты за свои посреднические действия. Тем не менее она завоевала признательность России. Императрица засвидетельствовала Вильнёву свою благодарность, вручив ему престижный крест Святого Андрея вместе со значительным финансовым вознаграждением, от которого маркиз отказался. Петербург сделал из данного эпизода удивительные выводы. Князь Кантемир, которому царица только что доверила русское посольство в Париже, заявил, что «Россия была единственной державой, способной как-то нейтрализовать могущество Франции».
Со своей стороны, фельдмаршал Миних передал французскому офицеру де Тотту, приехавшему контролировать вывод российских войск из Молдавии, следующее послание для кардинала Флери: «Я никогда не поддерживал союз России с императором. По той причине, что императору грозила война больше, чем нам, а мы за эту войну заплатили бы больше, чем он. К тому же император всегда обращался со своими союзниками, как с вассалами. Свидетели тому – англичане и голландцы, они сами на себе это прочувствовали и, как хорошие политики, вышли из этого союза… Теперь наступило время возродить наш союз с Францией».
Касательно Швеции Миних добавил: «Франция может быть дружна со Швецией и с нами, однако я бы посоветовал ей более серьезно отнестись к союзу с нами, чем со Швецией. В Швеции достаточно одного голоса против, чтобы прекратить обсуждения, в то время как русское правительство деспотично, именно от правительств такого типа можно ожидать наибольшей поддержки».
Россия осознала, что означает французское вмешательство. Франция остановила ее на пути в Константинополь, нанеся ужасный удар по ее амбициям. Этот удар подтверждал опасения, выраженные князем Кантемиром. Франция более не терпела усиления России и противостояла ему всякий раз, когда представлялся повод.
Однако Россия продолжала мечтать о союзе с несговорчивым партнером. Царица показала это, адресовав исключительно горячую благодарность королю и незамедлительно назначив своего представителя во Франции. Ответный шаг был необходим, и король, в свою очередь, назначил представителя в России. Это оказался маркиз де ла Шетарди, в тот момент посланник Франции в Берлине, где он провел 10 лет.
Данный выбор имел важное значение, он подтверждал точку зрения Кантемира. Версаль не стремился к настоящему сближению, а просто хотел получать полную и достоверную информацию о положении в России и о ее планах. Параллельно с восстановлением дипломатических отношений с Россией Франция сближается с ее противниками, своими традиционными союзниками. Она подписывает новый союзный договор со Швецией и возобновляет договор о капитуляции с турками. Инструкции же, которые она дает своему новому послу в Петербурге, требуют изучения ситуации в России, оценки влияния царевны Елизаветы и «всего, что может указывать на возможность переворота».
Шетарди в России оказали исключительно пышный прием. В городах по дороге в столицу его встречали выстроенные в почетный караул полки и специально выехавшие приветствовать его местные представители власти. Императрица приняла Шетарди в присутствии двора, собранного в полном составе. Затем он без промедления явился к царевне Елизавете. Он выразил свое почтение дочери великого императора, ее красоте. Но его шаг носил прежде всего политический характер. Шетарди знал, что для множества русских Елизавета являлась законной наследницей Петра Великого. Достойные осуждения политические интриги помешали ей взойти на трон, но ее сторонники стремились вернуть царевне место, уготованное ей по праву рождения. Она также мечтала об этом. К тому же для русских, раздраженных «немецким засильем» при Анне, Елизавета воплощала надежду на возвращение к национальным традициям. Елизавета была глубоко русской по духу, прекрасно говорила по-французски и очень средне изъяснялась по-немецки. Шетарди отметил эту особенность, которая могла указывать на предпочтение Елизаветой Франции. Данные ему указания недвусмысленно гласили, что он должен тщательно изучить шансы принцессы взойти на трон.
Третий визит он нанес великой княгине Анне Леопольдовне, племяннице императрицы, которую та очень любила. Она выдала ее замуж за герцога Брауншвейгского и решила, что их ребенок станет ее преемником. Насколько Елизавета очаровала Шетарди, настолько Анна Леопольдовна показалась ему безликой и не представляющей никакого интереса.
Пока Шетарди знакомился с русским обществом, обстановка на границах страны накалилась. Грохот сапог, раздающийся из Финляндии, знаменовал, что шведские войска готовят там какую-то операцию. В ходе русско-турецких войн Швеция, которой надлежало вмешаться в войну и создать для России дополнительные трудности, открыв второй фронт, не сделала этого и в итоге не извлекла никаких выгод из окончания конфликта. Но, поскольку Россия была еще ослаблена этой войной, Швеция решила воспользоваться ситуацией и ударом из Финляндии вернуть земли, завоеванные Петром Великим. Обеспокоенный передвижениями войск, цель которых он прекрасно понимал, Остерман ждал от Франции, что та урезонит Стокгольм, но не хотел прямо просить ее о посредничестве. Тема втайне обсуждалась двумя дворами, когда произошло событие, которое в корне изменит русскую политику, – смерть императрицы Анны в ноябре 1740 года.
Для русских это предвещало конец немецкого засилья и прежде всего Бирона, которого народ называл «проклятым немцем». Бирон, осознающий вызываемую им ненависть, предусмотрел подобное. По его просьбе императрица назначила его регентом маленького принца Ивана Брауншвейгского [1]. Она была тогда очень больна и легко поддавалась влиянию, но уступила только накануне своей смерти, подписав назначение, которое, как только о нем стало известно, вызвало возмущение всей страны. Как согласиться с решением, последствием которого станет закрепление немецкого засилья, с передачей страны в руки иностранца, к тому же еретика, презираемого всеми и связанного с умершей императрицей непристойными отношениями? Тут же посыпались имена наследников, которые могли претендовать на трон. Прежде всего повсюду говорили о Елизавете. Но называлось также, чтобы положить конец женскому царствованию, противоречащему национальной традиции, и имя внука Петра Великого, Петра Гольштейн-Готторпского. Таким образом, решение, найденное почившей императрицей, пережило ее совсем ненадолго. 17 ноября вспыхнул заговор, руководили которым, кстати, немцы – Остерман и в первую очередь Миних. Ни о чем не подозревавшего Бирона арестовали, вытащив из постели, и сослали в Сибирь. Завещание императрицы Анны было порвано, а регентство доверено великой княгине Анне Леопольдовне. Принц Брауншвейгский получил звание генералиссимуса, Миних стал первым министром, а Остерман сохранил свой пост вице-канцлера. Узнав об этом перевороте, три полка подумали, что он имел целью возвести на трон Елизавету, и устремились к ее дворцу. Поняв свою ошибку, они, разочарованные, вернулись в казармы, но эпизод не прошел бесследно. Идея решения вопроса о престолонаследии в пользу Елизаветы увидела свет, начала зреть, и Франция приняла в этом процессе активное участие.