Генерал де Голль и Россия

В мае–июне 1942 г., когда продолжались споры об открытии второго фронта в Европе, когда Черчилль приехал в Москву, дабы подтвердить Сталину решение отложить его открытие, тот какое-то время собирался устроить англо-франко-советскую встречу в верхах с участием де Голля, чтобы попытаться убедить союзников в необходимости этого фронта. Генерал де Голль заявил о готовности прибыть в Москву. Эта перспектива его тем более радовала, что его участие в конференции союзных держав показало бы: Франция реализовала его давнюю мечту, обретя, наконец, вожделенный «ранг». К его большому разочарованию, проект конференции остался нереализованным, и его путешествие в СССР ждала та же участь. Де Голль не забыл об этой возможности и впоследствии неоднократно к ней возвращался. Столь часто выражавшееся им желание отправиться в Москву долго не находило ответа. Очевидно (и генерал де Голль это понимал), Сталин не решался вызвать недовольство англо-американских союзников, принимая столь непреклонного и требовательного политика, который так часто раздражал Черчилля и которому Рузвельт предпочитал сначала Дарлана, а затем генерала Жиро, когда пришло его время. Гарро, представитель генерала де Голля в Москве, неоднократно жаловался, что на проект визита нет никакой реакции. 13 октября 1943 г. Богомолов все же положил конец этому ожиданию, которое становилось оскорбительным, объявив генералу, что Кремль дает согласие на его приезд.
Но сколько изменений произошло за это время! Де Голль тогда находился в Алжире, где обосновался Французский комитет национального освобождения под совместным председательством самого де Голля и генерала Жиро. Для Москвы оптимальным вариантом являлся де Голль, поскольку, в отличие от Жиро, он боролся против Виши и смог бы, как считалось, обеспечить демократическое развитие Франции после войны. Но Рузвельт не разделял точку зрения Сталина. Он, как мы видели, предпочитал Жиро де Голлю, и не только по личным причинам, но и в силу убеждения, совершенно справедливого, что де Голль не примет его представление о той доминирующей роли, которую США надеялись отвести себе в освобожденной Франции. Точно так же Рузвельт не сомневался, что де Голль не пойдет на освобождение колоний, чего желали Соединенные Штаты. В первом пункте американский президент был прав. Де Голль знал, что США планируют поставить освобожденную Францию под управление американского административного органа – АМГОТ (AMGOT, от первых букв англ. Allied Military Government of Occupied Territories – Союзная военная администрация на оккупированных территориях), и был решительно против этого. По мнению де Голля, Франции, полноправной участнице войны с Германией, которая вела реальные боевые действия, следовало возвращать суверенитет над своей территорией по мере ее освобождения. Что касается деколонизации, за которую выступал Рузвельт, убежденный в закоренелом консерватизме де Голля в этом вопросе, председатель ФКНО в своей речи на конференции в Браззавиле 30 января 1944 г. убедительно опроверг президента США. Он упомянул о «глубокой и благотворной трансформации Африки». Да, тон выступления генерала де Голля оставался сдержанным. Не он ли в 1940 г. клялся сохранять для Франции ее империю, а в случае утраты вернуть ее? Но в Браззавильской речи он уже указывает на путь к компромиссу и определенное изменение своей позиции.
Для Москвы де Голль был предпочтительнее Жиро, хотя Богомолов и описывал его своему начальству как человека «очень властного и честолюбивого». Это не помешало сообщить генералу де Голлю, что его ждут в Москве. Поездка долго откладывалась и состоялась только в декабре 1944 г., после десанта в Нормандии и освобождения французской территории. К тому времени генерал Жиро сошел с политической сцены, и у Москвы уже не оставалось других потенциальных партнеров, кроме «этого невыносимого» де Голля.
 
Глава Временного правительства
Десант союзников в Нормандии 6 июня 1944 г. стал для де Голля источником не только надежды, но и больших трудностей. Прежде всего, его долго держали в неведении о подготовке операции. Сочтя, что она приближается, он изъявил желание перебросить войска в Англию, чтобы Франция могла поучаствовать в грядущей великой битве. С большим опозданием – лишь 25 мая – Черчилль добился согласия Рузвельта на организацию встречи с де Голлем с целью обсуждения деталей десантной операции. Эта встреча де Голля, Черчилля и Эйзенхауэра состоялась 4 июня. Накануне ФКНО стал Временным правительством Французской республики. И несмотря на это, де Голля по-прежнему держали на расстоянии враждебность Рузвельта и желание Черчилля сохранить свои привилегированные отношения с Соединенными Штатами. И в СССР руководство знало: у де Голля нет никаких гарантий, что союзники признают его равным. Можно констатировать, что со дня высадки в Нормандии Москва, вздохнувшая, наконец, с облегчением после открытия второго фронта, прежде всего беспокоилась об интересах своих западных союзников, что не могло способствовать удовлетворению амбиций генерала де Голля. Но и тот, со своей стороны, также проявил благоразумие, не желая выглядеть в час возвращения во Францию заложником какого бы то ни было союзника, в данном случае СССР. Известно, что он уже предвидел проблемы, с которыми ему предстоит столкнуться после освобождения Франции: важно будет смягчить враждебность Рузвельта, а главное, не допустить, чтобы СССР слишком усилил во Франции позиции коммунистов, которые сыграли неоспоримую роль в освобождении.
Если говорить об американцах, его усилия, направленные на примирение, увенчались определенным успехом. Он отправился 6 июля в Вашингтон и добился своего рода признания де-факто президентом, на тот момент ушедшим с головой в свою избирательную кампанию. Сделав это, де Голль мог обратиться к другим проблемам, к тем, которые ему создавали коммунисты и, разумеется, кремлевские союзники. Генерал де Голль описывает в «Военных мемуарах» дилемму, с которой ему предстояло столкнуться: «Если бы коммунистам удалось возглавить восстание и, следовательно, забрать в свои руки Париж, им ничего бы не стоило создать правительство де-факто, где они играли бы главенствующую роль… По прибытии в столицу я обнаружил бы там это народное правительство, оно украсило бы мое чело лавровым венком, предложило бы занять место, заранее отведенное мне в его составе, и ловушка захлопнулась бы… Пока не будет установлена так называемая диктатура пролетариата» 31.
Несмотря на угрозу, которую для него представляли коммунисты, генерал, не колеблясь, обратился к ним с призывом, поскольку его главной целью было, чтобы, как он пишет, «силы Франции с оружием в руках проявили себя в Париже до того, как туда вступят союзники, чтобы сам народ способствовал разгрому оккупантов, чтобы освобождение столицы носило характер военной и одновременно общенациональной операции» 32.
Генерал де Голль в тот момент рассчитывал на верных ему людей, чтобы ликвидировать угрозу, которую представляли коммунисты его авторитету, а также, что очень важно, на нейтралитет Сталина. Поездка в Москву, которую он, наконец, совершил в декабре 1944 г., предоставила ему возможность заручиться этим нейтралитетом. 19 августа, убежденный, что немцы окончательно проиграли, он вылетел из Касабланки (из Алжира он вылетел накануне, но по техническим причинам пришлось задержаться в Касабланке) и, сделав по пути остановки в Сен-Ло, Ле-Мане и Шартре, где его приветствовали ликующие толпы, 25-го прибыл в Париж. По завершении этого славного путешествия его ждала новость, вызвавшая гнев де Голля: как ему сообщили, свидетелем акта капитуляции, подписанного военным комендантом Парижа генералом фон Хольтицем и генералом Леклерком, – а по мнению коммунистов, не просто свидетелем, а одним из подписавших – стал известный лидер коммунистов Роль-Танги. Он увидел в этом несомненный признак претензий коммунистов на вхождение во власть.