Владивосток – Порт-Артур

– Как я – французскими. Ты ведь это хотел сказать? – на губах Николая на мгновение появилась кривая усмешка, а в глазах проскользнул огонек холодной, хищной ярости. – Ну, нет. Не на тех напали. Я уже понял, что это и для чего. Эту удавку я сумею сбросить. С твоей помощью, надеюсь. И начал с ее радетеля – Сергея Юльевича.
Помнишь, я упомянул о моем новом разведывательном органе и его успехах? Значит, тебе небезынтересно будет узнать, что он занимается не только лишь добычей различных технических тайн в государствах, не желающих играть с нами по-честному. Не касаясь лишних подробностей, отмечу главное: галлов, о которых мы тут столько говорим и ломаем вокруг Парижа копья, самих используют втемную, чтобы стравить русский и немецкий народы, как используют и Вену. Дабы в итоге пожать огромные дивиденды от большой европейской войны.
Но если ты считаешь главными организаторами этого нашего обожаемого дядюшку с его лондонскими и биарицкими собутыльниками, то тут ты ошибаешься. За кулисами и в суфлерской будке скрываются силы, гораздо более жадные и беспринципные, для которых завтрашняя могучая Германия представляет собой главного противника и конкурента, а Россия рассматривается как вожделенный лакомый кусок.
– Ты имеешь в виду Североамериканские Штаты? Америку и американцев?
– Скорее, место, где эти силы обустроили себе логово. Собственно-то американцев давно споили, убили, а тех, кто имел несчастье выжить, загнали в резервации. Но менее всего мы вправе предъявить счет за козни против нас нынешнему населению САСШ. Это труженики, не желающие никаких заокеанских антраша. Да и немцев с русскими среди них немало. В нашу же сторону смотрят хищные глазки совсем других субъектов. Это их руки водят перьями тотально скупленной прессы, создавая иллюзию «общественного мнения» в Штатах. И не только там. Вот им-то придется ответить за все персонально…
– Ники, ты вознамерился бросить открытый вызов финансовой клике с Уолл-стрит?
– Открытый? Да боже упаси! Довольно одной наивной публичной попытки в Гааге. Я искренне мечтал решать мировые вопросы по-честному. Получилось то, что получилось. Грустный каламбур… Но та попытка меня некоторым образом извиняет. Спасибо желтым коротышкам за науку: объяснили, что с их заводилами-содержателями, что с Уолл-стрит, что из Сити, а это одна банда, нужно играть по другим правилам. И тебе, кстати, самое время присмотреться к тому, что янки начали влезать в крупные германские бизнесы.
– Хм… Нет, я форменно тебя не узнаю сегодня, мой дорогой. Но, откровенно говоря, это и к лучшему, пожалуй. Сейчас ты мне куда больше нравишься, чем в то время, когда я отговаривал тебя от той глупости с Мирной конференцией.
По поводу финансов и Америки… Считай, что ты меня убедил. Я наведу ревизию в этих делах сразу по возвращении в Потсдам. Тем более что перед моими капиталами открывается российская перспектива, – Вильгельм многозначительно побарабанил пальцами по столу и приторно усмехнулся. – Чертовски заманчивая… Что ты предлагаешь нам подписать в качестве базовых формальных договоренностей на будущее? Если мой проект, на который я убил столько времени, ты вознамерился отправить в камин…
– Да, извини, я отвлекся. По поводу бумажной стороны дела: я хочу предложить тебе заключить сразу два договора. Первый, формально секретный, но к редактированию и подписанию которого мы можем привлечь наших дипломатов. Он должен стать несколько измененным, с учетом твоего сегодняшнего предложения, Договором перестраховки. Близким по духу и букве к тому, который заключали твой дед и мой отец. Он никого в Европах не повергнет в шок и не заставит думать, что мы ревизуем наши отношения настолько, что это прямо начинает угрожать британским интересам. И второй договор. О нашем союзе против англосаксов. Договор фактически тайный. О нем будем знать только мы и максимум один-два человека у нас. Те, кого мы сочтем возможным допустить до главной тайны наших империй, но – и это мое непременное условие – барон Гольштейн в их число не войдет.
Я подготовил проект этого документа. Вот, возьми. До завтра подумай, и если с чем не согласишься – поправим или что-то добавим. А твой проект в камин не попадет. Я заберу его и утром покажу тебе вариант уже в виде черновика Договора перестраховки. Договорились?
– Хорошо. Но, Ники, как будут вписываться в эту схему австрийцы и французы?
– Мой дорогой, давай об этом тоже завтра? На свежую голову. Мое видение этой проблемы я также включу в проект общего договора. Кроме того, я покажу тебе карту с моим предложением по разделению наших сфер влияния в мире после войны. Если ее нам все-таки навяжут. Как говорится, договариваться нужно еще на берегу, не возражаешь?
– И много еще сюрпризов меня там ожидает, вроде Мальты, мой дорогой?
– Не слишком. Разве что Вильфранш и Бизерта. Но не волнуйся, на Гибралтар я не претендую, – Николай едва не расхохотался, наблюдая за вихрем противоречивых чувств, отразившихся на физиономии Вильгельма. – Разве ты чем-то недоволен, Вилли? В конце концов, у меня нет ни одной приличной резиденции в Средиземноморье! Сам-то собираешься обосноваться на Корфу. Говорят, в Ахилеоне гостей готовишься принимать, в том числе венценосных, заказал туда кучу статуй греческих героев. А про русских моряков Федора Федоровича Ушакова, бравших этот остров и его крепости с моря, дабы изгнать французов, позабыл? Вот бы кому надобно там монумент воздвигнуть… А сейчас, пока не стемнело и ноги держат твердо, не пройтись ли нам с тобой по кораблю? И, кстати, не расстраивайся так сильно по поводу нового английского линкора. В конце концов, Фишер сам в одночасье обнуляет свой «двойной стандарт». А на старте новой гонки – все равны, – в руке Николая звякнул колокольчик.
– Сначала, мой дорогой, давай, как у вас говорят – на стремя. За твою победу!
– За нашу, Вилли! За будущую нашу победу…
 
Глава 3 
 Назвался груздем…
Финский залив, Санкт-Петербург. Июль – сентябрь 1904 года

Впереди, из дымчатой пелены моросящего дождя неторопливо выплывал покрытый хвойным лесом берег с характерным дебаркадером бьеркской яхтенной станции. Рокот двух мощных моторов, переведенных на малых оборотах на выхлоп в воду, почти стих. Матросы на палубе катера быстро и ловко прилаживали чехлы на опустевших пантографах бугельных торпедных аппаратов.
Банщиков, услышав позади лязг задраек, обернулся, откинув капюшон дождевика.
– Ну-с, похоже, у нас полный порядок, Михаил Лаврентьевич, – улыбаясь, сообщил, втискиваясь в тесное ограждение командирской рубки, Луцкий, – за все время выхода на всех режимах ничего подозрительного. Сальники, давление, температура – все в норме. Только один подшипник на правом валу меня немножко смущает. Греется, холера этакая. Думаю, есть смысл его заменить. На полном ходу выдали суммарно за девятьсот восемьдесят «лошадок», так что превышение на десять процентов к расчету. Как я и предполагал, мистер Риотт перестраховался.
– Будет премия, Борис Григорьевич. И не только вам. И не за эти полтора-два узла даже. А по совокупности содеянного. Только бы удалось без эксцессов такие движки у нас здесь воспроизвести… Вы хоть себе отчет отдаете, господа, какое оружие сегодня получила Россия?