Агидель стремится к Волге

Атаман-воевода Ермак, приобретший ратный опыт в брани под Москвой против хана Давлет-Гирея и в битвах во время Ливонской войны, организовал дружину со знанием дела, поделив ее на пять полков, назначив атаманов из числа близких соратников, есаулов, сотников и пятидесятников. Смертник Иван Кольцо получил чин податамана.
Строгановы же тем временем раздобыли для воинов три пушки, триста пищалей, порох, свинец, съестные припасы, а также барабан, литавры и духовую трубу, повелев грузить все в ладьи. Не забыли и о проводниках с толмачами.
Как только приготовления были закончены, назначили день отправления.
  
XVI
 
И вот наступило первое сентября 1581 года. Прежде чем отдать приказ спуститься к стругам [24], Ермак построил свой отряд на берегу. Подоспел священник. Отпели молебен, после чего к воинам обратился с наказом Строганов-старший.
— Витязи вы мои бесстрашные!.. Нынче выступаете вы в поход многотрудный, идете в неведомое нашему человеку Сибирское царство. Кучум-салтан с приспешниками все боле наглеют. Мало того, что оные нарушили уговор с Московией, отказались платить дань в казну царскую. Так они еще посягают на наши владения законные. Именно вам предстоит великая миссия — смирить супостатов, покорить Сибирь и присовокупить ее к государству Российскому. Ежели с отвагой и доблестью исполните сей долг священный, царь всея Руси Иоанн Васильевич одарит вас своею милостью. Будет вам и богатство, и честь, и вечная слава!..
Настал черед Ермака.
— Мы, свет наш батюшка Семен Аникиевич, с честию оправдаем доверие ваше и не успокоимся, покуда басурманов не одолеем, — дал обет атаман от имени дружинников, не забыв при этом поблагодарить солепромышленников за помощь.
Сразу же по окончании церемонии он выкрикнул зычным голосом команду, и под громкие звуки медных труб ратники заспешили к стругам. Как только расселись по местам, раздалась новая команда, после чего флотилия отчалила и величаво двинулась по реке.
Плыли долго по притоку Камы — Чусовой, причаливая время от времени к берегу и располагаясь на привал. Ели, выпивали и, передохнув, снова — на струги. Потом повернули на Серебрянку.
В один из ненастных студеных дней озабоченный Ермак решил созвать казачий круг.
— Браты! — обратился он к товарищам. — Гляньте-ка, вода уж стынет, по ночам ажно до льда промерзает, двигаться по реке все натужнее. Что делать станем?
— А ты сам-то как разумеешь, батька? — спросил Мещеряк.
— Как разумею, спрашиваешь?.. Верней всего будет, мыслю я, обождать зиму у волока [25].
Казаки зашумели.
— Обождать? Ишо чего! Перетащим струги да на Туру двинемся, — возразил кто-то.
— Ну, положим осилим волок, а дале как? По льду поплывем, что ли? — съязвил Ермак. — Поспешишь — людей насмешишь!
— Верно, батька! Зачем поспешать, будто кто за нами гонится? Подберем местечко удобное, городок земляной поставим по старому нашему казацкому обычаю да заляжем на зиму, — вторил ему Иван Кольцо.
— Вот и ладно, решено — зимовать будем! — заявил атаман.
И тут некоторые, опомнившись, зароптали:
— Нет уж, дудки! Зимовать на волоке не останемся. И в Сибирь не желаем на погибель верную!
— Погуляли и будя! Пора назад вертать.
Ермак нахмурился, зыркнул на горлопанов и осадил, грозя кулаком:
— Ишь, заскулили, псы шелудивые! Я вам дам народ баламутить!
— Не слухайте, браты, отступников! — поддержал атамана Иван Кольцо. — Дороги назад нам нет. Вон, вожи [26] гуторят, будто Тагил-река недалече, всего-ничего — верст двадцать. Переждем до весны и — айда в Сибирь!
Желающих перечить больше не было. А вскоре, обследовав местность, казаки отыскали подходящий для зимовья участок в устье небольшой речушки и принялись, засучив рукава, за работу. Одни валы насыпали, другие рыли рвы и землянки, третьи избы-времянки сколачивали да амбары. Потом, как водится, обнесли городок тыном. Струги, что полегче, вытащили на берег и разместили их на катках, тяжелые ладьи оставили в воде.
 
К середине января съестные припасы истощились, и разбойники запаниковали.
— Ну, и как же мы теперича? — спросил Ермак у помощников. — Охотиться станем в лютую стужу?
У тех был готов ответ:
— Не горюй, атаман, пока у окрестных дикарей в деревеньках скотинка не переведется, не пропадем!
Ермак подумал немного и махнул рукой:
— А и впрямь, незачем голову ломать! Деваться нам некуда. На охоту ходить — токмо зелье переводить. Так что будь по-вашему!..
Получив добро, разбойнички, горланя от радости, разбежались голодными сворами по окрестным аулам. А ближе к сумеркам к казачьему лагерю стали подгонять отнятую у местного населения скотину.
Обеспечив себя припасами, мужики успокоились, обленились. Да только праздная жизнь продлилась недолго. К концу марта забирать у местных было нечего. Оставшиеся без скотины и заготовок, те стали умирать от голода.
— Ежели заставить местных нехристей али рыбу удить, авось да продержимся, — рассудил Ермак и велел свести к речке из окрестных селений мужчин.
Вконец обессилевшие, они не в состоянии были долбить лунки и заниматься рыбной ловлей. В приступе свирепого отчаяния казаки изрубили их в куски. Жестокая расправа над местными положение не улучшила: некоторые из разбойников до тепла не дотянули.
Как только в воздухе пахнуло грядущей весной, началась подготовка к походу. Легкие струги решено было оставить, тяжелые — бросить, а вместо них долбить и смолить новые. Ермак принудил к этой работе и местное население.
Едва дождавшись, когда половодье пойдет на убыль, казаки надумали плыть, и вскоре груженая флотилия двинулась вначале по Жаровле, потом по Баранче добралась до Тагила. Тагил же принес дружину к реке под названием Тура, где как раз и начиналось Сибирское ханство.
Потехи ради решили попугать оружием не успевших откочевать на летовку жителей первого попавшегося им на пути городка. Те попробовали было встретить непрошеных гостей стрелами, но вскоре разбежались, обезумев от вида и грохота огнедышащих пищалей, от громовых раскатов пушек и бросив жилища на разорение.
Опьяненный первой победой Ермак, колотя себя кулаком в грудь, самодовольно изрек:
— Браты вы мои, быть мне теперича ентой земле хозяином! Богатство и жонки царька поганого — мое! Все, что отыщете, берите и делите по справедливости. Закатим пир. Душу отведите! Ликуйте, пейте да ешьте, сколь пузо примет, с молодухами порезвитесь.
— Ура! Атаману нашему слава! — завопили ошалевшие от радости Ермаковы подельники.
— Слава, слава! — Разбойники с истошными криками ринулись на поиски женщин.
Ермак остался наедине с Иваном Кольцом.
— Атаман, надолго ли мы тута осели? — спросил его помощник.
— Зачем спрашиваешь?
— Да вот думаю, забалуются мужики-то. Опосля их с места не сдвинешь.
— Пущай передохнут, порезвятся малость, с бабенками натешатся. Чай, изголодались. Весенние соки в жилах бродят…
— Наипервейшее ремесло наше — сеча! Казак без ратного дела — не казак!
— Верно! Ну так что?
— Так ведь и Сибирь — не юга. Обернуться не успеешь, глядь — а там уж и новая зима не за горами. Ежели загодя о припасе да об теплой одежке не похлопотать, будет как в прошлый раз. Так и без людей остаться немудрено.
— Ты чего это раскаркался, аки ворон? Пошто я должен казачков своих неволить? Сказано, обождать надо. Пускай передохнут покуда, а там поглядим.
 
— Доколе ждать-то? — упорствовал Кольцо.
— Ох, и достал ты меня пуще гнуса! — воскликнул в досаде Ермак, с остервенением расчесывая руки. — Приспичило, что ли? А ну, выкладывай начистоту, чего тебе от меня надобно?
— Дозволь по улусам пройтись…
— Э-э-э, брат! Так бы сразу и выложил, а то заладил!.. — повеселев, усмехнулся Ермак. — Отчего ж не позволить-то, сердешный мой, коли охота? Благое дело казацкое…