Агидель стремится к Волге

Не видя выхода и понимая, что ему угрожает смертельная опасность, Кучум был вынужден отступить в Кышлык.
Предвидя, что и там не продержаться, хан наскоро похватал самое ценное из своего имущества и, покинув город, ускакал с приближенными в Ишимские степи.
  
XVIII
 
Уже на следующий день Ермак с дружиной, потеряв в последнем бою сто семь воинов, беспрепятственно вступил в безлюдную столицу и возмущенно воскликнул:
— Пошто нас никто не встречает?! Где Кучумка, где народ? Куда все подевались?
— Прикажи вытурить поганых из изб да согнать на майдан ко дворцу-сараю! — подсказал Иван Кольцо.
Получив приказ, казаки со всех ног бросились исполнять его. Вернулись они без людей, зато с богатой добычей.
Как выяснилось, пусто было не только на улице, но и в юртах. Столица Сибирского ханства была полностью в распоряжении победителей.
Ермак торжествовал. Стуча себя кулачищем в грудь, он громогласно заявил:
— Кучумка — юк. Теперича я есмь салтан Искер-ский! Возрадуйтесь, браты, ликуйте! Нынче праздник великий. Закатим пир на весь мир.
— Атаман наш будто и взабыль царь! — восторгались довольные казаки в предвкушении разнузданного веселья.
А тот еще больше обрадовался, узнав, что в руки им попал огромный прибыток: много рухляди мягкой, парчи, ковров, золота, серебра и драгоценных каменьев.
— Выходит, Кучумка налегке убрался, с перепугу добро свое бросил! — чуть не задохнулся от восторга Ермак и осекся, заметив, что друг его не в духе. — Чего ж ты пригорюнился, Ивашка?
— Добра-то уйма, да вот харчей нема!
— Быть такого не могет!
— Я сам смотрел, атаман.
— Что ж, тады прикупим.
— Да где ж прикупишь-то? У кого? До базара ближайшего, чай, не близко, не скоро доберешься, — с горечью произнес Иван.
— Ну, а сивуха? — спохватился Ермак. — Водка-то али бражка где есть?
— Откуда ж им взяться?!
— Врешь, должны быть! Проверь погреба!
— Ты забыл, атаман, что басурмане хмельное не жалуют?..
— Ить, подлый народец! — сплюнул в сердцах Ермак и грязно выругался.
После этого он самолично обошел ханские покои и, не найдя нигде веселящего напитка, стал поносить последними словами старика Кучума. Кляня его, на чем свет, атаман отправился осматривать городские укрепления.
Столица Сибирского ханства раскинулась на высоком берегу Иртыша. С одной стороны Кышлык-Искер был защищен крутояром и глубоким оврагом, с другой стороны — тройным валом и рвом.
Казаки тем временем, разобрав легко доставшуюся добычу, вовсю кутили, проедая и допивая прежние запасы, так что опохмеляться наутро было нечем.
Победители приуныли было, да не надолго. Через несколько дней в Кышлык-Искер пожаловали с дарами и припасами остяки вместе с князем Боаром, а вслед за ними подоспели татарские семьи. Они присягнули новому властителю на верность и согласились платить дань.
Ермак встречал всех приветливо. Обговорив размеры ясака, он позволил прибывшим вернуться в их прежние жилища и упросил их отдать казакам молодых бездетных вдовиц.
Ермак усвоил, что ласковым обращением он может расположить к себе местное население и за счет этого выжить в суровых условиях. Это позволило ему снискать славу не только бесстрашного воина, но и справедливого, человечного правителя. А чтобы не лишиться доверия и авторитета, атаман становился все требовательнее к своим, крепя дисциплину, наказывая иных дружинников за произвол.
Казаки негодовали. Даже ближайшему помощнику и другу не по нутру пришлись его строгости. Оставшись как-то с атаманом наедине, Иван Кольцо решил высказать ему свои претензии:
— Пошто басурманам потакаешь, а людям нашим воли не даешь? Кабы не вышло чего…
— Эх, Ваня, да коли дать казачкам разгуляться, пойдет про нас слава худая. И побегут все к Кучумке обратно. Нам это надо?
Подумал Иван Кольцо и нехотя согласился.
— Твоя правда, атаман. Нет нам выгоды нехристей от себя отвращать. Вред один…
— Вред, говоришь? Оно, конечно, верно… — задумчиво произнес Ермак. — Токмо ты забыл про царя Грозного Иоанна! Да убоимся гнева царского. Не будет нам пощады, коли настроим дикарей против Руси. Разумеешь?
 
— Я-то разумею, атаман. А ты попробуй-ка втолковать казакам вольным, — развел руками Иван.
Не успели друзья разойтись, как тут неожиданно пришла весть от Строгановых.
Ознакомившись с посланием, они созвали казачий круг.
— Вот ведь беда какая, браты! Ровно в воду глядел… — начал Ермак.
Подельники в недоумении переглянулись и испуганно уставились на атамана.
— Что за беда? Не томи, выкладывай!
— Царь грозится Строгановым опалой.
— Опалой? За что?!
— А за то, что без воли царевой и ведома снарядили нас и послали за Камень на салтана сибирского. Государь грозится перевешать нас…
Иван Кольцо потемнел и весь затрясся от злости.
— Выходит, занапраслину мы кровушку проливали! — процедил он сквозь зубы.
Остальные тоже не скрывали своего возмущения.
— Вот тебе и справедливость!
— Дождались милости! Какой нам прок от житухи эдакой?!
— Остается одно — грузить добро на подводы и тикать отсель по-скорому, покуда целы!..
Ермак, не ожидавший такого поворота, всерьез обеспокоился, но, взяв себя тут же в руки, спокойно молвил:
— К чему горевать прежде времени, братва! Незачем горячку пороть. Поразмыслите, чем бегство наше обернуться может…
— А и так все яснее ясного, атаман!
— Ничего покамест не ясно, — возразил тот. — А вы о Строгановых подумали?! Неужто им через окаянство наше на плаху ийтить?.. Нет, браты вы мои, негоже нам отчаиваться прежде времени. Сдается мне, царь Грозный не ведает про подвиги наши великие. Ведь кабы знал, не стал бы гневаться, тревогу бить, козней кучумовых бояться…
— И то верно, — согласился Мещеряк.
Тут и другие помощники воспрянули духом.
— Да куды уж там государю, чай, самим Строгановым неведомо, кто ноне в Сибири властвует!
— А давайте-ка, браты, их разом про все известим! Рискнем? — предложил Ермак и тут же послал за писарем.
Окружив писаря, казаки велели составить ему два письма: одно — для Строгановых, другое — для Ивана Грозного:
 
«Великий государь!
 
Прознали мы, что Вы на Строгановых обиду держите за то, что оные заместо оберегания острогов отрядили нас за Пояс Каменный.
 
Не гневайтесь, будьте милосердны к нам и благодетелям нашим. Не выгоды ради старались мы, грешные, идя на погибель и свершая подвиги множественные, — во благо Отечества нашего, во имя Христа и великого Государя нашего. Мы, продолжая Вами начатое, дорогу для России торили и привели к шерти народы дикие. Оные нам покорилися, слово дали быть России данниками. Бог помог нам одолеть салтана Сибирского, взять его столицу и землю. Верьте нам, государь Великий, со всей страстию желаем мы послужить Отечеству родимому и готовы сдать вам царство Сибирское по получении высочайшего указа и по прибытии воевод…»
 
Когда писарь кончил и зачитал вслух челобитную, Ермак спросил:
— Ну, и кто ж возьмется доставить грамоту царю?
Иван Кольцо резво вскочил со своего места и выпалил:
— Дозволь мне, атаман!
— Экий ты скорый, Ваня! Погоди, не рвись, — вскинул руку Ермак. — Никак забыл, что ты к смертной казни оглашенный? Посылать тебя к государю — все равно как на плаху! Попадешь под горячую руку, живым не воротишься. Да и провожатым твоим не поздоровится.
— Знаю я, каков у царя нашего норов. Потому и беру это дело на себя. Как услышите про погибель мою, не мешкайте. Спасайтесь, как можете!
Ермак не устоял, уступил настойчивой просьбе друга.
 
— Что ж, братец мой Иван, — с грустью промолвил он. — Быть по-твоему, езжай с богом. Даю тебе полсотни казаков. Ежели не свидимся на этом свете, прощай, не поминай лихом!
Глубокими были сугробы сибирские. Отряд под началом Ивана Кольца отправился по насту на санях, кто в оленьих, а кто в собачьих упряжках… Кроме челобитной, казаки везли с собой в Москву рухлядь мягкую: шестьдесят сороков [28] соболей, два десятка черных лисиц и полсотни бобров.