Меня зовут Бренда Джейн

– Больная просто капризничает. Это вовсе не инвалидный дом, это центр реабилитации. Разумеется, там есть и пожилые люди, но не все же поголовно! Там могут продолжить лечение и предоставить медицинский уход за отдельную плату.
Хэмишу не понравилось, как она нахмурилась и поджала губы, словно Би Джей давно ей осточертела, и он, оставив сестринский пост, пошел звонить экономке.
– Надеюсь, вы привезете ее к нам, – сказала та, не колеблясь.
– Но есть другие возможности. Не знаю, что ей посоветовать: центр реабилитации или медицинское обслуживание у нее на дому.
– Ни то, ни другое, – сказала миссис Би. – Все эти варианты для тех, у кого нет ни родных, ни близких.
– Но это как раз тот случай. И она сама предпочитает полное одиночество, – напомнил Хэмиш.
– А кто в свое время игнорировал ее желание никого не видеть? – ехидно спросила миссис Би. Поскольку Хэмиш не ответил, она продолжала наступление: – А кто тот единственный человек, кому она позвонила, нуждаясь в помощи? И кто теперь старается ей помочь?
Хэмиш тяжело вздохнул и закрыл глаза. Все складывается так, как ему хочется. Но он боится. Боится присутствия Би Джей в своем доме, днем и ночью. Она нуждается в его помощи, но она волнует, возбуждает его. И главное – пробуждает в нем естественные желания.
– Вам решать, Хэмиш, но если вы хотите знать мое мнение, то я его уже высказала, – заключила миссис Би.
– Ну ладно, посмотрим, – пробормотал Хэмиш и повесил трубку.
Би Джей снова сидела на краю кровати, поджидая его. Он стал терпеливо втолковывать, какие ей предлагаются возможности, избегая смотреть ей в глаза, потом поднялся и встал у окна спиной к девушке, чтобы она не видела, что его сердце совсем не лежит к тому, что он ей советует.
– Последнее слово за вами, – сказал он, наконец.
– Убирайтесь, – отчеканила она.
Грубо. Но с этим как раз он умеет справляться.
– Значит, вернулись к тому, с чего начали? – констатировал он, резко обернувшись.
– Уходите. Здесь вам нечего делать.
Он вернулся к кровати, вгляделся в ее лицо и увидел, как трудно ей притворяться. Что-то стало таять у него в груди, что-то теплое разлилось по всему телу.
– Я вам нужен.
– Нет, – прошептала она, но губы ее едва заметно дрогнули.
– А я думаю – нужен, – сказал он, борясь с желанием прижать ее к себе.
– Я не смогу жить ни в одном из этих… заведений, просто не смогу. И не буду.
– Можно заказать оплаченный уход в вашей собственной квартире.
– Да? Какие-то посторонние женщины, которые будут меняться каждые восемь часов, и говорить со мной как с малым ребенком? Первый завтрак в восемь, второй в полдень, «ах, я не успела приготовить обед, это сделает следующая смена». Бесконечные процедуры и уколы, измерение давления посреди ночи. Это вы называете жить у себя дома? К тому же я не покладистый пациент, и они меня возненавидят. Нет, ничего не получится.
Хэмиш не мог оторвать взгляда от ее густых, спутанных волос; лица он не видел: она отвернулась.
– О'кей, – сказал он резче, чем хотел, и добавил более мягко: – О'кей, я возьму вас к себе домой.
Би Джей вглядывалась в его лицо с волнением и надеждой. Она пыталась понять, видит ли он, что она чувствует, догадывается ли, сколько ночей металась в постели, боясь наступления рассвета? Понимает ли, что она, как никогда, близка к полному отчаянию? Конечно, она пыталась это скрыть, но ведь, в конце концов, позвонила именно ему. Потому что как-то непонятно к нему привязалась. Хотя знала: доверять никому нельзя.
– Ладно, я поеду к вам домой, – тихо согласилась Би Джей.
В его глазах мелькнуло нечто похожее на досаду, и она внутренне сжалась: вот сейчас он начнет изворачиваться. Однако страх оказался напрасным, видимо, он не имеет привычки отступать от своих слов.
Ее тело все еще помнило то головокружительное ощущение, когда он, словно карающий ангел, ворвался в ее палату в четыре часа утра, схватил ее и прижал к себе. Ей снова захотелось прильнуть к нему, ощутить его нежность, успокаивающую, как лекарство.
 
– Я поставлю некоторые условия, – сказал Хэмиш негромко, но отнюдь не мягким тоном.
– Я буду делать все, как вы скажете, – ответила Би Джей. Он никогда не поймет, как это тяжело для ее гордости, подумала она.
– Вы дадите мне слово, – начал он, – что будете вежливы и обходительны с моими детьми и миссис Биллингс. И что не станете ни в коей мере оскорблять религиозные чувства моих прихожан.
Она, молча, с несчастным видом слушала своего повелителя, тоскуя по былой независимости.
– Я же обещаю хорошо о вас заботиться, – продолжал Хэмиш почти шепотом, – буду делать все, что смогу.
Би Джей почувствовала сначала, что подбородок ее задрожал, потом – что глаза, дьявол их задери, наполнились слезами. Опустив голову, девушка разрыдалась. Это была капитуляция, хотя она и не понимала, в чем, собственно, ее капитуляция заключается. Прощается со своей самостоятельностью? Сдается на милость постороннего лица? Размякла от его нежности? А не станет ли забота Хэмиша еще одной тюрьмой, похуже собственной квартиры с тремя сменами сестер?
Подойдя вплотную к девушке, священник прижал ее к себе и стал, гладить по голове, а она продолжала рыдать у него на груди. Впервые за всю жизнь она подчинилась чужой воле, отдалась ей целиком и полностью.
– Вы сможете приезжать и уезжать, когда вам понадобится, – продолжал Хэмиш. – Я позабочусь о том, чтобы курс лечения не прерывался. Вся моя семья будет помогать вам выздоравливать. Дом у меня без особых затей, но, по крайней мере, вам не придется преодолевать ступеньки. Если захотите, будете слегка помогать по хозяйству, делать, что сможете, сидя в инвалидном кресле. И не соблюдайте особой вежливости по отношению ко мне: будьте такой же грубой, так же оскорбляйте меня, как раньше, если вам это приятно.
– Ужасный человек, – Би Джей колотила кулачком по его твердой груди. – Самый ужасный из всех, кого я встречала.
– Я не заставлю вас ходить в церковь, – невозмутимо продолжал Хэмиш, слыша, что она рыдает уже не так бурно, – и можете не молиться дома, если не хотите.
– Еще никто не приводил меня в такую ярость, как вы, – сказала она. – Не дождусь того дня, когда смогу уйти из вашего дома навсегда, сказав на прощанье пару ласковых. – Слова эти вырвались у нее от смущения, да и просто по привычке.
Хэмиш засмеялся и взлохматил ей волосы:
– Значит, вы мне обещаете? И мы выписываемся из больницы?
– Да, да, да! – пылко воскликнула она. – По дороге придется сделать остановку и взять напрокат инвалидное кресло. Костыли у меня уже есть. Одежду, что была на мне после катастрофы, разрезали на мне и выбросили, так что увозить нечего.
– Я словно забираю младенца из роддома, – сказал Хэмиш.
Замечание не понравилось девушке, но она пропустила его мимо ушей. Главное – поскорее убраться из больницы.
– Ключ от квартиры у меня в сумочке. Может, заедем заберем кое-какие вещи для меня? Это недалеко.
– Съезжу без вас, – улыбнулся священник.
Надо бы рассердиться, но уж очень симпатичный парень, подумала Би Джей. Небось, заберет совсем не то, что надо. И она вручила ему ключ от квартиры.
С той минуты, когда она в первый раз открыла глаза и увидела, что он изучает ее лицо, Хэмиш Чандлер был с ней. Он смущал ее, развлекал, приводил в ярость. Она постоянно с ним воевала, защищая свои позиции, потому что это было у нее в крови – отстаивать свою независимость и свои достижения, если кто-то на них покушался. И в то же время она уже не могла сделать и шага без его участия, и это ее обескураживало.
 
Этот человек казался загадкой, и Би Джей не могла понять, почему так к нему привязалась. Может, в автокатастрофе у нее пострадало не только тело, но и мозги? И почему она едет к нему в дом? Почему решила, что ей больше некуда податься?
Как только Би Джей приняла решение, она словно ожила, размышлял Хэмиш, ведя машину. И теперь совсем уже не такая колючка и забияка, какой была раньше.