Хочу тебя испортить (СИ)
«Будешь относиться к Варе, как к сестре…»
Да я ее заочно ненавижу! Наверняка она такая же душная уродина, как и ее деревянная мамка. А если даже и нет, все равно ненавижу. Еще я какую-то дуру сестрой не называл! Не то чтобы я верю исключительно в силу крови. Но и брататься с кем попало по указке отца тоже не собираюсь. Пусть сам, если ему так прикипело, с этими маргиналами водится.
В какой-то момент принимаю решение незамедлительно послать всю эту хрень к чертям собачим. Помирать, так с музыкой.
— Валим.
Впрочем, морем мой загул и заканчивается. На вписку не попадаю. К ночи настолько пьян, звезды глаза слепят. Даже если не двигаюсь, сами мечутся и летают. Кажется, что и не звезды это вовсе, а метеоритный дождь.
Телефон безостановочно вибрирует. Проверять нужды нет. Без того знаю, отец наяривает. Только он не понимает, когда «абонент не абонент» — будет долбить по вышкам, пока не ответишь. Раньше, если видел хоть один пропущенный вызов от него, впадал в панику. Сейчас же пофигу. В разгар очередного затяжного жужжания вытаскиваю чертову трубу из кармана и, размахнувшись, швыряю в море.
— Ты чего? Что вытворяешь, Бойка? — верещит сбоку Маринка. Дышать сходу легче становится. Еще бы эта ненормальная не приставала с расспросами. — Кто звонил? Что случилось?
— Не твое дело.
Сжимая прохладное стекло бутылки, заливаю в горло очередную дозу алкоголя. Отбрасываю пустую тару и падаю спиной на песок.
— Ну, Кир… — заваливаясь мне на грудь, Довлатова скребет, мать ее, ногтем мой подбородок. — Кира? Ты уснул, что ли? Кира?
Поймав ее запястье, грубо сжимаю его пальцами.
— Я тебя просил не лезть своими когтями мне в лицо? — приглушенно цежу. — Ты совсем тупая, что ли? Ни хрена с первого раза не понимаешь?
— Что… Что… Как ты смеешь? — сердито сопя, Маринка активно хлопает искусственными ресницами. Стопудово этот процесс вызывает где-то ураган. Если уж взмах крыла бабочки способен, то эти замороченные дирижабли и подавно. — Каким тоном ты со мной разговариваешь? — бесится на полном ходу. Только мне похрен. Обычное дело. Попыхтит и успокоится. — Зря я понадеялась, что ты хоть к своей девушке будешь проявлять уважение!
- Ты мне не девушка, — откровенно ржу. Прекращая жалкие трепыхания Маринки, скрепляю оба запястья и дергаю на себя. — Но мне нравится тебя трахать.
— Ты… Ты… — не знаю, что ей мешает сразу заканчивать фразы. Грешит театральными паузами регулярно. По правде, меня порядком раздражает этот ебанутый стиль. Но, судя по всему, это распространенная бабская хворь. — Мудак ты, Бойко!
— Так и есть, Довлатова. И ты, безусловно, всегда об этом знала. Так что кончай выезживаться. Лучше отсоси.
— Сам себе соси!
— Не будь сукой. Приступай.
— Ты хоть понимаешь, что я могу быть с любым? — кричит со звенящим апломбом. — С любым!
— Так вали. Давай, — разжимая пальцы, отталкиваю ее от себя. — Или заткнись и отсасывай. — Маринка и правда затыкается и даже замирает. Глядит из-подо лба, но молчит. — Не можешь сделать выбор? Знаешь, почему? Потому что ты прешься от моей грубости. Ты хочешь, чтобы я тебя принуждал. И намеренно меня провоцируешь.
— Нет!
— Да, — протяжно выдыхаю, выказывая скопившуюся эмоциональную усталость. Хмель, как правило, делает меня на пару-тройку тонов добрее. Но сегодня могу сказать: меня попросту все заебало. Не прикладывая усилий, двумя пальцами толкаю Довлатову в плечо, и она охотно заваливается на спину. Ее даже не волнует, что совсем рядом у костра сидит толпа других пацанов. — Что и требовалось доказать, — ворчу неразборчиво и накрываю ее податливое и мягкое, словно зефир, тело своим…
Опустошив сначала яйца, а несколько минут спустя и желудок, сам не знаю, куда начинаю собираться. Несмотря на пару литров блевотни, которую я оставил за пивным киоском, штормит меня по-прежнему не на шутку. По-хорошему мне бы переночевать в городской квартире. Понимаю ведь, что нарываться не стоит, а все равно за каким-то хером заказываю такси домой.
— Ты серьезно? А как же я? — вопит в открытое окно и одновременно лупит по двери машины Маринка. — Если уедешь… Пошел ты на хрен, Бойка! Я иду к Чаре! Буду трахаться с ним!
— Вперед, — даю добро и, откидываясь на сиденье, прикрываю веки.
По дороге в академгородок отрубаюсь. Чтобы растолкать меня, водителю приходится выйти из машины.
— Пункт назначения, сынок, — без задней мысли оповещает, когда я разлепляю глаза.
— Очень, блядь, смешно, — понимаю по-своему.
Двор рассекаю гуляющей походкой. На крыльцо далеко не с первой попытки восхожу — то и дело назад тянет. На террасе и вовсе какие-то черепки сбиваю — утром их здесь не было.
— Твою мать…
Машинально выбросив руку, ловлю одно из высоких шершавых растений. По итогу часть его остается в моем кулаке, а горшок с землей скатывается по ступенькам вниз. Второй куст так же быстро устремляется следом, а вазон раскалывается по дороге. Грохот такой разносится, подмывает застыть и поморщиться. Это я и делаю. А пару секунд спустя сам не знаю, с чего, начинаю ржать.
Пьяный смех обрывается, лишь когда распахивается входная дверь. Отшвырнув изувеченное растение, на автомате в режим защиты перехожу. Но вместо разъяренной физиономии отца перед моим одурманенным алкоголем взглядом возникает девчонка.
Я смотрю в ее глаза. Она смотрит в мои.
Я сглатываю.
Если говорить о высших материях, убежден в существовании дьявола и прочей нечисти, а не в бога и его приспешников. Но она кажется мне ангелом. И в ту секунду, забывая о творящемся вокруг меня дерьме, на пьяную башню я верю исключительно в то, что вижу.
Я смотрю в ее глаза. Она смотрит в мои.
Сердце напоминает о своем существовании. Без какой-либо причины разгоняется, набирая скорость, которую не всегда во время спринтерского бега выдает.
Я сглатываю. Сглатываю. Сглатываю.
Невесть откуда сорвавшийся ветер резко подхватывает ее длинные золотистые волосы и, разбрасывая пряди, касается ядовитыми плетями моего лица.
Да, она ангел. Ангел смерти.
Если б я тогда понимал…
2
Первой моей мыслью, когда я его увидела, было:
«Ну и придурок!»
Грохот с улицы перекрывает шум закипающего электрочайника, который я, похоже, переполнила выше отметки «максимум». Вздрагиваю и без раздумий бросаюсь из кухни через прихожую к входной двери.
Что могло произойти с моими эуфорбиями?
В том, что кто-то бомбит вазоны, в которые я десять минут назад пересадила мои любимые почти трехгодичные молочайные растения, сомнений не возникает. Все перевезенные цветы не помещаются в выделенной мне спальне, а в других комнатах Ренат Ильдарович «нарушать гармонию» запретил. По поводу террасы скривился жутко, но смолчал.
Распахивая дверь, ожидаю увидеть разъярённого пса, вора-неудачника или даже неловкое приведение… Но никак не пьяного вдрызг сводного брата! Догадываюсь, что это Кирилл Бойко, и все равно не могу поверить, что он такая скотина!
Я смотрю на него. Он смотрит на меня.
Зрачки его глаз расширяются, заливая серебристо-серую радужку чернотой. Мои, подчиняясь каким-то необъяснимым законам, повторяют тот же фокус — кажется, впервые в жизни я ощущаю это физически.
В груди что-то серьезно тормозит. Неужели сердце? Что с ним не так?
Он пьяный, тут все ясно. А я что? Чувствую себя… странно.
В горле формируется ком. Во рту сохнет. И все слова, которыми забит мой гиперактивный разум, куда-то в один миг исчезают.
Он высокий. Его светлые волосы торчат вверх и немного в сторону. От него несет алкоголем вперемешку с никотином и каким-то тяжелым парфюмом.