Гостиница на раздорожье

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вот это… песец, — до меня мгновением спустя дошло, что произошло. Голый мужик стал шерстистым комком. Это похуже, чем дракон огнедышащий, хотя с точки зрения визита инспектора — как посмотреть. 
— Попрошу не выражаться! — заворчала зверушка, открывая рот и реально произнося слова. — Не песец, это моветон и оскорбление, а песеглавец! 
Да хоть песезадец, подумала я, наблюдая, как белоснежная шапка, вильнув хвостом, направилась к зеркалу, видимо, чтобы собой полюбоваться. Я тоже глянула в ту сторону и так и обмерла. 
Это вообще что такое? Это что за непотребство у меня вместо лица? Где мои заслуженные морщины — следы ночных смен и сурового выражения? Я же теперь скорчить соответствующую мину не могу, чтобы все за задницу схватились, судорожно соображая, где облажались? Где моя суровая межбровная складочка, по глубине которой становилось ясно, насколько нам задерживают зарплату? Или гусиные лапки от нервных подмигиваний, благодаря которым все сотрудники понимали вмиг, что у нас «тайный покупатель»? Где я, песец меня подери?
Нет, у меня не было седины и за собой я следила, гостиничный бизнес не терпит раздолбайства и отвратительного вкуса. Если ты не владелец. Тогда, конечно, без комментариев: твои деньги и только тебе решать, как их пролюбить. Но ни один кремчик или сыворотка, даже с вытяжкой из грудного молока и слез девственницы, не сделал бы мне такое лицо — то, которое я сейчас видела в зеркале. Разве что зеркало испортилось… Хотя белого песца, тьфу ты, песеглавца, оно показывало точь в точь. 
— Эм-м, господин песе… главец, — как ни в чем не бывало позвала я. Как бы внутри я ни офигевала, снаружи нужно лицо держать, особенно если так и хочется шандарахнуться этим самым лицом о стол. — Ответьте честно, вы не замечаете разницы между отражением в зеркале и происходящим в комнате?
Судя по взгляду песца, он решил, что я окончательно двинулась. Но не буду же я на глазах у постояльца ощупывать себя? А пощупать тут было что — и кожа гладенькая молодая, и волосы все еще свои, не крашеные, и грудь колесом. Ого-го какая грудь! Не болели ноги, это я сразу заметила, вес был намного меньше, но я тогда значения не придала. Не ломило поясницу, когда поднималась по лестнице. И чтобы рассмотреть рисунки на гобелене, я не прищуривалась, как обычно. Но причину тому видела только сейчас.
Из зеркала на меня смотрела… ну почти что я — версия молодая, не сказать чтобы улучшенная, но явно не потрепанная ни дефицитом девяностых, ни вседозволенностью двухтысячных, и уж тем более эта девочка в отражении никогда не отбивалась от стаи яжматерей на первое июня. Но у нее был тот же волевой подбородок, мой подбородок, так что я вдруг поняла, что эта девочка тоже бы справилась. А может, среди песцов и волчиц в панталончиках тоже немало работы и проблем. 
Было странно смотреть в зеркало, шевелить руками, подмигивать и понимать окончательно, что в зеркале-то я. Как такое возможно? Как скоро меня отпустит этот глюк? А если не глюк это, то что? Вопросы пока оставались без ответа.
— Итак, господин песеглавец, — я не стала спрашивать имя, так даже более угрожающе звучало. — Что вы скажете в свое оправдание? Ковер раритетный — одна штука, покрывало — натуральное — одна штука. Стол лакированный — требует ремонта благодаря вашим действиям — одна штука. Все это совершенно не входит в плату за комнату. Но я могу сделать вам одолжение: можете оплатить испорченные вещи, когда будете выезжать. Как скоро, кстати?..
— Я… Да я... знаете, с кем знаком?! — но пытаться угрожать, когда у тебя лапки и нос черной кнопкой, заведомо провальная стратегия. 
— А вы знаете, с кем знакома я?! — в эту игру можно было играть до бесконечности. И выигрывал на самом деле не тот, у кого знакомств больше, а тот, у кого чувство собственной важности выше и выражение лица самоувереннее. Вот песец и сдулся, хотя чего он от себя-то ожидал, творческая личность, поди. О, заикаться уже начал, вызывая у меня приступ «погладить бедняжку». А что? Давно заметила, когда гладишь воротник песцовой или норковой шубы, на душе так спокойно становится.
— М-мне нужно отправить несколько посланий, вызовите ко мне горничную после ужина. Вы же понимаете, я не брал в глушь больше средств, чем нужно для жизни там, где не на что тратить золотые монеты, — произнес песец. 
Да чем ты говоришь-то, мысленно восхитилась я. Понятно, что ртом, но он же зверь и так-то у песца не те голосовые связки! Он же только тяфкать способен. Должен. Но нет, говорил.
— Конечно, понимаю, все будет сделано. А убраться придут во время ужина, чтобы не мешать вам, — с достоинством королевы-матери я чуть склонила голову, как бы давая понять, что вы, конечно, здесь платите, но громить вам ничего никто не даст. И демонстрировать всякое приличным волчицам тоже. 
Песец поскреб лапками, затоптался на месте то ли от неудобства, то ли хотел обратно превратиться в человека. Смотреть на него голого желания не было, так что я выплыла из комнаты, быстро пожелав хорошего пребывания в нашей гостинице… Узнать бы еще, как это место называется и сколько сейчас постояльцев, сколько работников и будет ли вообще этот самый ужин.
Или узнать бы вообще, как попасть обратно в «Красный матрос». Хоть давно любой столичный хостел давно обошел нас по части клиентоориентированности, но оно же свое, родное. И демонстраторы как-то привычнее, а то — песец.
Ну, песец, со вздохом подумала я. Ну, допустим, даже немного полный.
Я быстро сбежала вниз к регистрационной стойке, пока спускалась, показалось, что за ней кто-то был. Но вот когда подошла уже конкретно ближе, никого не увидела. Можно было спихнуть все на контузию от удара электрическим током, ну мало ли, что мне мерещится, но после волчиц и песцов я готова была допустить любую чушь. И привидения в том числе. Так что я набрала в легкие больше воздуха и прошипела:
— Что за шуточки?! У нас приличное заведение, поувольняю всех к ядрене фене...
Нет, я ждала, конечно, разного, но не того, что из-за моего шипения рухнет люстра.
    
Глава четвертая
Люстра падала величественно, с мелодичным грохотом и шиком. Разом погасли свечечки, затренькали стекляшечки, кто-то сказал «ого» и — хрясь! — массивным бронзовым наконечником люстра прошибла пол. Я же молча смотрела, как из дыры в потолке вырывается открытое пламя и с аппетитом облизывает все вокруг. Все, приплыли, спасайся кто может и кто не может, сейчас вся эта дивная гостиница вздохнет и вспыхнет, и поминай как звали. Кстати, а как? У этого всего есть название, кроме «дыра дырой»?