Сердце призрака
– Значит, все, что он сказал, правда? – спросила я. – Проклятие убило их… и тебя тоже?
– Бремя проклятия нести только мне, – произнес он уверенным голосом. – И никому больше. Хотя… их смерть и правда была всего лишь последствием моего поступка.
Я кивнула в ответ и, возможно, впервые доверилась его словам.
– Но тогда получается, что так ты живешь уже сто лет? Неужели все это время во всем ты винил себя?
От этих слов его лицо исказила боль, а тело содрогнулось. Словно я подсмотрела, или если быть точным, нарушила его личное пространство.
– Именно, – ответил он спустя несколько секунд молчания, которые длились целую вечность. Я слышала напряжение в его голосе и видела, как его непоколебимая уверенность трещала по швам. – Хорошо… это я во всем виноват.
Услышав это, мое сердце заныло от острой боли. Я тут же подавила в себе желание извиниться, отдавшись своему безмерному любопытству.
Сейчас мне как никогда хотелось узнать, что случилось с Эриком на самом деле.
Но вместо этого я подарила ему еще одно мгновение, чтобы тот пришел в себя.
Как и я.
Поэтому, подражая Лукасу, я сменила тему разговора или, по крайней мере, перешла к предыдущей теме.
– Ты не мог бы… сыграть на пианино?
– Прошу прощения? – озадаченно спросил он.
– «К Элизе», – ответила я. – Почему ты не хочешь сыграть для меня?
– Я не могу, – опустошенно произнес он.
– Оу, – пробормотала я. – Лукас и тут ошибся?
– В чем? – поинтересовался нахмурившийся Эрик, коснувшись своего лба и растерянно глядя то на меня, то на пианино, словно пытался понять, кто виновен в его замешательстве.
– Лукас. Он сказал, что ты умеешь играть на пианино.
– Я умею играть, – сказал он, сжав руки в кулаки. – Я просто не могу… играть.
– Это не противоречит друг другу.
Он отвернулся от меня, обратив свой взгляд на пианино.
– Я мог бы сыграть. Однажды.
– Значит, ты был музыкантом?
– Я и есть музыкант! Просто…
– Что просто?
– Я просто… Сыграй еще раз, – попросил он, но смотрел при этом на инструмент. – «К Элизе».
– Но я же сказала, что никогда…
– Играй то, что знаешь.
– Но…
– Пожалуйста.
Это слово он произнес словно молитву, пронзая меня своим взглядом. В одном слоге я почувствовала ту знакомую боль, которая звучала так громко, что заставляла другие аккорды души вибрировать с ней в унисон.
Не понимая, что творю, я присела на скамью.
– Подожди, – сказал он перед тем, как я сыграла первые две ноты. – Анданте. Играй медленно, но не слишком.
– Я знаю, что означает «анданте». – Я уселась поудобнее и начала заново.
– Помягче, – поправил меня он.
Я остановилась и, скорее всего, жутко бы на него рассердилась, если бы он не откинул в сторонку свой плащ, присев рядом и одарив меня лавандовым ароматом.
– Смотри, – заговорил он. – Эти вступительные ноты, рожденные из праха, – единое целое, такое же удивительное и неопровержимое, как первая любовь. Это небывалое чудо, а его частички неразрывно связаны между собой, как небо и звезды. А твои пальцы должны как легкие перышки падать на нежные клавиши.
Он положил правую руку поверх моей, и его прохладные, немного шершавые пальцы расположились над моими. Его слова в сочетании с томным прикосновением вызвали во мне огненную дрожь. Когда он по очереди нажимал на мои пальцы в том же порядке, о котором говорил, я не могла дышать. Однако он тут же остановился, когда отвратительная незвучная музыка вырвалась наружу. Ноты, которые мгновение назад так чудесно резонировали, теперь испускали фальшивую, искаженную мелодию.
Рука Эрика мгновенно отпрянула от моей. Я держала свои собственные там, где они были, не в силах пошевелиться, а моя кожа все еще гудела от нашей связи, тело вибрировало от его близости, а уши и разум потряс нервирующий звук, который вырвало из пианино влияние Эрика.
Он отнял руку от клавиш, но его глаза оставались прикованы к ним, и мгновенная яркая вспышка в них померкла.
– Теперь ты понимаешь, что я имею в виду, – пробормотал он.
Я и правда все поняла.
– Это часть… проклятия, – догадалась я. – Ты не можешь играть, потому что стал призраком.
– Нет, я не призрак, – мрачно ответил он. – И, должен сказать, он тоже.
– Он, – повторила я. – Ты говоришь о Зедоке?
На этот раз он не упрекнул меня за то, что я произнесла его имя вслух. Но и не ответил.
– Кто он? – настойчиво спросила я. – Кто он такой?
– Не тот, о ком ты думаешь, – пробормотал Эрик. – Точно тебе говорю.
Еще один смутный ответ. Но означало ли это, что история Лукаса была неправдой? Эрик сказал, что это так. Возможно, Зедок был демоном.
– Это он держит тебя здесь, – сказала я, медленно складывая руки на коленях. – Он… оно, – исправилась я, снова вообразив его монстром. – Оно держит тебя в плену.
Эрик молча бросил на пианино ошеломленный взгляд, как и мгновение назад. Хотя, возможно, он просто не мог рассказать всего. Может ли то, что не позволяет ему играть, каким-то образом помешать ему раскрыть правду о проклятии?
– Лукас сказал, что ты был…
– Насчет этого юноши, – начал он, вспоминая имя Лукаса, которое привело его в чувство. – Крайне важно запретить ему и всем остальным приходить в поместье.
– Лукас хотел помочь. И, если ему хоть что-то известно о происходящем сумасшествии, я не понимаю, почему…
– Потому что! – проорал он, поднявшись со скамьи. – Когда ты привела его в этот дом, то разожгла огонь в погребе, полном бочек с порохом!
Я пристально смотрела Эрику вслед, пока он шел обратно к камину и остановился там. Столп тьмы во мраке. Но внутри него тоже был свет. И я увидела его, когда он говорил о музыке.
Оттолкнувшись от скамьи, я приблизилась к его темной фигуре.
– Эрик, – сказала я, пока он настойчиво продолжал молчать. – Я… я хочу тебе помочь.
И я помогла, когда приняла его жуткую боль на себя.
Он посмотрел на меня с серьезным выражением лица.
– Я больше тебя не боюсь.
Секунды, на протяжении которых мы стояли как разведенные мосты, длились вечность. Мы словно хотели выговориться друг другу обо всем, что причиняло нам дикую боль, но все же не смогли подобрать нужные слова.
– Причина, по которой ему не стоит возвращаться, – ответил Эрик, снова приблизившись ко мне, – то, что я не могу его контролировать. – Он протянул руку, чтобы коснуться моей щеки костлявыми пальцами. – Не сейчас, когда я не могу тебя защитить.