Твое обручальное кольцо

— Бросай эту петлю, парень. Сделай это раньше, чем бык заставит тебя петь сопрано до конца дней. Работай кистью руки, сынок, как я учил тебя. Работай как следует! Ничто не сделает из тебя мужчину лучше, чем верховая езда и лассо.
Рон улыбнулся про себя. Первый раз, взявшись за лассо, он страшно боялся, что потеряет сразу все зубы и переломает ноги, но гордость не позволила отступить, и в конце концов он стал лучшим наездником округа.
Оба друга спешились, и лишь тогда Алан полез в карман рубахи за двадцатью долларами.
— Энн убьет меня, когда узнает, что я снова проиграл, — пробормотал он, вложив двадцатку в нагрудный карман Рона.
— Тогда не говори ей.
— Ты же знаешь Энни. Рано или поздно она умудряется выведать все мои секреты. — Алан покачал головой. — Запомни, Рон: чертовски трудно быть женатым на ученой женщине.
— Да-а, я вижу, как ты несчастлив, каждый раз, когда останавливаюсь около твоего дома.
Думая о том, как повезло Алану, Рон гладил Корна по носу рукой, которая все еще держала поводья. Спустившись на землю, он снова стал лишь парнем с недостатком, который нельзя скрыть, и ворохом горьких воспоминаний.
Заведение Фрэнка было чуть больше наспех сколоченной лачуги. Усталые и мучимые жаждой сельскохозяйственные рабочие могли здесь промочить горло дешевым пивом и часами обсуждали торговые новости.
Платил Рон. От двадцатки Алана осталось одно воспоминание. Оба они прочно приросли к стойке, сжимая в руках кружки с холодным пивом, — самым лучшим, с точки зрения Фрэнка.
— Как Энн? — спросил Рон после первой кружки. Лицо Алана смягчилось, как и всегда, когда он говорил о жене.
— Отлично после того, как прошли утренние недомогания.
— И что ты испытываешь при мысли еще об одном малыше?
— Примерно то же, что ты — после первой победы в Инда.
Улыбнувшись Алану, Рон почувствовал знакомое волнение, сжавшее горло.
— Это здорово, правда?.
Когда он говорил о прошлом, его голос становился веселым и беззаботным.
Алан зачерпнул горсть фисташек из старой деревянной миски и высыпал ни стойку.
— Между прочим, мы с Энн хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом нашего будущего ребенка. Как ты?
Рон проглотил комок в горле.
— Черт, это было бы здорово! Если я не испорчу его, как испортил Рона.
Алан засмеялся.
— Извини, старина. Ее, а не его.
— Заливаешь!
— Не больше, чем оператор ультразвукового аппарата.
— Ты постареешь к тому времени, когда Рон и будущий малыш закончат школу.
— Ну, Энн не даст мне состариться. Уверяет, что у нас будет уйма времени на то, чтобы подкрашиваться и выглядеть о'кей.
Рон познакомился с Энн, когда Алан впервые оказался под следствием. Тогда она была его золовкой, сестрой жены, которая подбила дочь заявить на отца в полицию. Тогда никто не верил, что родная мать может заставить свою дочь лгать, но именно это и сделала Мэгги Чейн. Лишь после смерти Мэгги, когда Милли переехала к Энн, открылась правда.
Рон тяжело привыкал к женщине, которая помогла отправить его лучшего друга в тюрьму, но изменил мнение, когда Энн вместе с Джейн помогли выиграть дело Алана при очередном слушании.
После Алан уговорил Энн остаться с ним навсегда, а год спустя с громким криком на свет появился Рон Филдинг Чейн, унаследовавший упрямый нрав своего отца.
— Джейн уже согласилась быть крестной, — добавил Алан, словно только что вспомнил об этом.
Рон кивнул и сосредоточился на пиве.
Они вместе с Джейн ждали в приемной, когда родился Рон Чейн. Были и на крещении, и на каждом дне рождения крестника. Каждый раз, когда они оказывались вместе, он хотел ее.
Это очень легко объяснить. Друзья юности Рона, да и он сам, называли таких женщин, как Сандерс, «аппетитными». Округлые формы заставляли кровь в жилах мужчины бежать быстрее.
Но больше всего ему нравились ее улыбка и блеск золотистых глаз, говоривших мужчине, что он — самый привлекательный из всех, кого она когда-либо встречала.
У его жены тоже были такие глаза. И она тоже была умной, сексуальной и волнующей. Вот только вовсе неверной и, главное, недоброй.
 
— Эй, эти часы правильные?
Алан окликнул бармена именно в тот момент, когда Рон подумывал о следующей кружке.
— Не идут! Сломаны! — проорал в ответ Фрэнк.
Ему было семьдесят, однако волосы его напоминали по цвету красное дерево. Слух он потерял почти полностью, работая на лесопильном заводе, и уже не мог разговаривать нормально.
— Ну, мне пора. — Алан осушил последнюю кружку и поднялся. — Пошли к нам. Энн и Ронни всегда рады тебя видеть.
— Нет, я… Я не такой, как твои знаменитые хирурги. Режут, когда хотят… У меня есть работа на вечер.
Алан усмехнулся.
— В это же время на следующей неделе? Дистанция та же?
— Почему бы и нет? Мне нужны деньги.
После ухода Алана Рон заказал еще пива. Может, купить пиццу по дороге домой, думал он, глядя на Фрэнка, который приближался с кружкой. Или поболеть за играющих в бильярд, прежде чем отправиться в долину.
Он хватался за любую возможность, лишь бы не возвращаться домой до тех пор, пока не вымотается до предела — настолько, чтобы заснуть, как только голова коснется подушки.
Во сне он никогда не видел себя калекой, хотя сны ему снились очень редко. Во сне он улыбался женщине, и она улыбалась в ответ, а когда он раскрывал ей объятия, она таяла в них.
Рон поднес кружку ж губам и сделал большой глоток. Дешевое пиво ударяло в голову и имело горький привкус. Но, как и его адвокатская практика, подержанный «мерседес» 1959 года и множество воспоминаний, которые иногда хотелось забыть, это было все же лучше, чем ничего.
  
2
 
Джейн закрыла глаза и представила, как лежит на пляже, обласканная теплыми лучами солнца, и потягивает ледяной «маи-таи». Она заставила себя поскорее отрешиться от лязга решетчатых дверей в утробе тюрьмы и постаралась оживить в воображении успокаивающий шепот волн.
Ей даже удалось почувствовать вместо тяжелого затхлого воздуха, пропитанного тюремной дезинфекцией, легкий и свежий ветерок с ароматом имбиря.
— Сандерс!
— М-м-м?
Джейн позволила ленивой улыбке тронуть уголки губ. Окликнувший ее глубокий, звучный, как у героев вестернов, голос был ей по душе.
— Эй, проснись, Сандерс! Не спи на работе. Большая мускулистая рука осторожно сжала округлое плечо Джейн, приглашая, ее из страны грез в пустую маленькую комнатку с холодным цементным полом.
— С возвращением.
Рон поставил свой стул напротив.
Джейн села прямо и повертела головой, разминая затекшую шею.
— Который час?
— Уже пять.
Серые стены женской тюрьмы, грязные окна, поношенная одежда обитательниц, которых они с Роном встретили в холле, — все было скучным и безрадостным. Даже самого бесчувственного человека эта обстановка повергла бы в уныние.
Джейн и Рон прибыли сюда в начале четвертого и смогли узнать только, что женщина, которую они хотели видеть, увезена в родильное отделение. Ждать пришлось в приемной тюремного изолятора. И пока Рон, уставший от вынужденного безделья, расхаживал по комнате, Джейн решила отвлечься и помечтать, чтобы отогнать подступающее удушье.
— Похоже, я задремала, — застенчиво пробормотала она. — Извини, пожалуйста.
На лице появилась и пропала легкая улыбка.
— Ничего. Это бывает после тяжелого дня.
— Узнал что-нибудь о Марии?
— С минуты на минуту разродится.
Жесткие складки в уголках рта разгладились, и Джейн поняла, что Рон волнуется.
— Как она?
— Не очень, судя по выражению лица того парня, с которым я говорил.
— Лучше бы они посадили охранника, который бросил ее, и закинули подальше ключи от камеры, вместо того, чтобы переводить его в другую тюрьму.
 
— Мария отрицает, что ее изнасиловали.
— А ты не пытался повлиять на нее, чтобы она изменила показания?
— Конечно, пытался. — Рон насмешливо фыркнул.