Бог подстав и я
Зрители были в экстазе. В конце спектакля они аплодировали стоя! Я тоже аплодировала, но их восторга не разделяла. Наоборот, я чувствовала себя подавленной. Почему-то хотелось плакать, а стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором сразу вставали жуткие картинки из спектакля.
Честно говоря, я планировала улизнуть домой. Увиденное отбило всякое желание гулять. Лучше уж встретимся в следующий раз. Вот отойду подальше, позвоню Герману и скажу, что очень устала. Совру, что вызвала такси. Иначе он будет ждать моих восторгов, а я просто не смогу их сейчас изобразить. Однако Герман успел перехватить меня в коридоре. Причём сделал он это, ещё не успев переодеться и снять грим. Я как раз быстро шла к выходу, торопясь уйти, пока зрители в зале аплодируют и обмениваются впечатлениями, когда сбоку мелькнула тень, и меня прижали к стене.
– Тшшш, – сказал жуткий Герман. – Это я.
Некоторое время я смотрела на него, но видела почему-то не симпатичного парня, а маньяка. Того, со сцены. Сердце колотилось так, что я слышала его удары.
– Ты чего? – спросил он, разглядывая меня своими жуткими глазами. Их подвели таким образом, что они стали необыкновенно выразительными и пугающими.
– Ни… чего, – хрипло ответила я, сглотнув. – Просто… ох, Герман, какой же ты сейчас страшный…
– Ты хотела убежать, потому что испугалась меня? – уточнил он.
– Да, – призналась я. – Испугалась до чёртиков. И сейчас боюсь. Этот спектакль получился очень… эээ… в общем, невозможно остаться равнодушным. Боюсь, ночные кошмары мне обеспечены.
Последнее признание у меня вырвалось само собой. Я сразу же испугалась, что он обидится, но он, наоборот, широко улыбнулся. Услышанное ему явно понравилось.
– Значит, ты уловила суть. Ты прочувствовала то, что я хотел донести своим образом. Ты просто чудо, в отличие от этих… – Он с отвращением кивнул в сторону зала, откуда раздавался гомон: люди оживлённо обсуждали шикарную игру актёров. – Они смотрят, но не видят. А ты сразу настроилась на мою волну. Взяла всё, что я хотел дать. Позволила проникнуть в свою душу. О, это так приятно, так… волнующе, – он приглушил голос и теперь с каким-то даже наслаждением рассматривал моё лицо, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти мой испуг. Я невольно передёрнула плечами. Герман рвано выдохнул и начал наклоняться для поцелуя. Почему-то я застыла, глядя на него, как кролик на удава. К счастью, в этот момент люди, наконец, начали выходить из зала. Герман опомнился, схватил меня за руку и увлёк за собой в боковой коридорчик, через который мы попали в костюмерную.
– Подожди меня здесь, хорошо? – попросил он. – Я смою грим, переоденусь и провожу тебя. Если ты, конечно, не захочешь прогуляться. Только не убегай, Лика, – он сделал паузу, быстро погладил меня по щеке и добавил: – Я ведь всё равно тебя догоню.
А потом улыбнулся и ушёл. Почему-то у меня не было полной уверенности, что это шутка. Хотелось, конечно, свинтить, но я его всё-таки дождалась. И хорошо. Ведь когда ко мне вернулся прежний красавчик Герман с ангельской улыбкой, я почувствовала огромное облегчение и наконец-то осознала, что всё, что произвело на меня сокрушительное впечатление, – всего лишь искусная актёрская игра. Никакого маньяка нет, а есть талантливый парень, который прекрасно вжился в роль. Теперь при взгляде на лицо с очаровательными ямочками на щеках становилось стыдно за собственное глупое поведение. От подавленного состояния не осталось и следа. Как вообще можно было принять какой-то спектакль так близко к сердцу? М-да. Вот уж не думала, что я такая впечатлительная. Мне казалось, что после отчима и огненных глаз Азаллама меня уже ничем не напугать.
Герман взял меня за руку, и повёл в противоположную от выхода сторону.
– А куда мы…
– К запасному выходу, – спокойно пояснил он. – Возле парадного нас могут задержать.
– Охрана, что ли? – недопоняла я.
– Нет, – он досадливо нахмурился, и до меня дошло.
– Герман! – ахнула я, резко останавливаясь и всем корпусом разворачиваясь к нему. – Только не говори, что там поклонницы! Бог ты мой! Ну конечно! Вот почему в зале было так много девушек! Они же едва кипятком не писали, когда ты вышел на сцену! Тебе, небось, во время представлений нет-нет да и прилетают женские трусики?
Я расхохоталась, представив себе жуткого маньяка из спектакля с красными кружевными стрингами, свисающими с уха, которые прилетели к нему от какой-то фанатичной поклонницы. Однако Герман моего веселья явно не разделял. Он вообще выглядел так, словно не испытывал ни малейшей радости по поводу своей популярности.
– Надоели, – прорычал он. – Они приходят сюда не для того, чтобы погрузиться в созданный для них мир новых эмоций и переживаний, а для того, чтобы пускать слюни, глядя на меня, как чёртовы гиены на кусок мяса. Не смейся!
Но я почему-то не могла остановиться. Наверное, с истерическим хихиканьем из меня выходило накопленное за время спектакля напряжение. Герман резко подался вперёд, прижимая меня своим телом к облупленной стене узкого тёмного коридорчика. Я захлебнулась смехом и замолчала, глядя в его холодные глаза, как загипнотизированная.
– Что же ты больше не смеёшься? – зло сказал он, а потом, не дав толком опомниться, наклонился и поцеловал меня.
Я бы солгала, если бы сказала, что мне не понравилось. Понравилось. Даже несмотря на то, что поцелуй был чересчур, пожалуй, жёстким. Может, всё дело в том, что сопротивляться странноватому обаянию этого парня было невероятно трудно? И не только мне. Учитывая, что поклонницы караулили его под дверями, оно разило всех подряд, без разбора. В общем, я понятия не имею, как так получилось, но резко вспыхнувший протест в самом начале поцелуя почти мгновенно сменился болезненным возбуждением, выворачивающим внутренности. Терзая мои губы, Герман не просто ломал сопротивление, он заставлял меня чувствовать какое-то извращённое удовольствие от подчинения.
Неожиданный грохот за стенкой и чьё-то приглушённое ругательство частично вернули меня в реальность. Я вздрогнула, обмякла и перестала отвечать на поцелуй, но Герман, вместо того, чтобы остановиться, застонал и начал целовать меня ещё глубже и горячее. Словно моя пассивность окончательно сорвала у него тормоза. Я снова поплыла, но тут он резко отстранился и даже отошёл на шаг, тяжело дыша.
– Нет, нет… Не место и не время…
Я толком не понимала, о чём он говорит, всё ещё находясь в плену ощущений. Губы горели, внизу живота тягуче болезненно пульсировало. Герман застонал, жадно рассматривая моё лицо, и спрятал руки за спину, словно боялся, что сорвётся.
– Как же не вовремя ты дала мне карт-бланш, малышка, – пробормотал он. – Но как быстро поняла правила игры, почувствовала, что нужно делать… Моя маленькая. Как подарочек, который приготовили специально для меня. Такая отзывчивая и послушная.
– О чём ты? – уточнила я рассеянно. Он вроде бы восхищался, но я никак не могла взять в толк, чем именно сумела его впечатлить.