Академия и хаос

Морс Планш стоял внутри звездолета. Камера на миг отчетливо показала задний план. Зазвучал негромкий голос:
— Господин Председатель Комитета Чен, я нахожусь на борту «Копья Славы». Тот корабль, который я нанял для выполнения вашего поручения, — пока единственный, которому удалось обнаружить пропавший звездолет. Догадываюсь, сколь глубокое разочарование вызовут у вас известия, которые я вам сообщу. Ваш советник мертв, он погиб, как и весь экипаж…
Линь Чен, беззвучно шевеля губами, слушал донесение. Планш продемонстрировал ему страшные подробности: ряды тел, парящие в кают-компании, тело Лодовика Тремы, обнаруженное на капитанском мостике, скрюченное и неподвижное. Планш установил личность Лодовика с помощью личного идентификатора Чена, который прижал к браслету на запястье Тремы.
Линь Чен не стал смотреть и слушать дальше. Он и так понимал, что предпринял Планш затем. Тело Лодовика на Трентор не доставят. Об обнаружении корабля будет забыто. Линь Чен не желал, чтобы его обвиняли в экстравагантности и в том, что у него имеются фавориты, — особенно сейчас, когда он собирался именно в этом обвинить Фарада Синтера.
На краткий миг он ощутил себя беспомощным мальчишкой. Он был настолько уверен, что Лодовик Трема летит на другом, более комфортном корабле! Он не хотел признаваться себе и уж тем более кому-то другому в том, что он не только восхищался Тремой — он ему доверял. Интуиция Чена, которая подводила его крайне редко, подсказывала ему, что Трема никогда его не предаст, не совершит ни единого поступка, который противоречил бы его интересам. Он даже время от времени приглашал Трему на семейные праздники — Лодовик был единственным советником, удостоившимся такой милости со стороны Чена. Тот не вводил в крут семьи даже никого из комитетчиков.
Лодовик Трема на таких празднествах вел себя сдержанно и учтиво, необычайно серьезно и невинно играл с детьми Чена, изысканно нахваливал кулинарное искусство их матерей, которое в лучшем случае было достойно самых скромных оценок. А те советы, что давал Чену Лодовик…
Он никогда не давал ему дурных советов. За двадцать пять лет поначалу бесславной и зачастую неблагодарной службы они вместе поднялись на вершину ответственности. Они были свидетелями правления Агиса и первых лет хунты. Лодовик оказал Чену неоценимую помощь в создании Комитета Общественного Спасения, который сумел обуздать хунту, а впоследствии окончательно сместил ее.
Прошло десять минут. Крин вежливо постучал в дверь.
— Да, — отозвался Чен. — Я почти готов.
Он взял бритву и сбрил жидкую щетину, а потом, дабы дать волю охватившим его чувствам, нанес себе два маленьких пореза перед левым ухом. Потекла кровь, смочила кончики волос. Чен промокнул кровь белым полотенцем и выбросил его в дезинтегратор, где неведомые силы поглотили ее.
В юности, когда Чен учился в Имперском Образовательном Центре Рунима, он постигал такие ритуалы на пути к зрелости, следуя Правилам Туа Чена. Туа Чен был самым успешным продуктом секретного плана ортодоксальных руэллианцев, занимавшихся воспитанием особого штамма имперских чиновников и бюрократов. Их деятельность началась четыре тысячи лет назад. Секта называлась «Сияющий Свет». Вступив в пору зрелости, Туа Чен написал две «Книги Правил», в которых зафиксировал основные Руэллианские принципы. Первая книга касалась воспитания чиновников-аристократов (и частично — Императоров), вторая — воспитания сотен миллиардов имперских бюрократов, так называемых «Серых».
Линь Чен был прямым потомком Туа Чена.
Школа «Сияющего Света» в ее нынешнем виде погрязла в предрассудках и стала почти бесполезной, но во времена своего расцвета готовила высокопоставленных чиновников, которые отправлялись служить в самые далекие уголки Империи. И наоборот, со всей Империи каждый год миллионы кандидатов в «Серые» прилетали на Трентор, чтобы пройти обучение в школе Туа Чена. Самые талантливые из них занимали высокие посты в многоступенчатой системе бюрократии планеты и состязались с окопавшимися на своих тепленьких местечках и не желавших никому уступать их тренторианскими «Серыми». Остальные, совершив паломничество, возвращались на родину или получили назначение на планеты фронтира.
Линь Чен стал самым преуспевающим из выпускников школы и преуспел не только благодаря тому, что неукоснительно исполнял жутко занудные ритуалы. Но теперь речь шла о Лодовике…
Это было самое малое, что Чен мог сделать в его память.
— Господин… — пробормотал Крин. Он встревожено посмотрел на ранки на скуле Чена, но промолчал, так как понимал, что лучше промолчать.
— Я готов. Принеси мне мантию для визита к Императору и черную сумочку.
— Что я должен вложить в эту сумочку, господин?
— Имя Лодовика.
Крин опечалился.
— Никакой надежды, господин?
Линь Чен резко качнул головой и быстро прошагал мимо секретаря-коротышки в гардеробную. Крин несколько секунд неподвижно простоял в ванной. Печаль его была искренней. Лодовик всегда вел себя с маленьким лаврентийцем, как с равным. Крин высоко ценил такое отношение, хотя оно никогда не выражалось словами.
Он вздрогнул, выпрямился и поспешил за своим господином.
 
Глава 20
По императорской столовой сновали слуги, шли последние приготовления. Гэри полюбовался на огромную люстру с десятью тысячами стеклянных узорчатых кругов, по одному на каждую из планет, избираемую Императором планетой стандартного галактического года, окинул взглядом стометровый зал, массивные опалесцирующие колонны, знаменитую темно-зеленую малахитовую лестницу. Малахит, пошедший на ее изготовление, в свое время вывезли с единственной заселенной планеты, расположенной в Большом Магеллановом Облаке. Теперь эта колония была заброшена, последние поселенцы покинули ее два столетия назад. Только эта роскошная лестница и осталась напоминанием о великой планете. При виде лестницы Селдон не сдержался. Его губы дрогнули. Будучи премьер-министром, он лично распорядился о прекращении имперской поддержки этой планеты, дабы она не стала слишком независимой и могущественной…
Сколько же всего делалось ради того, чтобы сохранить централизованное правление, как много неизбежных грехов совершала власть! Гэри позаботился о том, чтобы впредь не основывались столь отдаленные колонии, и так теперь и было.
Длинный стол накрыли на тридцать персон. Тридцать стульев черного дерева с высокими спинками стояли у стола. Все они пустовали, поскольку гости еще не прибыли, да и сам Император еще не занял свое место. Клайус I водил Селдона по столовой, словно тот был почетным гостем, а не незваным.
— «Ворон» — ведь вас так называют? Ничего, если я буду вас так называть? «Ворон» Селдон… Обидное прозвище. Ворон птица, которая может накликать проклятье.
— Зовите меня, как вам будет угодно, ваше величество.
— Да… От такого прозвища не отвертишься, — с улыбкой проговорил Клайус.
Гэри, всегда бывший ценителем женской красоты, краешком глаза заметил трех обольстительных женщин и автоматически повернулся к ним. Женщины прошли мимо, словно он был каменной статуей, и подошли к Императору. Казалось, они работают слаженно, как одна команда. Когда они окружили Клайуса, а две из них принялись что-то шептать ему, Император зарделся и с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться.
— О, мое восхитительное трио! — воскликнул он, приветствуя дам. — Гэри, вы не поверите, что за совершенство эти женщины и на что они способны! Они и прежде услаждали меня во время придворных ужинов.
Все дамы одновременно устремили взгляды на Гэри. Особого интереса он у них явно не вызывал, однако они быстро сообразили, каково отношение Императора к этому старику, — сообразили с быстрой и убийственной точностью.
Гэри не был важной фигурой, а просто новой игрушкой — еще менее интересной, чем они сами. Гэри почему-то подумал о том, что, если бы у этих красоток выросли длинные клыки и волосы в носу, они бы не так быстро утратили свою привлекательность. Располагая мудростью, рожденной на протяжении долгой жизни, и бесчисленными рассказами Дорс о природе человеческой, он легко представил себе, что за опытностью этих обольстительниц, под их теплой кожей, нежными голосами, залегает слой холодного сухого льда. Дорс часто прохаживалась по адресу женской половины человечества, хотя изготовлена была в виде женщины, и крайне редко ее суждения оказывались ошибочными.