Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста

С чисто ведомственной точки зрения, продолжал приводить свои доводы Валленберг, вопросы, касающиеся иностранных паспортов, относятся к компетенции Министерства иностранных дел, а не внутренних, и Вайна, таким образом, ими заниматься не должен. Валленберг уверен, баронесса приложит все силы, чтобы помочь мужу и их будущему ребенку: она заставит барона отменить декрет министра внутренних дел.
Уже ранее обеспокоенная тем, что ей доводилось слышать об обращении с евреями, да и сама наблюдавшая ряд неприятных сцен, Элизабет Кемень твердо обещала Валленбергу поговорить с мужем. Вскоре барон Кемень поднял вопрос о паспортах перед «вождем нации». Тот, однако, никакого энтузиазма в отношении просьбы Кеменя не проявил. От евреев, по его мнению, требовалось избавиться. Салаши уже заверял немцев, что на этот раз отступничества не будет. Кемень возражение ловко парировал. Он тоже хочет решить проблему как можно быстрее, но ему кажется, что, если бы новое правительство немного уступило сейчас, оно быстрее достигло бы двух других главных целей: подтвердив законность выданных уже документов, оно снискало бы расположение к себе со стороны шведов, швейцарцев и прочих нейтралов, после чего могло бы потребовать от них, чтобы они забрали к себе из Венгрии всех людей, владеющих их паспортами, в оговоренные за ранее сроки, оставив венграм на их собственное усмотрение, что делать и как поступить с оставшимися в стране евреями.
Таким образом, разрешив самое большее шестнадцати тысячам евреев бежать в нейтральные страны и Палестину — и это при условии, что нейтралы сами обеспечили бы их транспортом и соответствующей организацией транзита, — правительство получило бы возможность без помех и протестов избавиться от вдесятеро большего количества евреев. Изложенное таким образом, предложение Салаши понравилось; оно, по мнению «вождя нации», могло бы стать приемлемым и для немцев.
После того как баронесса сообщила Валленбергу, что данное ей поручение успешно выполнено, она получила еще одну просьбу. Уведомления дипломатического корпуса о переменах в проводимой политике недостаточно. Министр должен объявить о них во всеуслышание, как это сделал Габор Вайна, — по радио, чтобы у местных властей, отделений партии нилашистов и общественности в целом не оставалось никаких сомнений относительно законности выданных паспортов. Далее, в объявлении должно быть подчеркнуто, что вторжение в охраняемые дома и насилие в отношении их жильцов являются совершенно недопустимыми. Аргументы Валленберга оказались достаточно сильными и на этот раз, баронесса обещала обратиться к мужу с еще одной просьбой.
Сначала Кемень ей воспротивился. Унижение и так уже раздраженного соперника было ему не нужно. Но баронесса настаивала; Вайна выставил мужа в неприглядном свете, и муж должен ответить ему той же монетой или потерять лицо. «Ваш друг Валленберг доставляет мне немало хлопот, — пожаловался Кемень. — Ему все мало. Поддерживать с ним знакомство — это что-то вроде китайской пытки водой». Но баронесса настаивала и даже угрожала, как вспоминала она через много лет, уйти от мужа. По-прежнему влюбленный в жену, Кемень не мог отказать, и на следующий день отправился на радио с наставлением от жены: не сделав объявления, из радиостудии не возвращаться.
Согласно слухам, ходившим по Будапешту после войны, настоящей причиной, заставившей баронессу Кемень сотрудничать с Валленбергом, было ее частично еврейское происхождение. Она это отрицает: «Во мне нет еврейской крови, — говорила она посетителю, наведавшемуся к ней в ее квартиру в богатом пригороде Мюнхена в 1980 году. — Я родилась в старинной католической семье. Нет, беспокойство за евреев возникло у меня однажды, когда, выглянув в окно, я увидела группу стариков, плетущихся по улице под вооруженной охраной. Они едва шли, и среди них были, по-видимому, беспризорные дети. Я окликнула конвойных: «Кто эти люди и куда вы ведете их?» Они ответили: «Это евреи, мы ведем их на работу». Я знала, что конвойные лгут. Истощенные старики не могли работать. Наверное, их вели на бойню, и я почувствовала, что должна была что-нибудь для них сделать. И тут как раз я встретилась с Валленбергом; неудивительно, что мы быстро друг друга поняли. Мы были союзниками, отстаивающими гуманность».
Другой слух, ходивший по послевоенному Будапешту, сводился к тому, что они были любовниками. «Какая чепуха! — объяснила баронесса. — В то время я была беременна, и, хотя Валленберг был обаятельным молодым человеком, он и наполовину не был так красив, как мой муж».
1 ноября Кемень вызвал Валленберга и швейцарского консула Лютца в МИД Венгрии. Подтвердив законность официально выданных 4500 шведских и 7000 швейцарских паспортов (он знал, что их было намного больше, но не стал заострять на этом внимание), Кемень заявил, что венгерское правительство вправе теперь потребовать от заинтересованных стран репатриации своих «соотечественников» в максимально короткие сроки, самое позднее до конца месяца. Если евреи с иностранными паспортами к тому времени Венгрии не покинут, с ними будут обращаться так же, как со всеми остальными. Кемень высказал надежду, что ко времени их выезда Швеция и Швейцария официально заявят о своем признании правительства Салаши. Соответствующие приготовления к отправлению и обеспечению транспортными средствами упомянутых людей, несомненно, шведами и швейцарцами будут предприняты? Он сам лично обратится к немцам с просьбой об обеспечении транзита.
Валленберг и Лютц, сразу же осознавшие подводные камни требования Кеменя, ответили, что они должны проконсультироваться со своими правительствами. Они понимали, что, как только евреи с выданными охранными паспортами уедут, их собственное пребывание в Венгрии сразу же потеряет смысл, поскольку отпадет сама предпосылка их деятельности в защиту тысяч других людей с уже выданными сверх квоты паспортами. Кроме того, Валленберг в любом случае намеревался и далее делать всё от него зависящее для спасения тысяч незащищенных паспортами евреев. И еще, даже если бы им удалось обеспечить транспортом перемещение людей через Германию в Швецию, какие могли быть гарантии, что в пути с выезжавшими не произойдут какие-нибудь «несчастные случаи»? Значит, единственным выходом оставалось принять предложение Кеменя в принципе, максимально оттягивая его реализацию. Кемень обозначил время до конца месяца: русские наступали на фронте такими быстрыми темпами, что этого могло оказаться достаточным. Действительно, уже в ноябре первые советские подразделения вклинились в оборону города на юго-восточных его окраинах.
В то время как происходил этот торг, на улицах Будапешта воцарился невиданный до тех пор террор: банды нилашистов, состоявшие подчас из одних подростков, беспорядочно бродили по городу, занимаясь грабежом, побоями и убийствами без всякого противодействия со стороны полиции. При этом нилашисты не разбирали, имели ли евреи заграничные охранные паспорта или же их не имели. Пыткам и издевательствам подвергались все. И все-таки, какими бы ужасными ни были эти бесчинства, они творились беспорядочно и нескоординировано. 20 октября 1944 года Эйхман принялся за дело более систематически, начав массовые облавы на евреев мужского пола в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, якобы для обеспечения венгерской армии рабочей силой. Из домов, помеченных желтой звездой, выволакивались больные, увечные, хромые и инвалиды. На все сборы и заготовку продуктов на 3 суток давался один час времени. В немногих случаях для людей с иностранными паспортами — особенно для тех, кто имел внушительные «паспорта Валленберга», — делались исключения. Некоторым удавалось откупиться при помощи взяток. Собранных мужчин, общая численность которых доходила примерно до пятидесяти тысяч, отвели на ипподром и стадион, разбили на роты и отправили на различные участки на окраинах Будапешта, где они должны были копать траншеи и возводить земляные укрепления на путях возможного наступления русских. От непосильного труда, холода и жестокого обращения люди гибли сотнями.