Номер 19
– Вот так, – прокряхтел «поросенок». Из клетки торчала толстая нога незнакомки, обутая в изящную лакированную туфельку. Вторая нога женщины была босая.
– Кто это? – тихо спросила Ксения, подходя к решетке.
– А хрен ее знает, – равнодушно мотнул головой Снаф. Нога в туфельке мешала закрыть камеру, и он пинком ботинка загнал конечность бесчувственной пленницы внутрь. – Это номер 18. Тебе не все равно?
Он захлопнул камеру, самодовольно хрюкнув.
– Но могу сказать, кто с ней развлекался, – сказал он, и его глаза сально блеснули в прорезях маски. – Есть сынок топ-менеджера одной крутой госкорпорации. Мальчик любит толстых тетенек. На Вечеринку он специально покупает им дорогие платья. Вот это, к примеру, по разным сведениям, стоит почти лям! Говорят, у этого кадра стояк на толстух в дорогих платьях. Он рвет платья зубами, потом обмазывает баб джемом и слизывает его. Даже с задницы и с ног! Такой вот фетиш.
Пока Снаф непринужденно болтал, дополняя свой рассказ о сыне влиятельного бизнесмена все новыми нелицеприятными подробностями, лежащая в камере женщина подняла голову и невидяще уставилась перед собой.
Ксении почудилось, будто перед глазами у нее все поплыло.
Наверное, ей просто померещилось.
Она потерла глаза, снова устремив взгляд на незнакомку, робко пытаясь себя убедить, что все это не по-настоящему.
Женщина тихо засмеялась. Высунув язык, она принялась облизывать джем, которым было вымазано практически все ее лицо.
«По-настоящему», – шепнул внутренний голос, и девушку передернуло.
Но не варенье на лице незнакомки потрясло Ксению.
Голова необъятных размеров женщины была гладко выбрита и утыкана гвоздями.
– …у предыдущей подружки отпилил руки… а когда та пришла в себя, ее руки лежали возле нее на подносе… перевязанные бантиком… а на каждом пальце – по золотому колечку, – трещал без умолку «поросенок».
Ксения облизала вмиг пересохшие губы.
«У нее гвозди в голове».
Эта мысль никак не укладывалась в ее сознании. Словно в школьный ранец пытались впихнуть втрое больше учебников, чем тот был способен в себя вместить.
В мозгу, искрясь, с тихим шорохом внезапно вспыхнула мысль, от которой ей стало дурно:
«Это не квест. Это что-то плохое. Очень и очень плохое».
Голова несчастной женщины кровоточила, алые ручейки струились по голому черепу, смешиваясь с липким джемом. Но самое ужасное заключалось в том, что бедняга, казалось, даже не чувствовала, что с ней сделали, и даже вполголоса хихикала, бестолково елозя на грязном полу. Глядя на ее глупо улыбающееся лицо, перепачканное кровью и вареньем, Ксения на какую-то долю секунды даже подумала, что гвозди не настоящие.
Но в том-то и дело, что они были настоящими.
Она не знала, откуда в ней такая уверенность, но что-то ей подсказывало, что она права на все сто.
«Поросенок» наконец обратил внимание на Ксению и хмыкнул:
– Она под наркотой, маленькая фея. Так что ей все по барабану. Во всяком случае, в течение минут сорока. До следующего клиента.
– Ей нужно помочь, – дрожащим голосом проговорила Ксения.
– Ей нужно просунуть между булок, – возразил Снаф. – Это будет самая лучшая помощь.
Тем временем женщина придвинулась ближе к решетке и ткнулась в нее головой. Один из вколоченных в череп гвоздей глухо звякнул, попав шляпкой в стальной прут.
– …опять ночь, – неожиданно пробормотала она. – …и кругом темнота… а так хочется танцевать…
Присев на корточки, «поросенок» провел указательным пальцем по глазам грузной пленницы, которые были густо залеплены джемом. Она ахнула от неожиданности, затем игриво засмеялась. Снаф снова мазнул, сгребая джем на ее рыхлые обвисшие щеки.
Ксения вскрикнула, пригнувшись, как от удара.
У женщины не было глаз, на их месте чернели неровно выжженные дыры.
«Поросенок» восхищенно цокнул языком.
– Ого! – воскликнул он. – А за вареньем и не видно было.
– …кругом… черная ночь… – запинаясь, продолжила слепая. Она говорила заторможенно, с трудом выговаривая каждое слово, будто ее только что разбудили. – Не видно края и конца… Танцевать… танцевать с любимым… до самого утра…
– Я хочу домой, – выдавила Ксения. – Позовите мою сестру! Позовите Свету!!
Снаф поднялся на ноги.
– Какая еще в п…у Света?
Глаза Ксении наполнились слезами, сдерживаться сил уже не было. Ноги слабоумной подкосились, и она, рыдая, медленно сползла на пол. Находясь в полуобморочном состоянии, краем уха она услышала обрывки разговора:
– Ты чего тут торчишь?
– Привез товар…
– Ты его пятнадцать минут назад привез, придурок. Иди, уберись в четвертой камере. Там один мудило себе вены перегрыз, кровь уже в коридор вытекает. Обоссался еще вдобавок.
В ответ недовольно хрюкнули.
– Я и так без продыха…
– Ты сегодня дежурный по камерам!
Ксения начала медленно подниматься.
– Гляжу, ты на эту вишенку запал? – послышался чей-то язвительный голос, в котором она узнала одного из «поросят».
Пленница сфокусировала свой взгляд, наконец различив перед камерой всю ряженую троицу.
– А если и запал, – процедил Снаф. – Тебе-то что, пидор?
– За пидора паяльник в зад получишь, – пообещал один из «поросят». – Бегом со шваброй в камеру! Если не хочешь занять соседнюю!
Тот что-то угрюмо буркнул, скрывшись из вида.
Дверь в камеру Ксении открылась с резким щелчком, и она увидела склонившиеся над ней две пластмассовые рожицы с пятачками.
– Что с одеждой? – спросил Снуф, вопросительно глянув на напарника. – Снимаем?
Сниф покачал головой.
– Пускай сами снимают, – решил он. – Нам не платят за раздевание участников.
Девушка почувствовала, как ее подхватили мускулистые руки и проворно поволокли по коридору. Ее разбитые, насквозь промокшие сапоги беспомощно волочились по бетонному полу.
– Подождите… – испуганно лепетала Ксения. – Пожалуйста, не надо ничего делать… Пожалуйста… Вы ведь не сделаете мне ничего плохого?
– Мы – нет, – пропыхтел Сниф. – Мы просто проводим тебя в гости. Чтобы ты не заблудилась, бедная овечка.
Она предприняла слабую попытку вырваться, но звонкая пощечина мгновенно отбила у нее дальнейшее желание к сопротивлению. Ксения тихо плакала, глотая слезы.
Она плохо помнила, как ее волокли по грязному, дурно пахнущему коридору, как втащили в какую-то душную каморку, сплошь застеленную пыльным полиэтиленом. В воздухе плавал густой запах перегара и пота, оглушающе гремела какая-то музыка, от которой закладывало уши.