Роковые кости
Несмотря на свою косолапость, Ян Фартинг передвигался почти с такой же скоростью, как нормальный человек, благодаря особому ботинку, который изготовил для него отец-сапожник. Три мили пути через лесную чащу и холм он преодолел на удивление быстро, не задержавшись, чтобы послушать щебет малиновок и полюбоваться на беличьи пляски. Ему было некогда впереди лежал Темный Круг (он же Черный Зем, он же Колдуньина Дыра). «Быть может, сегодня у меня даже хватит наглости пересечь границу, — размышлял Ян. — Мятый вереск, болотистые топи и вонючий туман — в самый раз! Вот это я понимаю! Это настоящий праздник для сына сапожника!»
Ур— ра! С древней известняковой скалы открывался превосходный вид на камни и пустоши Темного Круга. Яну не терпелось насладиться этим чернушным пейзажем, и он пустился бегом на вершину. На краю скалы торчали обнаженные эрозией черные корни лиственницы; Ян тысячу раз бывал здесь и всегда смотрел, куда ставить ногу. Но в этот момент он позабыл обо всем на свете, ибо на холме за границей Темного Круга показались кони и всадники.
Впереди мчался к границе одинокий наездник в плаще цвета меди; издали он казался лишь коричневым пятнышком на сером холме. А следом за ним, в сотне ярдов, неслись три грязно-черных пятна.
Вот это да! И в этот момент Ян споткнулся…
… и кубарем полетел с обрыва. Еще у вершины он сильно ударился о склон и остальную часть пути проделал в ступоре, потеряв почти всякое соображение.
Горькая грязь набилась ему в рот. Небо вертелось над головой… ох, болван, что же ты натворил! Гадкий запах известковой пыли заполнил ноздри, во всем теле отдавалась резкая боль от ударов. Камни молотили Яна по спине, впивались в руки и ноги, врезались в живот, в бока… бух! бух! бух! Наконец Ян приземлился, распластавшись на куче грязи, проросшей побегами ядовитого плюща. Он лежал, оглушенный, посреди листьев и стеблей, бессильно растопырив руки и ноги, словно марионетка с перерезанными ниточками. Тяжело дыша, он прислушивался к тупой боли во всем теле. Судя по всему, кости удалось сохранить в целости. «Ладно, полежи минутку, — сказал он себе. — Отдохни».
Но тут послышался топот и сопение, и Ян, открыв глаза, смутно различил нависшее над ним лохматое существо.
Мокрый язык облизнул его лицо. От существа пахнуло псиной.
Пес?!
— Мрак, это ты?!
В глазах у Яна прояснилось, и он разглядел смоляно-черную шерсть, висячие уши и длинный высунутый язык. Коричневые глаза сочувственно, но не без любопытства уставились на Яна. Да, это был Мрак.
— Какого дьявола ты приперся сюда за мной?! — Пес залаял, завилял хвостом, таким развесистым, что его хватило бы на пару метелок. От него несло тухлым мясом и путом. — У-у-у, чумное чистилище! Я хочу побыть один! Я же говорил тебе, гнусная скотина! Что? Ты волновался? Холера тебя разбери, из-за чего тут волноваться?!
Мрак смущенно тявкнул и, пуская слюни, поставил передние лапы на грубую крестьянскую блузу Яна. Сперва он задушевно склонил голову набок, а затем улегся Яну на грудь с покаянным видом. Правда, в его глазах по-прежнему пылала тревога.
— Волновался, что я могу упасть, да? Ты, паршивый волчий огузок! А тебе не кажется, что ты чуток опоздал?
В словах Яна слышалась искренняя привязанность к четверолапому приятелю; но слова эти вылетали из его рта искаженными до неузнаваемости, похожими на мычание, едва внятными скоплениями гласных и согласных. Бедняга имел врожденный дефект верхнего неба, в просторечии именуемый «волчья пасть». Но пес понимал Яна Фартинга — как понимали его почти все животные.
С бессловесными тварями его связывало какое-то странное сродство — правда, сам Ян не всегда мог понять их. Яна утешало, что его понимает хоть кто-то; тем более что животные вроде Мрака относились к нему куда лучше, чем его собратья-люди.
Не считая разве что Хиллари… Мрак принадлежал не Яну, а живодеру, чей дом стоял в Худом переулке, что в Швейных Клетках. Ян нередко забредал к нему на грязный двор, заваленный горшками и котелками, костями и трупами, присаживался и тихонько общался с дворняжкой. Иногда они вдвоем гуляли по окрестностям, гоняясь за вздохами ветра и оглашая вересковые пустоши и болота тявканьем и бормотанием. Но сегодня Яну не хотелось видеть рядом с собой ни единой живой души, поэтому он велел псу оставаться с хозяином, среди навоза и бурлящего в котлах жира, среди шкур, меха и мыла.
— Они еще решат, чего доброго, что я тебя своровал. И быть мне снова битым как пить дать! Твой хозяин отколотит меня бедренной костью дохлой коровы. Ну что мне теперь с тобой делать? Какого дьявола ты ходишь за мной хвостом?!
Но тут Ян умолк, потому что вспомнил невероятную картину, заставившую его зазеваться и потерять бдительность.
— О Боже пресвятой! Мрак, ты только послушай! Знаешь, что я видел оттуда, сверху? К нам из пустошей лезут такие чудища!… Точь-в-точь крылатые какашки из зада Сатаны! — Пес встревоженно вскочил на ноги, опустил голову и зарычал. — Да, дружок, ты совершенно прав. Я буду держаться от них подальше, но надо же рассмотреть их как следует! Они скакали вон оттуда! — Ян указал пальцем на дальнюю кедровую рощицу, заслонявшую обзор. — По-моему, не мешает прогуляться в ту сторону и взглянуть. Идешь со мной, приятель?
Черный пес припал к земле и расстроенно заскулил.
— Ох, Христовы гвозди! Так и знал, что в попутчики ты не годишься! — Ян с кряхтением поднялся на ноги и отряхнул грязь и прелые листья, прилипшие к штанинам. — Да не хочу я искать приключений себе на задницу. Мрак. Просто посмотрю, что там происходит, и все. — Он расправил капюшон и накинул его на голову. — Понимаешь? Мы проползем через те заросли и колючие кусты тихо-тихо, как крысы в шерстяных чулках. И поглядим, что это за гости к нам пожаловали.
Кто его знает, может, мы не найдем ничего, кроме оленьих следов. Хватит дрожать, ты, сучий помет! Пойдем, не бойся.
Ян решительно зашагал к рощице. Когда тебе двадцать три года и шесть с половиной дней в неделю ты корпишь над подметками, гвоздями и кожей за пару монет в месяц, то жизнь кажется такой пресной! Так хочется хоть одним глазком полюбоваться на приключения! А сегодняшнее утро обещало столько интересного, что Ян просто не мог отказаться от соблазна ради какой-то глупой хнычущей собачонки. Ну уж нет, господа!
Ян пробирался сквозь лес, треща валежником и стараясь не цепляться за кусты и ветки. Вскоре Мрак догнал его, хрипло ворча и потряхивая ушами, как самая веселая собака на свете. Ян утер грязь с мягкой светлой растительности на лице-, которую он сам называл бакенбардами, а его отец — пушком на заднице.
— Так-то лучше, Мрак. Пойдем. Мне уже полегчало.
Засаленные белокурые волосы Яна, доходившие до плеч, болтались спутанными лохмами. Сломанный нос крючком нависал над узкогубым ртом, который точно наспех прорезали на лице кинжалом. Насупленные черные брови придавали лицу угрюмое, озабоченное выражение. Но карие глаза Яна противоречили этому мрачному облику: в них то и дело поблескивала ирония. Сгорбленные и перекошенные плечи, на которых покоилась толстая шея, увенчанная головой весьма необычной формы, создавали впечатление, что этого младенца извлекли из материнского чрева при помощи каминных щипцов — не иначе! Позвоночник его был заметно искривлен в нескольких местах, из-за чего живот и ягодицы диковинно выпирали над коренастыми ногами. Пробираясь между кустами, Ян то и дело подергивал пальцами: то был слабый отголосок чудовищных припадков, порой сотрясавших все его тело.
При росте всего в пять футов и три дюйма Ян был значительно ниже большинства людей и не уставал сокрушаться в душе по этому поводу. О, если бы только он был хоть немного выше и сильнее! Он переловил бы в темных переулках всех своих мучителей одного за другим и выколотил бы из них злобу!
Но, увы, Ян не был бойцом по натуре. Он не знал, уродился ли он на свет таким беззлобным, или же агрессию просто успели выбить из него за долгие годы издевательств. Просто он не желал зла ни одному живому существу… а особенно — себе самому.