Мальчики с кладбища
Ножницы Тито со свистом срезали увядшую головку бархатца.
Марица двинула Ядриэля локтем и многозначительно кивнула головой.
– О! – Ядриэль впопыхах снял рюкзак, порылся внутри и извлек свернутое кухонное полотенце. – У меня для тебя кое-что есть!
Фелипе был слишком занят своей девушкой, чтобы заметить Ядриэля и Марицу, а пробраться мимо Нины и Розы не составило особого труда, но вот Тито – это неприятный сюрприз. Он был близким другом Энрике и не терпел любых выходок.
Но его можно было подкупить угощением.
– Лита только что испекла – еще теплая! – Ядриэль размотал полотенце и показал Тито булочку ко́нча. Восхитительно вкусный хлеб был покрыт рассыпчатой глазурью и напоминал морскую раковину. – Зеленая – твоя любимая! – Уж если Тито не верит плохому вранью, то, может быть, его сумеет переубедить пан дульсе [9].
Тито отмахнулся:
– Мне все равно, что вы, buscapleitos [10], задумали, – проворчал он.
Марица охнула и драматично прижала руку к груди:
– Мы? Да за кого ты нас…
Ядриэль толкнул Марицу, чтобы та умолкла. Они вовсе не были смутьянами, особенно по сравнению с другими молодыми брухами, но и прикидываться абсолютно невинными перед Тито было глупо.
К счастью, Тито, судя по всему, было не до них:
– Pa’ fuera [11], – буркнул он. – Но не смейте трогать мои cempasúchitl [12].
Одного предупреждения Ядриэлю было вполне достаточно – он схватил Марицу за руку и двинулся к церкви.
– Булочку-то оставь, – добавил Тито.
Ядриэль оставил ее на персиковом надгробии. Тито продолжил подравнивать цветы.
Ядриэль взбежал по ступенькам церкви, а за ним, не отставая, следовала Марица. После сильного толчка тяжелые двери со стоном распахнулись.
Ядриэль и Марица прокрались по проходу. Убранство было неброским. В отличие от обыкновенных церквей, здесь было не так уж много скамей, а в задней части вообще не было сидячих мест. Когда брухи собирались во время церемоний и ритуалов, все вставали в большие круги на открытом пространстве. Три высоких окна образовывали церковную апсиду. В дневное время калифорнийское солнце просачивалось сквозь замысловатые узоры разноцветных витражей. Главный алтарь усеяли десятки незажженных свечей.
На выступе в центре стены высилась статуя их священного божества – диосы [13], даровавшей брухам силу тысячи лет назад, когда по Карибам и землям Латинской Америки бродили боги и монстры: статуя Повелительницы Мертвых.
Скелет был вырезан из белого камня. Линии костлявых пальцев, зубастая улыбка и пустые глаза были выделены черной краской. Госпожа была облачена в белую традиционную тунику уипиль с кружевной отделкой и многослойную юбку. Голову увенчивала накидка, опускавшаяся до плеч. Золотой нитью на шее ее платья и подоле накидки были вышиты нежные цветы. В костлявых руках она держала букет свежих бархатцев, срезанных Тито.
У нее было множество имен и обличий: в зависимости от языка и культуры ее называли то Повелительницей теней, то Санта Муэртой [14], то Ла Уэсудой [15], то Миктлансиуатль [16]; но роль у нее была одна и та же. Получить собственный портахе и благословение Госпожи, служить ей – вот чего Ядриэль хотел больше всего на свете. Он хотел, как другие мужчины-брухи, искать заблудшие души и отпускать их в мир иной. Он хотел проводить ночи, не смыкая глаз за скучными сменами на кладбище. Он, черт побери, даже готов был часами пропалывать сорняки и красить надгробия, лишь бы его люди приняли его как брухо.
Пока он двигался к Госпоже, подталкиваемый импульсом служить ей, он думал обо всех поколениях брух, которые отметили здесь свой ки́нсес, о мужчинах и женщинах, которые эмигрировали сюда со всего света – из Мексики и Кубы, Пуэрто-Рико и Колумбии, Гондураса и Гаити, – и даже о древних инках, ацтеках и майя, – обо всех, кого наделили силами древние боги. Об удивительном смешении специфических, ярких культур, которое сделало общину брух такой, какой она была теперь.
Когда брухам исполнялось пятнадцать, их представляли Госпоже, которая благословляла их и привязывала их магический дар к выбранному проводнику – портахе. Женщины чаще всего выбирали в качестве портахе свои четки (предмет, изначально служивший церемониальным ожерельем, но его роль изменилась с приходом католицизма в Латинскую Америку). Украшение должно было быть незаметным и заканчиваться подвеской, содержащей немного крови жертвенного животного. Самой распространенной формой для таких подвесок было распятие, но иногда к четкам крепилось священное сердце или статуэтка Госпожи.
Мужчины выбирали в качестве портахе различные кинжалы, поскольку для того, чтобы обрубить золотую нить, скрепляющую дух с земной привязью, необходимо лезвие. Перерезая эту нить, брухи отпускали духов в загробный мир.
Подарок в виде портахе – важная часть обряда посвящения всех мужчин.
Всех, кроме Ядриэля.
Его кинсес был отложен на неопределенный срок. Ему исполнилось шестнадцать в прошлом июле, и он устал ждать.
Чтобы показать своей семье, на что он способен и кто он на самом деле, Ядриэль должен был провести собственную церемонию – и уже неважно, с их благословением или без него. Энрике и остальные брухи не оставили ему выбора.
По спине Ядриэля сочился пот, вызывая дрожь по всему телу. Воздух был заряжен, а земля под ногами словно гудела от энергии. Сейчас или никогда.
Встав на колени перед Госпожой, он достал все необходимое для ритуала. Он выложил из молельных свечей ромб – символ четырех ветров. В центр он поместил глиняную чашу – символ земли. Маленькую бутылочку текилы он стащил из одной из коробок, собранных для офренды [17]. Немного повозившись с крышкой, он откупорил текилу и вылил ее в чашу. Запах алкоголя ужалил его в нос. Рядом он разместил небольшую солонку.
Он вытащил коробок спичек из кармана джинсов и зажег свечи. Пламя подрагивало. Золотые нити на капюшоне Госпожи вспыхнули мерцающим светом, теряющимся в складках и трещинах.